Где правда, кто виноват и кого в этой истории жальче — пострадавшего или медиков? При ближайшем рассмотрении оказывается, что виноваты все. И всех жалко
Мужчина с окровавленной головой, в порванной футболке и с многочисленными татуировками, покачиваясь, выходит из больничной палаты и сразу падает. Мимо него спокойно проходит медсестра и уходит в другую комнату, в отдалении на кушетке спит медбрат. Мужчина пытается приподняться, падает вновь и вновь, головой о кафель, на полу появляется кровь. Мимо ходят люди в медицинской форме. Пострадавший упадет еще два раза, привалится к стене, попытается встать на ноги, упадет уже с высоты собственного роста и затихнет насовсем. Рядом с ним теперь три медицинских работника, один надевает перчатки и трясет его за плечо, потом треплет по щеке, потом осматривает рану на голове и брезгливо вытирает руку о волосы пациента. Вокруг головы постепенно натекает лужа крови. Медики немного ругаются между собой, девушки берут человека за ноги и пытаются тащить его по полу, кровь размазывается вслед их движению.
Медбрат продолжает спать.
Свара
У этой видеозаписи сотни тысяч просмотров в интернете, почти неделю ее крутят по федеральным каналам. Заголовок на «Первом»: «Следователи в Смоленске разбираются со скандальным случаем в городской больнице, где скончался пациент», «Москва 24»: «В отношении оставивших умирать пациента врачей из Смоленска началась проверка». Дискуссию по поводу смерти человека в «Красном кресте», смоленской клинической больнице скорой медицинской помощи, сложно пересказать цензурно. «Врачи-убийцы», «да пусть эти алкаши сами передохнут», «а если так с тобой?», «я лежал с бомжом в палате, пусть их вообще с улицы не забирают» — и дальше по накатанной с призывами к массовым расстрелам. Только одни хотели бы стрелять врачей, а другие — алкоголиков и бомжей.
— Они так и в карте записали — «неизвестный», — Галина Михайлова говорит напряженно и тихо, приходится специально вслушиваться. — А потом это подхватили в интернете. Те, кто пишет, что он бомж и алкаш, могли бы хоть на кроссовки его посмотреть, они стоят тысяч семь или десять, я сейчас уже не помню.
Галина — родная сестра человека с видеозаписи. Его звали Сергей Иванов, ему было 47 лет, в больницу он поступил ночью 11 июня, предположительно после драки в кафе, через некоторое время впал в кому и скончался 23 июня 2017 года. Видео появилось в открытом доступе совсем недавно, до этого Галина ходила с записью в Следственный комитет, но проверка показала, что «в данной ситуации фактов, указывающих на событие преступления, предусмотренного частью 2 статьи 124 „Неоказание помощи больному“, не установлено».
Время
Сергей ИвановФото: из личного архива
Сейчас идет вторая проверка. Мы встречаемся с Галиной и ее мужем как раз около здания смоленского Следственного комитета. По словам Галины, новый следователь считает, что преступление все-таки состоялось.
— Брат попал в больницу после драки, — рассказывает женщина. — Мы просто пытались выяснить все обстоятельства, я совершенно не ожидала увидеть, что с ним так обращаются. Барменша из заведения, где все произошло, сказала, что скорую вызвали в половину одиннадцатого вечера и она приехала быстро. Когда я увидела в больничной выписке, что он поступил в 4:30 утра, мне стало интересно, где же его столько часов возили!
Женщина написала заявление в больницу, чтобы ей предоставили доступ к записям внутренних видеокамер, получила разрешение и уселась в тесную комнатушку вместе с охранником. Когда она увидела то, что происходило с ее братом, Галина попросила разрешения переписать запись себе. Охранник разрешил, но, пока Галина бегала покупать флешку, передумал, сказав, что для этого нужна отдельная подпись главного врача. Впрочем, Галина получила и ее.
— Главврач Владимир Журавлев говорил, что в больнице брат вел себя агрессивно, отказался от госпитализации и ушел. Якобы потом его привели прохожие и у Сережи бутылка водки была в кармане, — возмущенно говорит Галина. — Но на видео видно, что он все время был в комнатке, куда его положили, что ни один врач к нему не подходил, что ему рану никак не обработали.
После паузы она продолжает совсем тихо: «А они даже ему кровь не смыли… Даже йодом не помазали… Даже йодом!»
Сестра Сергея утверждает, что, кроме этого видео, было еще четыре из кабинетов, которые и доказывали, что мужчина не покидал здания больницы. Она переписала и их тоже, но дома их посмотреть оказалось невозможно, видеозаписи были «битыми», с черно-белыми помехами.
Именинник
— Когда его привезли, он говорил свое имя, фамилию, год рождения. Никаких агрессивных действий, никаких маханий руками он не предпринимал, — продолжает Галина. — В больнице говорят, что запись — видеомонтаж, что он неадекватный был, а это неправда. То есть — ложь.
Она рассказывает, что наколки у Сергея остались с «зоновских» времен — мужчина 19 лет из 47 провел в местах лишения свободы. Галине неприятна эта тема, и она не рассказывает, за что сидел ее брат: «В 16 лет с друзьями угнал мотоцикл покататься, а дальше так и пошло…» На вопрос, за что были остальные сроки, она отвечает: «Вы правда считаете, что это имеет значение? Он не ангел, и это все было в его жизни, но последние пять лет он вел абсолютно здоровый образ жизни, не употреблял спиртное, не употреблял наркотики, даже не ел сахара и соли, качался». По словам Галины, после освобождения он не мог устроиться на работу официально, шабашил на стройках.
Двенадцатого июня у Сергея был день рождения. Вся семья жила рядом, но двумя домами — Галина с семьей и Сергей с мамой. Готовились отмечать: закупили мяса на шашлыки, подарки.
— Мама приходит с утра, я ей говорю — с именинником тебя, мамуль! — рассказывает Галина. — А она говорит, что именинника-то и нет, не ночевал. Искать мы стали сразу, потому что не было такого, чтобы он не позвонил и не предупредил, что его не будет дома.
Матери Сергей позвонил в десять часов вечера 11 июня. Сказал, что встретил старого знакомого, немного посидит с ним и поедет домой. В десять тридцать женщина стала набирать номер сына снова, но тот не отвечал. Сейчас мать Сергея щелкает пультом, когда по очередному каналу показывают видео с гибелью ее сына. Она пыталась, но так и не смогла себя заставить его посмотреть.
Место
Драка, где Сергей получил травмы, произошла в кафе «Хмель» на Колхозной площади. С нее отлично видно древние стены Смоленского кремля и главный собор города, это самый его центр, но место не туристическое. Вещевой рынок, куча ларьков, бабульки торгуют яблоками и носками, молодые люди с бегающим взглядом — телефонами и сим-картами. Шумно, грязно, в полдень уже много подвыпивших людей. Один сидит на земле и мотает головой, мимо проходят сосредоточенные люди с покупками.
На вывеске «Хмеля» написано «паб», но с этим словом кафе проассоциировать сложно. Внутри к стенам прикручена деревянная доска, исполняющая роль стола, на стенах висят таблички: «Оставляем за собой право выгнать клиентов в неадекватном состоянии» и «Водка без пива — деньги на ветер». За деревянной стойкой множество кранов с пивом и спортивного вида бармен в кепке и с толстой цепью на шее разговаривает по телефону, еще двое выпивают. За нами образуется небольшая очередь: яркая блондинка с похмельным мужчиной не может выбрать сорт пива, за ними стоит пожилой человек с сотней рублей и фразой «мне как обычно». Мы чужие, и бармен с нами разговаривать не хочет.
— На что угодно поспорю, что у тебя там диктофон в кармане! Я скажу, а ты все равно напишешь, как тебе скажут!
— Кто скажет?
— Ну эти, как их, — бармен крутит руками в воздухе, — контролирующие органы! Сегодня приходили опять, опрашивали, писали, подписывали, вся эта мутотень. Эй, не снимай, нам реклама не нужна!
С дракой получается непонятно. По словам Галины, барменша, работавшая в тот вечер, сначала сказала, что Сергей зачинщиком не был, стоял в стороне и даже вроде бы приговаривал: «Только бы не сорваться, только бы не полезть», а потом его ударили кастетом по голове и прыгали по лежащему телу. Но чуть позже следователям та же барменша сказала, что не было вообще никакой драки, а двое сильно выпивших друзей упали с крыльца. Травмы Сергея — перелом свода и основания черепа, перелом лицевых костей, перелом носа, перелом локтевого сустава, изувеченные кости таза — скорее свидетельствуют в пользу первой версии.
Я спрашиваю у бармена, часто ли здесь бывают драки, что делают в этом случае — останавливают, выгоняют, вызывают полицию? «Какая полиция, — гогочет тот. — На улицу выгоняем и смотрим, как они **** [дерутся. — «ТД»], ставки делаем». Парочка у стола тоже смеется и заказывает еще пива.
— Вы не местные и в делах наших не шарите, — добавляет бармен. — Этот мужик — наркоман, рецидивист, он и сидел за распространение наркотиков, его весь город знает.
Я спрашиваю, какие наркотики употреблял Сергей; один из мужчин говорит: «Да на игле он сидел, я сам семь лет на героине, что я, не знаю?!» По виду мужчины не очень понятно, шутит он или нет, его товарищ крутит в руках маленький ножик-бабочку, но, заметив мой взгляд, прячет его в карман.
Бармен говорит, что все равно считает важным наказать врачей. «Тут ведь неважно, алкаш он или наркоман, правда? Эта… клятва Гиппократа: сказали помогать — помогай, — говорит он. — Но я считаю, что его судьба убила, а не врачи. Человек сам себе выбрал такую судьбу!»
Я рассказываю, что, со слов сестры, Сергей уже несколько лет не пил, — это вызывает новый взрыв хохота.
— Ты посмотри! — бармен широким жестом обводит небольшое помещение. — Как по-твоему, сюда пить приходят или как в библиотеку — книжки читать?
Красный крест
Смоленскую больницу, которую все местные называют «Красный крест», построили еще в 1897 году, это эклектичное собрание зданий от родильного отделения в старорусском стиле до мрачноватых кирпичных построек шестидесятых годов, соединенных переходами. В административное здание нас пускают, не дослушав про цель визита. Помощница главврача называет «девчатами», сетует, что начальник в отъезде, и сажает на кушетку перед кабинетом начмеда Надежды Кронштофик. Заместитель главного врача по медицинской части занята — она по телефону пытается найти бесплатные эластичные бинты для пожилой женщины, сидящей рядом с нами.
— Галя, ну это же наша Ольга Павловна, — доносится из раскрытой двери кабинета. — Ну давай поищем что-нибудь, нам ее переводить, без бинтов не примут, купить ей не на что.
Бинты находятся, доктор спрашивает: «Вы ко мне?» — и запускает нас в кабинет. Выражение лица на слове «журналисты» никак не меняется, она сразу начинает рассказывать монотонным голосом:
— Поступил он к нам в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения, избитым. Его осмотрел дежурный нейрохирург, травмы не нашел, но, учитывая его состояние, его положили в… Я не хочу говорить слово «отстойник», у нас есть такая небольшая палата, чтобы такие люди отсыпались, чтобы потом можно было сделать МРТ или КТ.
Чуть позже мы зайдем в эту палату — крошечную аскетичную комнату, пропитанную запахами алкоголя, мочи и экскрементов. По словам врачей, 60% тех, кто поступает в приемную «травмы», — сильно пьяны.
— Мы сразу и не могли никакого обследования провести, потому что его под томограф положить было невозможно такого буйного, — говорит Надежда. — Эти пациенты у нас выворачивают раковины, ломают кушетки, видите решетку на окне? Ее с корнем выдирали.
Как утверждает Кронштофик, потом медицинский персонал отвлекся на людей, поступивших с места ДТП, а когда вернулся — Иванова уже не было. Версия больницы — он куда-то ушел и вернулся еще более пьяным и окровавленным.
— Медбрат проводил его в палату и вроде бы должен был позвонить врачу, потому что травма была очевидна, — усталым голосом говорит врач. — Только у нас один нейрохирург на все отделения. Вы знаете, что такое нейрохирург? Они же все учатся много лет, а потом хотят делать сложные интересные операции, а не вот это вот в приемном, шить десоциализированных людей, которые на тебя плюют, писают, матерятся… Да, возможно, хирург подошел не сразу, это наша реальность, он не может размножиться.
То, что люди поступают одновременно с травмами головы и алкогольным опьянением, сильно затрудняет диагностику. Нечеткие движения, неадекватное поведение, сонливость и все остальное — клиника одна и та же. При этом отправить таких больных в центр детоксикации из травматологического отделения врачи не могут, потому что не снят основной диагноз, не определена степень тяжести травмы. По протоколу в случае криминальной травмы нужно отправить телефонограмму в полицию — по словам Кронштофик, они так и сделали — и взять кровь на алкоголь. Только у Сергея анализ крови не брали якобы из-за полностью склеротизированных вен. Она рассказывает, как уже в реанимации ему специально ставили подключичный катетер — в вены на ногах, руках и в паху игла просто не входила.
Финал
— Я не оправдываю своих сотрудников, поверьте, — говорит Кронштофик. — Я считаю, что можно было убыстриться, сделать все гораздо пристойнее. Мы не нарушили правила оказания медицинской помощи, что же касается деонтологии…
Надежда Кронштофик задумывается. Деонтология — это учение о проблемах морали и нравственности, особый раздел этики. Врачебную деонтологию преподают в медицинских вузах России, где-то в виде особого курса, где-то отдельными часами в курсе общей философии. Предполагается, что будущих медиков учат правильным взаимоотношениям с коллегами и пациентами. Все медицинские работники на видео — студенты Смоленской медицинской академии, они имеют право работать в больнице, потому что персонала не хватает.
— Что касается деонтологии, — говорит доктор, — я считаю, что нас сгубил его большой вес. Он весит… Весил больше ста килограммов, девочки просто не смогли его поднять, перетащить на каталку, физически не смогли. Да, лично я бы на их месте хотя бы осталась держать пациента за руку, но я выросла и начала работать в другое время. Мы разные. Люди все разные. Мне жаль, что у нас не стоит за воротами толпа, мечтающая работать в этих условиях, когда все время кровь, грязь и мясорубка.
Надежда Кронштофик проводит нас по длинным больничным переходам, то и дело здороваясь с коллегами и с пациентами, показывает, как выглядят инвалидные кресла и каталки. Они точно такие же, как и в любой российской больнице: неказистые, клеенчатые, с инвентарными номерами, одна тяжко осела на правое колесо и прислонена к стенке. Кронштофик говорит, что двадцать семь минут промедления, которые и оказались зафиксированы на пленке, никак не повлияли на финал. «Он же не умер в нашем отделении, на следующий день он очнулся, сел на кровати, даже послал врача по матушке, — говорит она. — К сожалению, еще через два дня пациент стал ухудшаться. Его оперировали, удалили гематому, но это не помогло. Если бы он получил эту травму на улице, к нему могла бы столько же ехать скорая».
Именно Надежда Кронштофик дала распоряжение отдать видеозапись семье Сергея Иванова, чтобы помочь понять, когда мужчину привезли в больницу. Начмед говорит, у нее «мысли не было», что на записи может быть что-то не так. «Если бы мы что-то такое подозревали, мы бы попытались ее скрыть, правда? — впервые за разговор женщина улыбается. — Но мы поступили честно, мы отдали все семье, мы соболезнуем».
Медсестры и медбратья, которые попали на видеозапись, продолжают работать в приемном отделении. Зарплата санитарки — около 14 тысяч рублей, медсестры — около 20, единственный нейрохирург, работающий и в приемном, и в нейрохирургическом отделении, получает 31 тысячу 810 рублей и часто говорит об уходе и переезде в столицу.
Надежда Кронштофик тяжелой походкой возвращается в кабинет. На прощание говорит нам: «Не надо думать, что медицина является чем-то эксклюзивным в нашем государстве, сравнительно с общим состоянием нравов». Около ее кабинета уже сидит очередь из десятка посетителей.
Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь нам
