Льву Тырину уже 80 лет, но воспоминания о Сталинградской битве, которую он пережил ребенком, до сих пор не дают ему покоя. Она ему снится и превращается в карандашные рисунки
Солнечный кошмар
Сентябрь 42-го года выдался очень жарким. Солнце палило нещадно, как и немцы Сталинград. После того, как пароход, на котором они пытались эвакуироваться на другой берег Волги, разбомбили, маленький Лева с мамой, бабушкой и теткой Клавой поселились у маминой подружки тети Лизы в частном секторе. Разместились в летней кухне. А дом тетя Лиза сдавала еврейской семье еще с мирного времени. Хорошая семья — музыканты. Дед Яков Исаевич здорово играл на скрипке, его 13-летняя внучка Ида — на флейте, да еще и пела. Она всегда возилась с малышней — с Левой и тетьлизиными дочками Аней и Олей.
Однажды и на их улице появились немецкие танки. Две самоходки снесли крепкий забор и заехали во двор, где стоял колодец. Фашисты сразу побежали обливаться ледяной водой, радовались, смеялись, махали руками. Подпрыгивая от веселья, они стали обшаривать дом, кухню и сараи. Постреляли птицу, у девочек отобрали кукол, у Якова Исаевича — флейту и скрипку. Женщинам приказали ощипать и сварить кур. Пока готовилась еда, фрицы вытащили из дома два стола, скамейки. Разложили отобранные харчи и сели пьянствовать. Но как-то скучно им было. Заставили Якова Исаевича играть на скрипке, а все равно чего-то не доставало. Один, что повыше, заметил Иду. Приказал девочке залезть на стол и танцевать. Снова не то. Солдат автоматом задрал Иде юбку, дал понять, чтобы разделась. Выбора не было, девочка стала танцевать голой. Заставили выпить.
Когда стемнело, Яков Исаевич пошел за Идой в их дом, где на ночь расположились немцы, но вместо внучки ему досталась автоматная очередь. Стреляли в воздух. Потом выручать дочку отправилась ее мама Фрида. Вернулась она только утром, когда фашисты покинули дом. Измученная, растрепанная.
«Папа, берите простыни, пойдемте за Идой».
Художник Лев ТыринФото: Александр Гривин для ТД
Ида больше из дома на улицу не выходила. Через несколько дней к ним снова пришли фашисты, на этот раз — в черных мундирах, их в Сталинграде называли «зондеркоманда». Леву и его родных прогнали со двора, а еврейскую семью затолкали в грузовик и куда-то увезли.
Маленький Лева чуть позже еще раз увидит своих музыкальных соседей — в воронке с трупами. Иду, Фриду и Якова Исаевича расстреляли и, сняв одежду, бросили в яму к другим мертвым пленным.
Восстановил по памяти
… Лев Сергеевич стоит, опираясь на палочку посреди комнаты, отгораживает от нас вторую половину квартиры. А там — картины, домашняя библиотека, шкаф с вещами. Но все разбросано, и, судя по тому, что видно из зала, такой беспорядок здесь давно. Да и в большой комнате не лучше. Его пейзажи и натюрморты стоят по углам, лежат на антресолях. Из-за огромного количества картин невозможно подойти к балкону. Собственно, и определить, где этот самый балкон, тоже не сразу удается. Кухня заставлена красками и кисточками. Расчищен только небольшой пятачок, где старик готовит себе еду. Тут же он и пишет картины. Здесь удобнее, прислонил холст к стене, и можно работать. Правда, больших произведений он давно не создает. На пленэр не помнит, когда выходил. В последний раз был на улице прошлым летом — спускался посидеть на лавочке возле подъезда.
«А еще я летом ездил в «Ашан» за красками и кисточками, там отдел нужный есть. Тут, на горе, живет Сергей. У него автомобиль «Жигули». Только в эту машину я могу сесть со своими больными ногами. Он меня и возил. Лет десять назад, когда еще мог ходить, я показал, где могила моей матери, и попросил Сергея убирать иногда на кладбище. А за это я ему рисую картину — пейзаж или еще что. Вот и про «Ашан» когда с ним заговорил, он сказал: «Нарисуешь картинку — отвезу»».
Рисует Лев Сергеевич больше по памяти, восстанавливает те работы, которые у него брали на различные выставки, да так и не вернули.
В комнате художника Льва ТыринаФото: Александр Гривин для ТД
«Картина была у меня любимая: на переднем плане кавказский кинжал лежит, поверх него — ножны, рядом лампа, летучая мышь, тут череп, конечно, человеческий, кувшин и пиала, в окошке — орел, который держит в лапах змею, а вдали виднеется Казбек. В позапрошлом году отправил ее вместе с пейзажем и линогравюрой на выставку, которую проводили в художественной школе. А когда все закончилось, картины взяла одна из организаторш к себе, чтобы потом мне привезти. Но вдруг она расходится с мужем, он выгоняет ее с дочкой из дома. Вот у ее мужа мой «кавказский кинжал» и остался. Как вернуть, не знаю. Но я картину восстановил. Правда, сейчас показать не могу, не знаю, куда ее положил соцработник».
Лев Сергеевич все же пытается найти свою любимую картину. Перебирает холсты. Много волжских пейзажей, пароходы, идущие по Волге, рыбаки. Есть натюрморты со щуками и раками. Картины датированы 50-ми, 60-ми, 90-ми годами. По ним видно, как менялся город со временем.
Но главную историю своей жизни и Сталинграда художник на протяжении десятилетий рассказывает карандашными рисунками, в которых реальные воспоминания давно смешались с мрачными фантазиями…
Вот девочка Ида голой танцует на столе, а ее дед играет для фашистов. На другом рисунке изображено, как немцы кормят пшеницей своих коней на элеваторе и стреляют в жителей города, когда те хотят взять горсть зерна, чтобы накормить своих детей. А на этой картине соседского мальчишку убивают за то, что хотел забрать себе подстреленную ворону: в городе к ноябрю 1942 года уже был голод, все запасы фрицы проели и питались вороньем, птицы прилетали из-за Волги клевать трупы.
Рисунки яркие. Обычно смерть и ужасы войны не изображают такими солнечными красками. Так, наверное, дети раскрашивают цветы или любимую кошку. Цветовая гамма настолько не совпадает с предметом изображения, что заставляет застыть возле рисунка и начать сопереживать и его героям, и тому ребенку, который все это видел своими глазами.
«Еврейского мальчика заставили играть на скрипке на телах убитых родственников», картина на выставке Льва ТыринаФото: Александр Гривин для ТД
В этом году из рисунков Тырина сделали выставку к 75-летию победы в Сталинградской битве. 75 работ висят на третьем этаже волгоградского ТЮЗа. Лев Сергеевич собирается еще ее дополнить. Переживает, что может не дожить до 80-й годовщины победы в битве. Хотя рисовать будет непросто. Художник практически ослеп на один глаз и работает в бинокулярных очках.
«Обычно идея рисунка приходит мне во сне. Недавно снится мне, что я хожу по улице Козловской и ищу 53-й дом. Долго не могу отыскать. А потом вижу знакомые ворота с надписью «КИМ 1887 год», захожу во двор, а навстречу — собака, хвостом виляет. Думаю, столько лет прошло, а она меня узнала. В подвале этого дома в Сталинградскую битву мы прятались от бомбежек. Большой был дом, купеческий».
Впервые свои воспоминания о горящем Сталинграде переносить на бумагу стал еще ребенком — первоклашкой. Однажды на уроке рисования попросили детей нарисовать войну. И семилетний Лева нарисовал. Да так, что учительница не поверила, что это он сам сделал. Пришлось маме идти и объяснять преподавателю, что она сыну не помогала. Собственно, эти рисунки и определили будущее Тырина. Став старше, он посещал изостудию при местном ДК, потом учился в Ростовском художественном училище и в полиграфическом институте во Львове.
Мальчик из Сталинграда
…В ноябре уже стояли сильные морозы. А Левка ходил в осенних ботинках на шерстяной носок. Тогда они жили в землянке в Ельшанском овраге, в вырытой норе была печка, а дверью служило старое одеяло. Немцы часто устраивали облавы на детей. Однажды забрали Леву и мальчишку из соседской землянки — 12-летнего Юрку. Их привезли в какой-то подвал — лампочки маленькие горят. Две комнаты. Детей собирали в одной, потом раздевали и уводили во вторую, а потом выносили уже синих. Малышей трясло от озноба. Солдат схватил Левку за шиворот и говорит: «Раздевайся, хлопчик». Видимо, перешел на сторону немцев. Таких перебежчиков среди тех, кто устраивал облавы на детей, было немало.
Художник Лев ТыринФото: Александр Гривин для ТД
Левка зашел во вторую комнату и сильно испугался. На кушетках лежали мальчики и девочки раздетые, на руках резинки. Мужик в клеенчатом фартуке втыкал в них иголки — брал кровь для переливания раненым солдатам вермахта. Осмотрел врач Левку, а у него на голове болячка — еще летом осколком зацепило, и никак ранка не заживала. Помотал головой доктор и швырнул мальчишку в угол. Потом схватил Юрку. А у него на руках цыпки. Тоже забраковал. Когда кровь у детей взяли, малышей покидали в машину под брезент вместе с лопатами. Леву с Юркой тоже. Вывезли их в поле, стали детей бросать в ров. Как только Юрку кинули в яму, он вскочил и побежал, маленький Лева за ним. Долго бежали, пока не наткнулись на деда с тележкой.
«Вы откуда? Из Сталинграда? Далеко ж забрались — это Городище», — сказал старик и велел идти за ним.
Привел мальчишек в большой дом, но внутрь не пустил. Разместил их на веранде, каждому дал по черному сухарю и кружке с заваренной солодкой. Наутро Лева с Юрой решили отправиться обратно в Сталинград. Дед указал им дорогу. Они и пошли, но на свою беду наткнулись на немецкую колонну танков. Мальчиков схватили, стали допрашивать — откуда и куда? Но не понравилось офицеру, что они говорили. Их раздели, подвесили за руки и стали лупить. Били так, что дети обмочились, а Левка от боли орал еще и охрип. Затем отвязали, велели одеться и куда-то повели. Дойдя до оврага, солдат поправил винтовку.
«Прыгай, в нас стрелять будут», — крикнул Юрка. Но Левка не мог сдвинуться с места, тогда мальчишка толкнул со всей силы друга, и оба кубарем скатились в овраг. Побежали со всей мочи. Слава богу, ни одна пуля в них не попала.
«Детей забирают от родителей, чтобы взять кровь для раненых немецких солдат», картина на выставке Льва ТыринаФото: Александр Гривин для ТД
Мальчики вышли на дорогу, которая вела в Сталинград. Вдоль нее на деревьях и столбах висели солдаты и мирные жители. До дома ребята добирались еще несколько дней. Ночевать приходилось и в танке, и в подвале разрушенного дома, в бункере, в котором поселились подростки, оставшиеся без родителей. Под конец Левка совсем обессилел. Он промочил ноги и сильно замерз, идти совсем не мог. Юрке пришлось тащить его по снегу за концы шарфа.
«Тетя Зоя, возьмите вашего Левку», — крикнул Юрка в дверь-одеяло. Мама так и ахнула, она уже думала, что ее ребенка угнали в Германию или убили.
Левку стали лечить, греть. На ноги мальчик поднялся не скоро. Настоящим праздником для паренька стало 31 января 1943 года. Кроме того, что Леве Тырину исполнилось пять лет, в этот день Паулюс подписал приказ о капитуляции своей армии, а советские танки прогнали фашистов с улицы, где была левкина землянка…
Что надо художнику
…Практически всю свою жизнь Лев Сергеевич прожил в Красноармейском районе на улице Лазоревой. Квартиру в середине 50-х получала еще его мама. Жила с ними и бабушка. Это были самые главные женщины для него. Они его берегли, ухаживали. А собственно, что еще художнику надо?
«Вы, не подумайте, я не монах. Были у меня женщины. Одна почти уже и женой стала. Но тут умирает мама, а бабушка слегла, и за ней надо было ухаживать. И невеста от меня сбежала. А потом всем моим дамам не нравилось, что я каждый год уезжал на лето в санаторий — ноги лечить. После всех процедур я год себя нормально чувствовал, а потом это перестало помогать, и я начал ходить с палочкой. А когда ты хромаешь и с палочкой, то у тебя уже совсем другие невесты».
Художник Лев Тырин рисуетФото: Александр Гривин для ТД
Уже лет сорок художник живет совсем один. А после выхода на пенсию и вовсе сделался отшельником. Его квартирка превратилась в склад-мастерскую. И, кроме почтальона и соцработника, Лев Сергеевич никого к себе не пускает. Исключение делает только для Галины Егоровой из общественной организации «Дети Сталинграда». Они познакомились совсем недавно. Именно Галина Викторовна, увидев рисунки–воспоминания, которые висели в офисе организации много лет, предложила организовать выставку к 75-летию победы в Сталинградской битве. Правда, к тому, что было после ее открытия, ни Тырин, ни она сама готовы не были. На старого художника вдруг обрушилось так много внимания, что он еле справляется со всеми желающими, которые хотят его навестить и помочь — некоторые, побывав у него дома, пришли в оторопь от здешних условий и даже хотели организовать сбор через соцсети на новую квартиру художнику.
А пару недель назад Тырина навестила целая команда чиновников в составе представителя районной администрации, прокуратуры и соцзащиты, и заявили, что он живет в антисанитарных условиях и здесь нужно делать ремонт. А на время работ художника предложили переселить куда-нибудь в дом престарелых. Лев Сергеевич испугался.
«Так, никому дверь больше не открывайте, а если кто придет, сразу звоните мне», — давала инструкции Галина Егорова. Она приехала его навестить и взять документы для оформления прибавки к пенсии.
Художник Лев ТыринФото: Александр Гривин для ТД
Лев Сергеевич работал художником-дизайнером на судоверфи, преподавал в изостудии. А в 90-е, когда его сократили, приходилось сидеть на набережной в центре Волгограда, писать портреты прохожих и продавать пейзажи иностранным туристам. Потом 11 лет он работал в школе с архитектурным уклоном. Оттуда и ушел на пенсию.
«Меня летом все равно тянет за Волгу, написать восход, закат. Я думал, что выйду на пенсию и буду пейзажи рисовать, а вот, ноги разболелись. Даже во сне снится, что собираюсь рисовать».
Картин в квартире — несколько сотен. И, единственное, что нужно сейчас художнику, чтобы кто-то оформил каталог его работ, нашел место, где их можно достойно хранить. Ведь однажды все его пейзажи и натюрморты могут просто вышвырнуть на улицу те же чиновники из районной администрации.
Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!
