В деревнях живет четверть россиян. С каждым годом они все меньше занимаются землепашеством и животноводством, все больше собирательством и отхожим промыслом
Если вы не знаете, как завести разговор в незнакомой деревне, спросите, когда развалился колхоз. Вам с удовольствием расскажут о былом поголовье коров, количестве ферм и размерах посевных площадей. Еще приведут какой-нибудь знаменательный факт, например, что колхоз занимал третье место в РСФСР по кормовой свекле.
Бывает, сельхозпредприятие выжило, само или в составе агрохолдинга, его по-прежнему называют колхозом, а генерального директора — председателем. «Председатель» может, как встарь, послать технику на какую-нибудь общественную стройку или выделить трактор для расчистки дороги.
Колхоз вероятнее всего развалился не в 1990-е, а уже в 2000-е. «Колхозы» продолжают исчезать и сейчас. По предварительным результатам прошлогодней Всероссийской сельскохозяйственной переписи с 2006 по 2016 год сельскохозяйственных предприятий в России стало почти на 40% меньше. На укрупнение это не спишешь, потому что площадь обрабатываемых земель тоже сократилась с 410 миллионов гектаров до 292 миллионов.
Основная масса этой земли пришла в запустение (зарастающие поля можно увидеть по всему российскому Нечерноземью), а часть, похоже, перешла фермерам. У них как раз площади за 10 лет выросли (с 26 до 37,9 миллионов гектаров). Но самих фермеров с 2006 года тоже стало меньше, причем почти вдвое (136,7 тысяч хозяйств против 253,1 тысяч в 2016-м).
Это притом, что уже шесть лет в России действует система грантов для начинающих фермеров. Но фермеры зачастую растут в количестве только на бумаге. «Думаю жену сделать «начинающим фермером», чтобы комбайн купить», — признавался мне крестьянин Павел из умирающей деревни в Кировской области.
Свое хозяйство фермеры часто ведут на остатках колхозного богатства. Держат скот в старых колхозных коровниках, пашут старыми тракторами. Для многих жителей села колхоз — это золотой век, оставивший после себя руины, на которых они теперь и живут.
В каждой деревне обязательно есть хотя бы одна руина, напоминающая о былом благоденствии. По полям торчат развалины колхозных ферм. На центральных площадях сел — разрушенные колхозные конторы. От сельской гостиницы или колхозной столовой остались только стены. Гниют ставшие ненужными общественные бани, опустевшие детские сады, закрытые больницы и школы. Сельская Россия — это цивилизация развалин.
Пустеют и жилые дома. По переписи 2010 года 12,7% деревень в России вообще не имеют постоянных жителей, а в большей части живых сельских населенных пунктов число жителей не превышает 50 человек. В 36 209 деревнях живут меньше, чем по 10 человек.
Заброшенный домФото: Кристина Сырчикова/SCHSCHI для ТДДеревни, даже довольно труднодоступные, превращаются в дачи. Происходит это естественным путем. Молодежь уезжает в город и навещает стариков только по выходным, плюс отправляет в деревню детей на лето. После того, как старшее поколение умирает, дома всю зиму стоят пустые.
Когда в деревне почти не остается постоянных жителей, начинаются набеги мародеров. Из зданий выносят весь металлолом, даже печные заслонки, разломав печку.
Несмотря на это, в сельской местности по-прежнему живет почти 26% населения страны. По данным Росстата на конец 2016 года — 37,77 миллионов человек. Конечно, 137 тысяч крестьянских и фермерских хозяйств и 36 тысяч сельхозпредприятий не хватает, чтобы обеспечить их работой.
Но далеко не все официальные селяне действительно живут и работают в селах. Деревни рядом с городами давно превратились в обычные пригороды с ежедневной маятниковой миграцией. Несколько десятков таких деревень можно насчитать даже на территории Новой Москвы — в ТиНАО.
С другой стороны, селами теперь числятся многие бывшие поселки городского типа и даже города. Люди там живут в многоквартирных домах, зачастую и огородов не имеют. Самый массовый перевод горожан в сельские жители произошел в 2004 году. Тогда в стране даже немножко выросла доля сельского населения. Этот процесс продолжается. Например, в 2013 году сельский статус получили городские поселения с 67 тысячами жителей. Если присмотреться к докладу Росстата «Социальное положение и уровень жизни населения России 2015 года» , получается, что смена категории населенных пунктов — единственный фактор, частично компенсирующий миграцию в города и естественную убыль сельского населения.
Очень многие сельские жители, которые хотят работать и зарабатывать, уезжают на вахту. Они едут буровиками, строителям, дорожными рабочими.
Предприниматель, построившей в селе под Ростовом Великим гостиницу, жаловался мне, что не может найти персонал: «Все, кто не пьют, уехали работать в Москву или какие-нибудь мосты строить».
А бывшая горничная Ольга из соседнего села честно признавалась: «Чем у него за 10 тысяч работать, я лучше буду подсобным хозяйством заниматься».
Жилье в сельской местности в среднем просторнее городского. По данным Росстата за 2014 год на одного горожанина приходилось 23,3 квадратных метра жилья, а на жителя сельской местности — 25 квадратных метров. Многие крестьяне по-прежнему живут в домах, мало отличающихся от классической русской избы, с печным отоплением и туалетом во дворе. Дом предваряют холодные сени. Внутри одна или две комнаты, в каждой стоят по несколько кроватей. Топят обычно дровами, и к утру зимой дом сильно остывает. Если в деревню проводят газ, жизнь становится сильно проще. Поэтому о магистральном газе мечтают многие жители сельской России.
Электричество на селе есть почти везде. За свет платят по тарифу для сельских поселений, он ниже городского. Но отапливать дом электричеством никто себе не позволяет.
Часть крестьян, наоборот, живет в многоквартирных панельных домах. Это касается не только бывших поселков городского типа, разжалованных в села, но и старых колхозов, которые в пору смычки города и деревни периодически строили у себя городское жилье. Обычно это двух- или трехэтажные здания, ничем особенно не отличающиеся от городских панелек. В таких квартирах имеются все удобства.
Впрочем, деревень с полным набором коммунальных благ в России немного. В 2010 году из 133 708 «живых» сельских населенных пунктов только 35% (47 926 деревень) имели водопровод, и только 5% (7086 деревень) — канализацию. Обеспеченные люди решают вопрос в индивидуальном порядке, с помощью скважины и септика.
Частного бизнеса на селе немного. Обычно рабочие места создают только сельхозпредприятие и магазин.
На этом фоне во многих селах с не очень развитым сельским хозяйством большинство работающих жителей — бюджетники. Школа, клуб, администрация, пожарная часть, амбулатория — главные сельские работодатели.
Хорошо, если в деревне проходит железная дорога — железнодорожные зарплаты считаются высокими. Неплохо, по деревенским меркам, зарабатывает глава администрации (обычно это 20-40 тысяч рублей). А вот какой-нибудь кочегар школьной котельной имеет меньше пяти тысяч и живет, в основном, за счет личного хозяйства.
В сельской местности проживают порядка 12 миллионов российских пенсионеров. В большинстве деревень банкоматов нет, и пенсии привозит либо почтальон, либо специальная фирма, выигравшая конкурс и заключившая договор с пенсионным фондом.
Бывший следователь Валера, развозящий пенсию на тепловозе по деревням вдоль Алапаевской узкоколейной железной дороги от ООО «Центр доставки пенсий, пособий и иных социальных выплат города Алапаевска и Алапаевского района», объяснял мне: «Соль этой работы в том, что люди тебя всегда встречают с радостью. Для лежачих стариков это вообще единственная возможность хоть с кем-то поговорить».
В деревне Строкинке живут 36 человек, из которых 20 — пенсионеры, Валеру там встречали все жители. Для этого они собирались в магазине, единственном сохранившемся там общественном здании.
В деревенском магазине обычно лежит специальная тетрадка для записи долгов. Когда приходит пенсия, старики отправляются к продавщице платить по счетам. Но очень скоро им снова приходится покупать в долг.
Свою торговлю обычно ведут и на почте. Отделения превращаются в полноценные магазины с продуктами, одеждой и хозтоварами. Иногда это единственная торговая точка в деревне. В населенных пунктах, где остались жить один-два пенсионера, почтальоны зимой по договоренности еще и приносят им продукты.
Недостроенное здание магазина в центре селаФото: Кристина Сырчикова/SCHSCHI для ТДВсе правительственные меры по ограничению продажи алкоголя и табака особенно бьют по деревенским магазинам. Их площадь зачастую меньше минимально разрешенной для торговли спиртным.
С 2016 года все розничные продавцы алкоголя обязаны установить электронную систему ЕГАИС. Одно ее годовое обслуживание обходится в 60-70 тысяч рублей. Для магазина в маленькой деревне это непосильные затраты. Поэтому многие теперь торгуют спиртным нелегально. Другие полностью отказались от продажи алкоголя. Но на полках можно найти одеколон «Тройной».
В некоторых домах подпольно торгуют контрафактной водкой и самогоном. Надо спросить у местных жителей, где торгуют самогоном, подойти к нужному окну и постучаться. Спиртное может быть доступно, а может и не быть. Эта нестабильность самогоноварения предполагает специфический способ употребления спиртного на селе. Николай Бенедюк из деревни Березовки, которого наш приезд застал в конце недельного распития 25-литровой фляги с брагой, всерьез объяснял: «Мне в город ехать никак нельзя, там одни алкоголики. Тут можно пить и не пить, а там я постоянно пить буду».
Николай, несмотря на запои, работящий и уважаемый человек. В его словах есть правда — признанных больных алкоголизмом и алкогольными психозами в селах в процентном отношении меньше. 110,7 тысяч на 2014 год против 379,9 тысяч в городах.
В крупных селах-райцентрах имеются все атрибуты районной власти. Но в большинстве сел и деревень власти почти нет. Даже участкового.
Минимальной территориальной единицей является сельское поселение, куда обычно входят два-три села и семь-восемь деревень. У поселения есть выборный совет, и его председатель считается главой поселения.
Сам совет избирается и обычно состоит из глав крупных хозяйств, директоров школ, учителей, врачей, фельдшеров — в общем, тех, кого можно было бы назвать сельской элитой.
Выборы, как и любые другие муниципальные выборы, проходят в единые дни голосования, тогда же, когда по всей стране голосуют за депутатов Госдумы и губернаторов. Поэтому часто селяне получают два бюллетеня: один с кандидатами в губернаторы, другой — со своими сельскими парламентариями. Но выборы в сельсовет популярностью у селян не пользуются, если только не совпадают с каким-либо более серьезным электоральным мероприятием — например, выборами президента или губернатора. Абсурдный случай произошел во время сентябрьского Единого дня голосования в Ненецком автономном округе, когда начальник пожарной части Петр Ивкин стал депутатом, получив на выборах всего один голос. Явка в его сельском поселении составила меньше 9%.
Кроме главы поселения есть еще глава администрации — постоянный муниципальный чиновник. В его подчинении два-три канцелярских работника и машина с водителем.
Сельская администрация — старое здание с туалетом во дворе. Гостей там угощают конфетами «Марсианка» (недорого, но солидно выглядят) и домашними солениями из погреба главы администрации.
Когда от лесных пожаров 2010 года сгорело село Верхняя Верея в Нижегородской области, школа осталась одним из немногих уцелевших зданий. Населенный пункт потом полностью восстановили на пепелище, а вот школу закрыли.
Процесс укрупнения сельских школ начался, впрочем, еще при Горбачеве. Сейчас в России осталось порядка 26 тысяч школ на селе, это примерно 60% всех средних общеобразовательных учебных заведений. В них учится четверть российских школьников.
В сельской школе может быть и 30, и 20, и даже меньше учеников. Бывает, что в параллели только один школьник. Но малокомплектные школы можно держать только в столицах сельских поселений. Селам без столичного статуса такие школы не положены. Одиннадцатилетку, где не хватает учеников, обычно превращают в девятилетку. Девятилетку — в начальную школу.
Заброшенный домФото: Кристина Сырчикова/SCHSCHI для ТДПосле укрупнения остается одна школа на несколько сел или деревень. Детей возят автобусами. Ученики самых дальних деревень, чтобы попасть в класс, вынуждены вставать на час раньше. Машину зря гонять не положено, и домой возвращаются все вместе. Поэтому младшие ребята, отсидев свои три-четыре урока, ждут старшеклассников.
Там, где школа жива, она обычно гораздо больше, чем нужно селу. Поэтому в школьное здание перебираются и схожие по духу учреждения: библиотека, детский сад, кружки.
С 2005 по 2014 год сельские больницы в России сократили более чем втрое с 3659 до 1064 штук. В основном это коснулось не районных и центральных районных больниц, а самых маленьких — участковых. В 2005 году их было 2591. В 2014-м осталось 93.
В сохранившихся больницах оставляют терапевтические и хирургические койки. Неврологические, кардиологические, гинекологические зачастую остаются только в городах. В селах ликвидируются родильные отделения.
Отсюда обычная ситуация, когда до ближайших врачей-специалистов надо ехать 100-120 километров. Скорых не хватает. Бывает, что людей с инфарктом везут в больницу на такси.
Медицина исчезает последовательно. Сельские больницы превращаются в амбулатории с дневным стационаром или фельдшерские пункты. Фельдшерские пункты — в сестринские посты.
Дело не только в «оптимизации», но и в кадрах. Не всегда удается найти медика подходящей квалификации. В уральской деревне Ельничной я застал такой процесс. Фельдшер Людмила Васильева дорабатывала последние дни перед пенсией. А выйти на ее место могла только медсестра Аня. Учреждение готовилось к смене статуса.
Когда в деревне Ширте Тоншаевского района Нижегородской области праздник, местные жители в клубе играют в «Баньку». Одному участнику выдают огромный бюстгальтер, другому — безразмерные «семейники». Надо быстро надеть белье, сесть на табуретку и изобразить, как паришься веником. Кто первым успел, тот и победил. Грубоватый юмор у деревенских идет на ура.
Все представления придумывают директриса клуба Лариса и уборщица Галина, которая отвечает за креатив. Есть еще третья ставка — кочегара — на ней работает муж Ларисы.
На елку Галина и Лариса одеваются Дедом Морозом и Бабой Ягой. На День пожилого человека устраивают конкурсы для бабушек. Но главная дата — День села, он в российских деревнях теперь вместо престольных праздников. Для Ширты — это Иванов день. Тут Лариса с Галиной разработали целый ритуал. Сначала поздравляют юбиляров этого года, из тех, кому за 50. Потом выбирают самого старого жителя. Затем награждают лучшее подворье.
Директор клуба — всегда уважаемый человек. Зарабатывает он мало, 10, в лучшем случае — 14 тысяч. Но зато директор организует все местное веселье.
Крыльцо домаФото: Кристина Сырчикова/SCHSCHI для ТДКлуб в Ширте — потрескавшееся кирпичное здание 1973 года постройки. Клубные здания в российских селах всегда довольно ветхие. Иногда часть залов приходится закрыть, потому что над ними протекает крыша.
В советское время в селах действовала целая система кинопроката, когда учреждения культуры закупали новые киноленты и перевозили из села в село. Работающей эту систему я видел только в одном из клубов Курской области. А в маленьком клубе деревни Большие Ашкаты Нижегородской области местные парни просто собираются посмотреть телевизор. У всех, конечно, есть дома телевизоры, но вместе интереснее.
Есть примеры, когда клуб в селе восстанавливали общими силами. Так, в селе Лазерцеве под Ростовом Великим клуб долгое время стоял закрытым. Но сельская молодежь обратилась в администрацию. Там разрешили разобрать на кирпичи одну из сельских развалин. В результате клуб оборудовали в бывшем магазине. «Практически все деревенские парни работали», — вспоминает заведующая новым клубом Ирина Ухова.
В помещении все самое необходимое: бильярд, стол для пинг-понга и дискотечный шар. По субботам здесь танцуют.
Даже если в селе есть восстановленная церковь, священник совсем не обязательно живет где-нибудь рядом. На одного сельского батюшку сейчас приходится пять-семь храмов. Поэтому большую часть времени церковь заперта, но на вратах висит бумажка с датами служб. За зданием присматривает бабушка из церковной общины.
Если священник в селе живет, то он активно занимается с сельскими детьми. И не только Библией, но иногда и военно-патриотическим воспитанием. Зачастую это один из самых бедных жителей села. С крестьян много не собрать. А перед начальством надо отчитываться деньгами.
«Есть распоряжение о регулярных отчислениях в епархию. Суммы различны. С деревенского храма это может быть и 10, и 30 тысяч рублей в месяц, — рассказывает председатель православного Боголюбского братства города Твери Андрей Васенёв. — Часть этих денег священник собирает требами. Расчет такой: человек в среднем должен оставлять на службе 100 рублей. В глуши храм открыт в лучшем случае в субботу на всенощную и в воскресенье на литургию. Допустим, там по 30 человек собираются. Получается 24 тысячи в месяц. А часто в приходе 10 человек — значит, всего восемь тысяч».
Еще бывают отпевания, крестины, венчания — но это вещи нерегулярные. Теоретически батюшка должен делать отчисления в епархию, а на оставшиеся средства содержать храм и платить себе зарплату. Но практически многим сельским священникам приходится подрабатывать, только чтобы собрать деньги для епархии.
«Есть у меня знакомый батюшка, который служит в деревне в Тверской области, но, чтобы содержать храм, семью и отправлять отчисления в епархию, он работает монтажником систем видеонаблюдения в Москве. Другой своим прихожанам мебель ремонтирует, заборы ставит и крыши кроет, чтобы выжить», — говорит Андрей Васенёв.
Вид с деревянной часовниФото: Ксения Иванова для ТДЭкономить приходится и на содержании храма. Ставить печи на дровах, давить на совесть прихожан, чтобы помогали с ремонтом руками, если деньгами не получается. Иногда нужда заставляет консервировать большую часть храма, выделив для служб один придел.
Если деревня в стороне от больших магистралей, добраться до нее непросто. Во многие села автобус приходит только один-два раза в неделю. Поезда, останавливающиеся на маленьких деревенских станциях, тоже сокращают. О грунтовых дорогах жителям зачастую приходится заботиться своими силами. Это недорого, материалы берут тут же, на месте. Расходы только на солярку. Но даже при себестоимости тысяча рублей метр достаточно длинные сельские дороги оказываются неподъемными для сельского бюджета. Мало какой сельсовет может выделить на дорожное строительство больше 100 тысяч рублей в год. Иногда дополнительные деньги глава поселения пытается собрать с жителей. Но формально это незаконно, и многие отказываются.
Со связью дело обстоит гораздо лучше. Красные телефоны-автоматы Россвязи есть везде. Даже в деревне Березовке Алапаевского района Свердловской области, где уже нет электричества. Там автомат работает от солнечной батареи, а сигнал передает через сотовую сеть.
Но поскольку у всех теперь мобильные телефоны, пользуются автоматами редко. Мобильный интернет совершил настоящую информационную революцию. У всех более-менее крупных сел есть теперь свои сообщества во «ВКонтакте». У некоторых — еще и группы «Подслушано в…» Молодежь активно сидит в районных пабликах. Старшее поколение пользуется «Одноклассниками» и выкладывает туда фотографии с рыбалки.
Телевидением охвачены 95,8% сельского населения.
Летом жители многих карельских деревень ходят в лес, как на работу. С огромными коробами за спиной. Сначала идет морошка, потом черника. За сезон на грибах и ягодах можно заработать 150-200 тысяч рублей. Для некоторых сельских жителей дары леса становятся главным источником дохода. Для других — серьезным подспорьем.
На Урале за ягодой отправляются целыми отрядами, и на несколько дней. Сборщики становятся в лесу лагерем. Время от времени отсылая в приемный пункт пару человек с общим урожаем.
ДеревняФото: Кристина Сырчикова/SCHSCHI для ТДВ заброшенных и полузаброшенных деревнях Смоленской и Брянской областей растут охотничьи хозяйства. Так появляется еще одна возможность трудоустройства — егерем. Для себя селяне тоже активно охотятся и рыбачат. Это не только способ обеспечить себя пищей, но и одно из главных развлечений. В лесных районах ружье есть в каждом доме. Рыбнадзор и охотоинспекция базируются в райцентре и до самых глухих мест обычно не доезжают.
Доходы от охоты, рыбалки и собирательства, как правило, никак не учитываются государством. Туда же, в область теневой экономики, попадает во многом и продукция личных хозяйств. А хозяйство на селе ведут почти все, от главы поселения до последнего пьяницы. В основном, это огороды. Сажают картошку, овощи. То же, что и на обычных дачных огородах, но в куда больших масштабах. Чтобы вспахать огород, иногда нанимают трактор. В Белгородской области, например, тракторист берет 200 рублей за сотку. Урожай потом солят, маринуют, заготавливают на зиму, кладут в погреб. Картошкой и овощами крестьяне себя обеспечивают.
Животных держат мало. Во многих больших деревнях коров вообще не осталось. Но себя обеспечить хватает. Неудивительно, что по оценке Росстата 32,8% работающих селян заняты в неформальной экономике. Ровно вдвое больше, чем среди горожан.
Когда деревня уменьшается до нескольких жилых домов, рабочих мест в обычном понимании там вообще не остается. Ни магазина, ни бюджетников, ни официального фермерского хозяйства. А люди все равно не хотят уезжать. И речь не только об одиноких стариках, которым податься некуда. Как объяснял мне молодой парень Артем, сосед Николая Бенедюка из обесточенной деревни Березовки: «Тут у меня поросята, кролики, куры, трактор — как я все это брошу?»
Автор — корреспондент журнала «Огонек». Данный текст был написал специально для «Таких Дел».
Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!
Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»