Уважаемый Алексей Аркадьевич

Нет бы сказать: «Дорогой режиссер, вот тебе сто тысяч миллионов, трать на что хочешь, и чеки можно не сдавать!» Но Малобродский считает. Малобродский экономит. Малобродский не потратит там, где можно не потратить. А ты творческая личность, тебе вообще претят все эти пошлые земные разговоры про деньги, сметы, отчеты, договоры, акты, сдачи… Раздражает. Раздражает этот небольшой человек с тихим голосом и мягкой улыбкой, всегда спокойный, всегда доброжелательный, всегда подготовленный к разговору, имеющий ответы на все вопросы. То есть, вообще-то, директор какой-то такой и должен быть. Но на втором часу переговоров — бесит.

Кто бы мог знать, как сейчас этого будет не хватать.

И кто бы мог знать, как эта дотошность, скрупулезность, внимательность и умение говорить и думать спокойно может пригодиться в таких мерзопакостных обстоятельствах? Я думаю, там все, от следователей до надсмотрщиков, в глубине души уже жалеют, что вы не дома. Так себе и представляю этих всех сотрудников разных ведомств, у которых после очередной беседы с вами начинают болеть зубы и закрадываются сомнения в правильности выбора профессии. У всякого живого человека, мне кажется, закрались бы… Но живые ли они, люди, которые вас сейчас окружают? Живой ли судья, который после очередной вашей блестящей речи не принял тут же решение отпустить вас хотя бы под домашний арест?

Как ужасно звучит это «хотя бы». Как грустно, что идея засунуть человека в пространство четырех стен и коридора сейчас кажется чуть ли не счастьем. Лишь бы дома, лишь бы не в тюрьме.

Эти ваши речи мы слушаем раз за разом, приходя на очередное заседание по вашему делу. Набитый под завязку зал суда, где идет трансляция заседания. Зачастую — трансляция трансляции, потому что вас не всегда привозят в суд, и вы говорите с нами из своей камеры, через два экрана, прерывающийся звук, плохую картинку, через ваши шестьдесят лет, плохое здоровье, усталость. И, может быть, раздражение — потому что люди, от которых зависит ваша свобода, все-таки, кажется, не живые.

Бывший генеральный продюсер компании «Седьмая студия», бывший директор театра «Гоголь-центр» Алексей Малобродский, задержанный по подозрению в хищении бюджетных средств, во время рассмотрения ходатайства следствия о продлении его ареста в Басманном районном суде, 2017 годФото: Сергей Савостьянов/ТАСС

За вашими речами следят люди из самых разных концов света, читают отчеты в Facebook, растаскивают на цитаты. Всех волнует, никого не оставляет равнодушным — я имею в виду, из живых людей.

А дела у нас, дорогой Алексей Аркадьевич, идут без вас плохо. То есть идут-то они по-разному, но плохо, что без вас. Вот мы отметили пятилетие «Гоголь-центра» — без художественного руководителя и без вас, первого директора. Худрук незримо присутствовал в виде голоса, записанного — как было неоднократно подчеркнуто — еще в августе, до ареста. Хороший такой вечер получился, живой, честный. Алла Демидова вручала премию «Гоголь-центра» рэперу Хаски, Филиппенко читал монолог арестованного рояля, дивы — Вика Исакова, Чулпан Хаматова, Ксения Раппопорт, Аня Чиповская, Сати Спивакова — пели про режиссера в заключении, и еще многие пели, плясали и говорили речи.

А от вас даже голоса не было. Зато была красивая и такая сильная ваша жена Татьяна, были актеры, режиссеры, помрежи и продюсеры, осветители, администраторы, была ваша помощница Маша, были друзья театра — и все вас вспоминали.

А еще был и есть сам театр, стены, крыша, окна, техника — всего бы этого не было без двух с половиной лет ремонта, который вы тащили и вытащили. Когда вы наконец выйдете, непременно поинтересуюсь, что стоило вам большей крови — это заключение или тот ремонт? Не жалеете ли вы сейчас, что ввязались в эту авантюру? Мне почему-то кажется, что не жалеете. Хотя и получили за нее по голове в самом буквальном смысле в декабре 2012 года, на выходе из театра. Жалко, что мы, видимо, так и не узнаем, кто тогда напал на директора еще не открывшегося театра. Вот бы этому человеку в глаза посмотреть.

Еще поздравляю вас, дорогой Алексей Аркадьевич, с юбилеем. Мы тут все думаем, как отметить этот день, и немного даже переругались. Придумали такой вариант: до вашего освобождения считать день пятнадцатого февраля несостоявшимся. Пусть после четырнадцатого сразу наступит шестнадцатое, а сэкономленный день перенесем куда-нибудь на апрель, как государственный праздник. А в апреле-то вы точно выйдете!

Евгения Шерменева: Из тюрьмы с улыбкой 

Евгения ШерменеваФото: Александра Мудрац/ТАСС

60-летний юбилей Алексей Малобродский проведет 15 февраля 2018 года один, но, стоит надеяться, за чтением многочисленных писем от своих коллег и друзей, присланных ему в СИЗО. Я хочу рассказать об Алексее Аркадьевиче Малобродском, опытном театральном менеджере, хорошем директоре и отважном экспериментаторе, об открытом зрителе и внимательном профессионале.

«Платформа» работала четыре года — с 2011-го по 2014-й. И, конечно, после сообщений о первых арестах и допросах по «театральному делу» в мае прошлого года необходимо было разъяснить публично, какие результаты были получены в России благодаря опыту работы этой площадки. На мой клич поделиться документами о жизни площадки одним из первых откликнулся Алексей Малобродский. Он прислал документы из своего архива — это были программы первых двух лет работы «Платформы», которые с невероятной педантичностью были собраны в таблицы и расшифровки. Малобродский не скрывал своей позиции и не скрывался сам — допускаю, что именно этим он вызвал раздражение следствия, которое задержало его на одном из допросов и заключило в СИЗО через месяц после начала громкого дела. При этом все, кто разбирался в подробностях, понимали абсурдность этой меры: Алексей был включен в работу «Платформы» лишь в течение первого года и с середины 2012-го уже не работал в проекте. А в 2017-м сам попал в исключительную ситуацию и своим поведением разрушил абсолютно все возможные подозрения в «вероятной правоте следствия».

Но сначала — о том, что было до того, как новые фотографии неизменно спокойного и улыбчивого Малобродского стали поступать исключительно из залов суда.

Профи на втором плане

В середине 2000-х Малобродский, поработав в дирекции театрального фестиваля «Золотая маска» и на музыкальном Пасхальном фестивале, пришел на пост директора в театр «Школа драматического искусства», где бережно сохранял коллективное наследие, оставленное Анатолием Васильевым — основателем и автором театра, уехавшим из России после конфликта с Юрием Лужковым. При этом именно Алексей оказывал помощь в становлении внутри «Школы…» нового театра — театра Дмитрия Крымова. Собственно, благодаря Крымову мы и столкнулись с Малобродским в работе. В 2009 году я работала директором фестиваля «Территория» и позвонила ему с предложением поучаствовать в продюсировании его нового спектакля — и его премьерного показа в рамках фестиваля «Территория в Перми». В результате родился совершенно необычный для режиссера спектакль «Смерть жирафа», который до сих пор можно посмотреть в «Школе драматического искусства».

Время 2011—2012 годов стало переломным — все, что было придумано в культуре за первое десятилетие 2000-х, начало принимать законченный и зримый вид. Малобродский, безусловно, был и останется важнейшим участником этого процесса — и формирования новой театральной и музыкальной культуры, и создания аудитории для нее.

Осень 2011 года стала стартом трех лет огромного труда всех участников междисциплинарного проекта «Платформа», куратором которой стал Кирилл Серебренников, резидентами — руководимая им «Седьмая студия», а гендиректором — Малобродский. Начался тщательный отбор художников и новых идей в театре, танце, музыке, визуальном искусстве. А летом следующего, 2012 года Алексей вместе со своим товарищем Кириллом Серебренниковым пришел в Московский драматический театр им. Гоголя, чтобы создать новое яркое место — «Гоголь-центр». Малобродский был опорой всех изменений в этом театре вплоть до 2015 года, когда покинул свой пост.

В центре Гоголя

О рождении нового театра стоит сказать отдельно. С ноября 2011 года я стала замруководителя департамента культуры Сергея Капкова и мы вместе с ним принимали участие в общественных дискуссиях по развитию театра, которые организовывал на «Платформе» Кирилл Серебренников. Весной 2012 года в одном из таких разговоров была придумана идея внедрения первого опыта «Платформы» с ее синтетическим репертуаром в одном из театров Москвы — им стал Театр им. Гоголя. Условием работы Серебренников назвал назначение Алексея Малобродского директором.

Алексей Малобродский на пресс-конференции на тему будущего Московского драматического театра им. Н. В. Гоголя, 2012 годФото: Валерий Мельников/РИА Новости

Первые месяцы работы «Гоголь-центра» сопровождались волной негатива в прессе и высказыванием противоречивых мнений, обид, недоумения, обсуждением кадровой политики. На Малобродского и Серебренникова легла очень сложная задача: за полгода придумать новый театральный проект в старом репертуарном театре, создать несколько новых спектаклей для начала работы в измененном принципиально пространстве. Начать ремонт и преобразование театральных помещений: фойе, гардероба, зрительного зала (в результате они изменились до неузнаваемости).

Он был ограничен в ресурсах — и в денежных, и в человеческих, и во временных. Его команда справилась и с ремонтом, и с подготовкой нового репертуара первого сезона, и с созданием специального спектакля-открытия «Гоголь-центра». И это — в обстановке постоянных протестных митингов, бесконечного потока доносов во все органы власти и вызовов в прокуратуру по расследованию всей театральной деятельности  режиссера Кирилла Серебренникова в период работы в Москве. Малобродский справился. Параллельно он передавал дела по проекту «Платформа».

Камни на голову директора

В первые месяцы работы «Гоголь-центра» Малобродский с сотрудниками сидели в полуразрушенных кабинетах без мебели и работали сутками. В один из, как обычно, поздних выходов с работы на него напали — ударили по голове. До этого были постоянные телефонные угрозы, смс с обещаниями «возмездия за захват театра». Мы тогда писали официальные просьбы о расследовании в правоохранительные органы с распечатками текстов угроз, пытаясь выяснить источник этой нескончаемой травли. Наши усилия ничем не увенчались, заявление о нападении лежит у какого-то следователя в столе, пыльное и забытое. Малобродский побывал в отделении неотложной помощи и на следующий день вышел на работу. И в начале февраля 2013 года вся театральная Москва собралась на открытие «Гоголь-центра».

А в 2014 году деньги кончились, и кончились резко — сразу после победной Олимпиады и присоединения Крыма. Согласовывать дополнительное финансирование в департаменте культуры стало сложнее, а зарубежные проекты выросли в цене вдвое из-за изменения курса валют. Малобродский оказался заложником взаимоотношений творческих планов театра и бюрократической системы учредителя, то есть столичного депкульта. 10 марта 2015 года должность руководителя департамента культуры покинул Сергей Капков, за неделю до своего ухода подписавший увольнение Алексея Малобродского из «Гоголь-центра». Вскоре Алексей Аркадьевич стал работать снова — в другом качестве, но со своей неизменной улыбкой: стал программным директором фестиваля «Маршак» в Воронеже.

Вместо тоста

Человеческое общение и человеческие отношения в наше время переживают стремительную инфляцию. На место встреч и переговоров приходит переписка, а очные деловые свидания начинают выглядеть старомодно. Выбраться на спектакль в театр или в гости к друзьям становится невыносимой проблемой, и многие замыкаются в небольших обществах — чаще всего по рабочим интересам.

И вдруг во всем этом за последние полгода у меня появился якорь — и этим якорем, воплощением ценности человеческих отношений стал Алексей Малобродский. Его письма из СИЗО полны тонкого юмора и выдают начитанность их автора. Его фотографии из залов суда вызывают желание помахать рукой даже через экран компьютера. Помните, еще в советской школе нас учили «сверять себя с кем-то»? Самое время. Для меня совершенно неожиданно этим «кем-то» стал товарищ и коллега, кого было радостно встречать на премьерах и фестивальных спектаклях, чей номер телефона светится в телефонной книжке, вот только позвонить и посоветоваться по какому-нибудь важному вопросу — нельзя.

Мы давно живем в состоянии предательства в жизни и подлога в СМИ. Привыкли к разрушенным связям и обманным интерпретациям. Задержание и содержание под стражей Малобродского вдруг, как лакмус, выявило необходимость этому противостоять, и не поодиночке, а сообща. Потому что того человека, которого мы открыли для себя в тяжелых обстоятельствах, невозможно не защищать. Все такого же уравновешенного, улыбающегося, доброжелательного — в тюрьме. И умеющего на любом допросе четко сформулировать даже то, что никак не могут взять в голову следствие и прокуратура.