Постояльцы с 14-го

«Меня постоянно дергают. Марь Васильна, я потерял паспорт. Марь Васильна, как ребенка в детсад отдать. И так каждый день. Я даже на работу устроиться не могу. Могла бы пойти той же уборщицей на 10 тысяч в месяц. Но не могу бросить группу. Да и администрации гостиницы обещала следить за порядком, — вздыхает женщина. — Нарушить слово не могу. Раз обещала, выполняй. Тем более, что руководство гостиницы очень поддержало меня и мою семью, когда нас перестало содержать российское государство (на проживание и питание беженцев из федерального бюджета выделялось 800 рублей в сутки на человека — ТД) в 2015 году, нас несколько месяцев бесплатно кормили в местном ресторане. И кормили хорошо — первое, второе, сыр, колбаса. Это не было унижением. Такую помощь я приняла с большой благодарностью, администрация гостиницы с пониманием отнеслась к тому, что я из-за общественной нагрузки не могла пойти работать, а дочка занималась воспитанием внучки».

Мария Васильевна заводит нас в свою комнату. Выцветшие обои, мебель из советского прошлого. Владельцы гостиницы собирались делать ремонт на 14,15 и 16 этажах. Но когда их попросили принять беженцев, планы отложили. Так и стоят они практически в первозданном виде с тех пор, как построился отель. В номере двуспальная кровать, небольшой стол у окна, старенькие холодильник и телевизор. Есть удобства, имеется и стиральная машинка. На электроплите варится компот. Здесь Мария Васильевна живет с внучкой Викой, ее дочь Оля с маленьким Антошей и зятем Володей (которого она называет не иначе как сын) занимают другую комнату примерно того же формата.

«Когда мы только приехали, горожане, россияне нас приняли хорошо. Приносили вещи, одежду, детей вывозили на разные мероприятия. Конечно, были и те, кто говорил «понаехали», нам самим есть нечего, а тут вас еще кормить. Обиды не было, понимали, что в России жизнь тоже не сахар. И, к счастью, таких все-таки было немного. А сейчас про нас забыли. Может, и к лучшему».

Своих не бросаем

Как у настоящей коммунистки, в комнате у Марии Васильевны на стене среди георгиевских ленточек висят портреты Сталина. Есть в полный рост, в профиль и анфас. Среди черно-белых снимков — цветной плакат с лозунгом «Своих не бросаем!» На нем изображен еще один усатый мужчина.

«Это Стрелок (Игорь Стрелков, настоящая фамилия Гиркин — в 2014 году министр обороны ДНР и командующий войсками самопровозглашенной республики — ТД). Я очень горжусь тем, что с ним знакома, что мы вместе воевали. Он наградил меня, как командира ополчения, медалью «За оборону Славянска», — Мария Васильевна показывает наградной лист с подписью, печатью. Приказ датирован 2015-годом. — Почему я пошла в ополчение? Я не смогла остаться безучастной к тому, что происходило с моей родиной. Тем, кто ее не лишался — не понять моих чувств. А я теряла родину трижды. Первый раз, когда в Баку в 90-м году начались этнические чистки. Я вместе с мамой, маленькой дочкой и братом вынуждена была покинуть Азербайджан, где родилась и выросла. Мы приехали в Славянск, обустроились. Затем развал Советского Союза, для меня это был страшный удар. Я так гордилась нашей большой страной. Так я потеряла второй раз Родину. А потом война на Донбассе…

Когда начались события на Майдане, конечно, не смогла сидеть, сложа руки. Мы организовывали митинги и акции протеста против добычи сланцевого газа, залежи которого обнаружили в нашем районе. Разработка просто уничтожила бы экологию. А весной 2014 года я участвовала в организации референдума в Славянске за федерализацию Украины, за то, чтобы русский язык стал вторым государственным. «За» тогда проголосовал, по нашим данным, почти весь город. А в апреле в город вошел Стрелок, он взял под свой контроль здания администрации, СБУ. Так Славянск стал частью ДНР. Это было 12 апреля. А уже на следующий день город стали обстреливать бойцы украинской нацгвардии. Война началась со Славянска».

Позже Стрелок попросил Марию Васильевну помочь с эвакуацией жителей. Ей удалось вывезти практически всех, кто хотел уехать. В том числе и собственную дочь с внучкой.

— Правда, Олю пришлось обмануть. Я не собиралась уезжать, к тому же сын Володя тоже был в ополчении. И дочка много раз отказывалась от эвакуации, говорила, что без нас никуда не поедет. Пришлось соврать. Мы с Вовой сказали, что тоже выезжаем. Так удалось посадить ее в автобус до станицы Попасная. Но дальше в Россию без меня она снова ехать отказывалась. Пришлось самой отправиться в станицу, чтобы ее переубедить. Взяла документы, вещи некоторые. Но вернуться в Славянск не смогла. Пока была в Попасной, Стрелок оставил город. Так я практически без ничего отправилась в Россию.

— А вы вините Стрелкова в том, что из-за него и его действий лишились дома, вынуждены скитаться?

— Ничего подобного. Я преклоняюсь перед ним, как перед полководцем!

На новом месте Мария Васильевна поддерживала связь с ополчением, организовывала доставку гуманитарной помощи. Вернуться в ДНР порывалась несколько раз, в 2015-м ей даже предлагали должность в совете самопровозглашенной республики. Но дочь не пустила.

Документооборот

Для сотни беженцев, которые живут сегодня в гостинице, Мария Васильевна стала просто незаменимой. Первые полтора года украинцы жили на средства, которые выделяло российское государство. Затем госпрограмма закончилась, и людям сказали, что отныне они должны обеспечивать сами себя: искать жилье и работу, оформлять документы для легального пребывания в стране. Гостинице при этом перестали поступать средства на их содержание. Однако руководство отеля, понимая, что далеко не все беженцы успели встать на ноги, решило их не выселять. За проживание постояльцы платят по льготной цене — пять тысяч рублей за номер в месяц. Еще одно главное условие — люди должны соблюдать порядок, делать уборку, вести себя тихо. За нарушение правил и за просрочку платежей на два месяца из гостиницы могут попросить выехать.

Но при всех плюсах проживания на таких условиях есть один минус — здесь не предоставляют прописку, которая так необходима при оформлении документов на получение разрешения временного пребывания (РВП), а затем и гражданства. Поэтому беженцам приходится искать способы, кстати, не совсем законные, чтобы эту прописку заполучить. Как правило, договариваются через Марию Васильевну с местными жителями и за деньги прописываются в их квартирах. Стоит такая регистрация от 500 до тысячи рублей, как повезет.

Однако получение временной прописки — далеко не последние трудности на пути к легализации.

«Чтобы получить российское гражданство, нужно сначала оформить или подтвердить разрешение на РВП. А чтобы это сделать, необходимо доказать миграционной службе, что ты можешь обеспечить себя и свою семью. Для этого нужно предоставить справку из банка, что у тебя на счету лежит 360 тысяч рублей — минимальный годовой доход на семью из трех человек. Чтобы иметь такую сумму, нужна постоянная и хорошо оплачиваемая работа. А как ее получить, если нет российского гражданства? Работодатель весьма неохотно нанимает иностранцев, боясь огромной отчетности перед различными ведомствами. А неофициальная работа не гарантирует постоянный заработок», — говорит Мария Васильевна.

Обитатели гостиницы придумали способ, как выйти из положения. Когда кому-то из беженцев нужно предоставить сведения о доходах для подтверждения РВП, объявляется всеобщая мобилизация — все сбрасываются деньгами. Когда набирается нужная сумма, ее кладут на счет в банк, затем делается выписка. После того, как справка ушла в госорганы, деньги снимаются и раздаются обратно.

«К сожалению, российские законы вынуждают нас быть мошенниками. Мне совсем не понятно, почему для нас не приняты какие-то нормативные акты, чтобы упростить процедуру получения гражданства. К нам отношение ровно такое же, как и к другим иностранным гражданам. Порой госструктуры требуют такие документы, которые мы в принципе предоставить не можем, там не понимают, что люди бежали от войны без денег, вещей и каких-то бумаг. Например, я оформляла себе пенсию уже после того, как получила российское гражданство. В Пенсионном фонде от меня потребовали подтверждения стажа работы на Украине. Я преподавала в школе русский язык и литературу. Объясняю: там война, никто не даст мне такой справки. А когда я выезжала из Славянска, мне было не до трудовой книжки. Сотрудникам пенсионного фонда все равно — дай справку! В результате получаю минимальную пенсию. Но я не жалуюсь, не подумайте. У других людей гораздо серьезнее проблемы».

Например, Татьяна из Краснодона Луганской области. Женщина рассказывает, что бежала прямо с работы, когда начался обстрел. Схватила дочку, паспорт и немного вещей. Когда выезжала, ей было 43 года. Думала, что через пару месяцев все закончится, и она вернется. Теперь ей 46. И в любой момент ее могут депортировать. Дело в том, что у нее просрочен украинский паспорт. А с таким документом невозможно не то, чтобы оформить РВП, а в принципе пребывать в России. Паспорт она должна была поменять еще в прошлом году. Для этого нужно ехать в родной Краснодон. А на поездку нет денег.

«Кроме стоимости билетов, после пересечения украинской границы нужно будет заплатить штраф за просроченный паспорт — около пяти тысяч рублей, потом, когда отдам документы на переоформление, нужно будет на что-то жить у себя в городе примерно месяц-два. А где я возьму деньги? Тут я работаю посудомойкой в кафе. Устроилась неофициально. Получаю десять тысяч рублей, половину отдаю за проживание в гостинице. Честно говоря, возвращаться обратно я не хочу, — признается Татьяна. — В Краснодоне работы нет, да и медицинское обслуживание здесь лучше. Дочке периодически нужно санаторное лечение. Буду жить в гостинице, пока не выгонят».

Точка невозврата

Володя с Олей и их младшим десятимесячным сыном Антошкой тоже живут в маленьком номере на 14-м этаже — через две комнаты от Марии Васильевны. Владимир, полулежа, сидит на кровати, вытянув ноги. Так удобнее. Во время боя под Дебальцевым он был ранен в бедро. Пулю вытащить так и не удалось.

«Он приехал к нам в ноябре 2015 года. Мы его буквально вызвали сюда. После того, как нас перестало поддерживать материально российское государство, фактически нашей семье не на что было жить. Мама все время занималась беженцами, я не могла устроиться, — вспоминает Оля. — Ему тоже было сложно найти работу сначала. Пошел на стройку, его обманули. Проработал несколько месяцев, а не заплатили. Он даже порывался вернуться на Донбасс, чтобы хоть какие-то деньги нам присылать. Хорошо, что я забеременела Антошей. А так бы уехал…»

Из-за того, что Володя приехал в Россию позже своих родных, он не попал в специальную программу для беженцев, когда им в первые месяцы пребывания оформляли виды на жительство по упрощенной схеме. Теперь же ему, как и многим другим в гостинице, необходимо собирать различные бумаги, искать, где прописаться. Российским ведомствам все равно, что он воевал. Владимир побывал практически во всех горячих точках — Семеновка, Широкино, Горловка, Дебальцево… В Славянске погиб его родной брат.

«Все время думаю, о том, как там. Вспоминаю брата, погибших друзей… Я, как и многие, в политику никогда не лез. Политика и политика. А тут она войной обернулась. Если бы люди думали, к чему все приведет, не ездили бы на Майдан деньги зарабатывать. Сначала ты берешь 300 гривен за «Януковича», завтра 400 за «антимайдан». И всем было по барабану, что там за идеи. А нам на Донбассе было не до митингов и политики, только работа — на шахтах, железной дороге».

Оля и Володя мечтали, что дочку Вику поведут в первый класс в родном Славянске. Но от их дома с небольшим садом ничего не осталось, соседи рассказывают, что строение растащили по кирпичику. Тот, кто это сделал, знал, что за люди в нем раньше жили.

— Вы же понимаете, что рано или поздно вас из гостиницы попросят съехать? Что делать будете?

— Не хочу что-то планировать. Зачем? — пожимает Ольга плечами. — В Славянске много чего хотели — дом перестроить, в саду еще деревья посадить, Вике качели поставить… А потом война. Так, что будет, как будет. Главное, чтобы работа у Володи была. Проживем, как-нибудь.