23 января отныне можно считать вехой в новейшей российской истории — власть публично по сути признала сталинизм нашей идеологией. 17 января министерство культуры выдало прокатное удостоверение фильму Армандо Ианнучи «Смерть Сталина». В этой сатирической картине рассказывается о борьбе за власть, сотрясшей ближний сталинский круг сразу после его смерти.
С 25 января фильм был заявлен к российскому прокату. А 23 января министерство отозвало прокатное удостоверение, сославшись на «многочисленные просьбы трудящихся». Трудящимися в данном случае выступила группа деятелей культуры во главе с председателем Общественного совета Минкульта писателем Юрием Поляковым и исполнительным директором Всероссийского хорового общества Павлом Пожигайло.
Поляков заявил о «недопустимости навязывания нашему зрителю таких беспомощных с художественной точки зрения и злобных с идеологической точки зрения лент», а попытку выпустить фильм в прокат расценивает как «явное навязывание и оскорбление наших гражданских и национальных чувств». Пожигайло же напомнил, что в «Смерти Сталина» якобы оскверняются национальные исторические символы — советский гимн, ордена и медали, а «маршал Жуков изображается придурком». Депутат Думы актриса Елена Драпеко призналась, что «большей гадости» она «вообще никогда не видела. Это абсолютный пасквиль, провокация, попытка убедить нас, что и страна у нас ужасная, и народ у нас идиот, и правители наши дураки».
Эта же группа трудящихся открыла глаза министру культуры РФ на то, что в фильме содержатся элементы экстремизма, и Мединский, что называется, на голубом глазу, не износив, можно сказать, туфель после выдачи «прокатки», охотно ее отобрал. Скорее всего, эта акция — министр выдает прокатное удостоверение, а потом чужими руками его отбирает, чтобы самому не пачкаться, — была спланирована заранее, но это даже и не так важно. Важно то, что цензура в России приобрела вполне отчетливые формы.
Вождь упал
Фильм мастера политической сатиры Армандо Ианнучи («Гуща событий», «В петле», «Вице-президент») начинается со сцены симфонического концерта. Под конец концерта в рубке звукорежиссера раздается звонок — звонит Сам и просит прислать ему запись концерта. Режиссер в ужасе — запись не ведется, концерт закончен, люди расходятся. Надо срочно заполнять кем-то зал и играть заново. А тут еще дирижер, узнав о неувязке, от расстройства теряет сознание, ударяется головой об пол и замирает. Работники консерватории бегут на улицу, хватают случайных прохожих и тащат на концерт. Одновременно совсем другие люди хватают на улице других людей и тащат их совсем в другое место. Все это на экране перемешано, в воздухе разлит ужас и нервный смех. Запись концерта прошла успешно, а любимая пианистка Сталина Мария Юдина (Ольга Куриленко) успевает всунуть в пластинку, предназначенную Сталину, записку с проклятиями.
Получив записку, Сталин (Эндрю Маклафин) заходится в звероподобном смехе и, перенапрягшись, падает на ковер, предварительно оросив его монаршей мочой. Так и останется он лежать — взращенная на страхе охрана не посмеет зайти в комнату вождя, даже услышав звук падающего тела. Ну, а поскольку все приличные врачи — кто расстрелян, кто в лагерях — Сталина спасти не удается. А в патефоне найдут ту самую пластинку с концертом. Про пластинку — чистая правда, что было — то было.
Семь самураев в поисках власти
А дальше на сцену выходят семь персонажей — Маленков (Джеффри Тэмбор), Хрущев (Стив Бушеми), Берия (Саймон Рассел Бил), Молотов (Майкл Пейлин — тот самый, из «Монти Пайтон»), Каганович (Дермот Краули), Микоян (Пол Уайтхаус), маршал Жуков (Джейсон Айзекс). Это — тот самый ближний круг, в котором борьба за власть сначала выглядит лишь темой для смешного комикса (тут уместно напомнить, что фильм снят по одноименному комиксу Фабьена Нури и Тьерри Робина), но на протяжении фильма смех скукоживается от страха, уступая место ужасу и отвращению. Затеянная Хрущевым смертельная интрига против Берии шаг за шагом превращается в кровавую жестокую распрю.
Вместе с интригой жесткую метаморфозу проходит и ее инициатор — Хрущев. Наконец-то Стив Бушеми — снявшийся чуть ли не в двух сотнях фильмов талисман Коэнов, получивший прозвище «киноспам» — дождался главной роли на большом экране. Уже на пороге 60-летия этот мегапопулярный актер получил большую роль. Актерский состав в «Смерти Сталина» буквально образцовый, но только Хрущев на наших глазах проходит путь от нелепого мелкого шулера-политикана до страшного вершителя судеб, прошагавшего к власти по трупам вчерашних друзей. И дошагав до вожделенной цели — кресла главы государства, почивающий на лаврах Хрущев получает от режиссера черную метку. Вся гоп-компания собралась в консерватории на тот самый концерт, что стал косвенным виновником смерти Сталина. Спокойные, расслабленные, чуть уставшие от подковерных схваток лица. На переднем плане — довольный Хрущев. Все смотрят на сцену, покачиваясь на волнах классики. И только один человек не устремил взор на музыкантов — за спиной Хрущева сидит кто-то, кого не было в фильме, кто-то новый, довольно молодой, с густыми-густыми черными-черными бровями. Он пристально смотрит в спину новому хозяину страны…
И ты понимаешь, что конец у всякого диктатора один. А если шире — зло всегда вернется бумерангом. Это знают все, и сами диктаторы в том числе — но то ли никакой диктатор не считает себя диктатором, то ли, как все смертные, они уверены, что самое плохое всегда случается с другими. Думал ли вождь мировой революции Ленин, что смерть застанет его в состоянии гнилого овоща? Единственный в отечественном кино режиссер — Александр Сокуров — решился затронуть эту тему в фильме «Телец». А вообще о вождях без пиетета у нас не принято. Слава богу, Сокурову повезло — в 2001 году, когда фильм появился, современная русская народная забава — оскорбляться чувствами — еще не получила распространения, а то бы, конечно, уходить Сокурову в глухую оборону.
Комикс и фарс
Ианнучи не пытается преодолеть стилистику комикса. Более того — он в нее ныряет, он осваивает эту стилистику, живет в ней и заставляет жить актеров. Здесь каждый эпизод — как страница «графического романа». Режиссер не заставляет актеров играть в психологию, наоборот — он выдает каждому одноцветную маску и велит не особо «психоложествовать». Что поделаешь, жанр обязывает — фарс ведь. Актеры загримированы так, что ни у кого не остается сомнений — это грим. Лица преувеличенно намазаны, каждый из «семи самураев» — готовый персонаж комедии дель арте. Кроме Хрущева, еще только Светлана Аллилуева (Андреа Райзборо) выглядит живым человеком, претерпевающим по ходу сюжета изменения. В начале мы видим сверхэмоциональную, чуть дурковатую девицу, заламывающую руки, исходящую то горем, то радостной эйфорией, резкую и доверчивую. «Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо. Можешь на меня во всем положиться», — воркует Хрущев — и Светлана верит. А в конце мы видим взрослую женщину, разочарованную во вчерашних друзьях, брошенную ими. «Я не думала, что это будешь ты», — с горечью признается Светлана, глядя в стальные глаза еще вчера обещавшего ей поддержку добренького Хрущева, сегодня изгоняющего ее из страны.
Оттенки мерзости
У каждого здесь свой оттенок мерзости, свое экранное кредо. Хрущев — коварство. Берия — непомерное властолюбие. Молотов — хамелеон. Майкл Пейлин, выдающийся английский комик, играет Молотова как образец органической, нутряной подлости, позволяющей такие несовместимые в нормальном человеке вещи, как любовь к жене и одобрение сталинского приговора ей. Булганин — человек-желе, вечно трясущийся то от страха, то от подозрений, то от предвкушений. Маленков — мини-Наполеон, вчера заснувший шестеркой при Сталине, а проснувшийся главой государства, оттого надутый сверх меры, но не знающий, что делать со свалившейся на него властью. Жуков — рубаха-парень, ставящий точку в тянущейся борьбе за власть, помогающий Хрущеву всех перехитрить. А все они вместе — воплощенная трусость, глупость и некомпетентность.
Не уходя в область глобальных обобщений, Ианнучи тем не менее рисует обычную для всякого тоталитарного государства картинку. Умер диктатор. Поляна зачищена. Все специалисты в лагерях. Трусливая посредственность, которой окружил себя вождь, принимается делить власть. Ой нет-нет, это не про наше будущее, вы не поняли — это про наше прошлое. Уф.
Пустить или не пустить
«Смерть Сталина» еще задолго до проката попытались принять в штыки. Известный поборник чужой нравственности Павел Пожигайло, на тот момент председатель общественного совета Минкульта, на всякий случай оскорбился заранее, и не только за себя. Вспомнил не к ночи «Матильду» — мать всех оскорбленных. «Если история с Николаем II — это православные люди, то история со Сталиным — это коммунисты. И то же самое, что сейчас с Матильдой, возникнет и в коммунистических рядах», — заволновался неистовый общественник. Но потом, видимо, дали отмашку не оскорбляться и тихо вручили фильму прокатное удостоверение. Вообще оскорбленные в этом случае ведут себя умнее — видимо, готовятся стать в позу после просмотра фильма. А то и «Матильда», и «Тангейзер» стали жертвами ранимых людей, забывших хоть тайком взглянуть на причину своих страданий. Со «Смертью Сталина» понятно — накануне выборов закручивать гайки не принято, особенно если хочешь усидеть в кресле министра. А коммунисты да сталинисты пусть потом сами бузят. Минкульт в любом случае будет не при чем.
Занятно: фильм на такую интересную тему, как борьба за власть сразу после смерти Сталина, ликвидация Берии, приход к власти Хрущева, за столько лет в России так и не сняли. Даже до Троцкого с Парвусом дотянулись, хотя оба — фигуры в официальной истории не самые популярные, имена, вычеркнутые из учебников и исторических монографий, запрещенные еще Сталиным, да так до сих пор и не «раскрученные». Не считать же залихватские сериалы изучением этих личностей. А про Сталина, Хрущева, Жукова, Маленкова и иже с ними — ни гу-гу. Словно страх сталинских времен так и остался сидеть в мозгу, как зловоние, которое нужно веками выветривать. Так, стоп. А про кого из новейших вождей у нас были сняты фильмы? Так, чтобы показать все изгибы больного властного сознания, дорогу к трону с кровавыми метками? Интересно, что ни про кого.
Дело тут, скорее всего, даже не в боязни кого-то обидеть (в конце концов оскорбляться стало модно совсем недавно) и даже не в подсознательном страхе. Думается, это проявление самого порочного для всякого художника явления — самоцензуры. Внутренней, не проговоренной. А самоцензура идет от свойственной русскому человеку сакрализации власти — давней, застарелой, выедающей коллективный российский мозг.
Оттенки смеха
Умышленная театрализованность фильма не мешает камере время от времени выходить за пределы Кремля и властных коридоров. Иногда действие перемещается на улицу, и здесь в основном снуют «воронки» с арестованными, из подъездов вытаскивают заспанных «шпионов», «агентов» и «вредителей» в пижамах и халатах, и, скользя камерой по застигнутой тиранией Москве, режиссер даже успевает буквально за несколько секунд рассказать историю предательства отца сыном. И так же, вскользь, крохотным эпизодом, в конце он расскажет про встречу вернувшегося из лагеря отца с предавшим его сыном. Мы увидим только крупные планы, глаза, в которых ужас и боль. Это тоже как страничка комикса, но от этого не менее жутко.
А то камера спустится в подвалы Лубянки, по которым шастают энкаведешники, таская на себе окровавленных, полубездыханных тех же «шпионов-вредителей-агентов». За стенами слышны крики и выстрелы. Это было бы смешно своей злой сказочностью, если бы не отзывалось в нашей исторической памяти правдой. Наверняка найдутся и те, кто скажет: нельзя смеяться над репрессиями, нельзя ерничать там, где трагедия миллионов. И опять, в который раз пойдут споры о том, над чем можно смеяться, а над чем — нельзя. Но обычно в такие споры ввязываются люди, которые не видят и не слышат оттенков. В частности — оттенков смеха.
Гилберт Честертон, умнейший человек, придумавший собственную философию счастья, писал в своей «Автобиографии»: «Смеяться можно над чем угодно, но не когда угодно. Мы можем шутить над смертью, но мы не будем шутить у смертного ложа».
Главное — не смеяться, как Иосиф Виссарионович в самом начале. Это опасно.