Вадим приехал в Петербург из Рязани на работу, но его не взяли. В результате он оказался на улице, а потом в приюте «Ночлежки»
Я бы хотел, чтобы все жили вечно. Иногда так задумаешься: раз, умрешь, и больше тебя не будет, просто растворился. Никогда уже ничего не почувствуешь. Для чего вообще жил, зачем? Для того, чтобы умереть?
Я родился в Рязани. У меня мама, отца нет. В 90-х годах дом, в котором я родился, продали, а тех, кто там был, выселили. И мама со мной переехала в деревню к бабушке. Там я пошел в первый класс.
Когда я учился в первом классе, мама уехала в Рязань устраивать свою личную жизнь, и я остался с бабушкой. Мама приезжала и уезжала. Я все ждал, ждал. На остановку ходил, бывало, встречал — думал, она приедет. У меня собака еще была — Шарик, он со мной ходил. Бабушка меня постоянно успокаивала: «Все хорошо, не переживай, приедет, она с подругой». Помню, она как-то приехала летом — с арбузом, фруктами. А потом как-то потихонечку стало перегорать, наверное.
В пятом классе меня перевели в школу — туда надо было добираться, она находилась километрах в четырех от нашего села. Я стал часто прогуливать. На сеновал забьешься… Мы с друзьями сидели там, о чем-то мечтали. Я романтик, меня все тянуло на криминальные приключения.
Из-за того, что стал прогуливать, учителя заинтересовались — не только мной, еще и моими друзьями. И нас троих отправили в интернат. Периодически мама забирала меня из интерната на выходные.
Первый раз я оказался на улице, когда убежал из интерната — в Москву, на электричках, без денег. Не было никакого плана: просто приезжали и беспризорничали. Бывало, забирали в приюты. Потом возвращали в интернат.
Ночевали там, где тепло: в подъездах, подвалах. Всяких видел людей — и хороших, и плохих. Но в Москве такая суета, и народу, мне кажется, вообще по-барабану — хоть ты умирать будешь, к тебе никто не подойдет. В Питере другое отношение к бездомным.
В интернате я доучился до восьмого класса, потом меня забрала мама, и девять классов я закончил в школе. Я ее прогуливал, но экзамены все сдал. В десятый класс перешел в вечернюю школу, и меня практически не бывало дома — где-то на улице обитал, домой, считай, не приходил. Потом поступил в училище на водителя. Учился и жил в общежитии — до подсидки.
Я же эту машину, которую угнал последней, вернул обратно. По-моему, это была шестерка-классика. До этого были условные сроки. Тоже в основном за угоны. Зачем угоняли? Катались, адреналин, может, хотели показать, что мы состоятельные. Выпендривались перед другими. Какие-то сдавали в чермет, на каких-то катались.
Мне дали шесть лет. Я, получается, сидел на общем режиме, как на строгом. Я там тоже куролесил. Отрицал, что мне навязывали. Например, [сотрудники ФСИН] говорили: «Ты должен делать так», а я отвечал, что никому ничего не должен. Страдал за это, постоянно в карцерах был.
Меня поменяла тюрьма. Стал взрослый. Книги читал. С генерал-майором сидел. Он был очень умным человеком, мне было с ним интересно. Он в меня верил, постоянно поддерживал, говорил, что все будет хорошо. Советы давал: «Ты сейчас стоишь на пороге знаний — читай, развивайся». Много я там разных людей встречал… Библию изучал, стремился к духовному. Стал задумываться о Боге. В принципе, он всегда со мной был. Я с ним общался, молился про себя, но не ходил в храмы. Хотя здесь, в Петербурге, иногда хожу.
Мое любимое произведение — «Граф Монте-Кристо». Мне просто нравится, что там описываются тонкости дружбы, предательства, любви.
Все ожидали, что я выйду на понтах, весь в наколках. Да, татуировки у меня есть. Там было «КЛЕН» (еле видные буквы на пальцах руки — ТД). «Клянусь любить ее навеки». Нет, не про девушку — про маму. И то она была не нужна мне, я ее свел. На руке и на груди еще есть, я пожалел, что их сделал.
Освободился в 2015 году. Когда вышел, мне предлагали разные «движения» — я задумывался, не знал, куда мне идти. Вроде с одной стороны: пожалуйста, иди, и все у тебя будет, в шоколаде заживешь. А с другой стороны: вот метелка, тачка, поработай за копеечку, но будешь хлеб есть. В итоге я пошел работать дворником на заводе.
В 2017-м поехал с другом в Питер. Позвонили сюда по объявлению — работа на заводе, с проживанием, вахтовый метод. Сказали: «Приезжайте, мы вас возьмем». Мы приехали, но никто нас никуда не взял. Помыкались-помыкались, друг в итоге уехал. А я остался: как бы тяжело ни было, буду бомжевать, но решил, что останусь здесь жить.
В Питере я познакомился с себе подобными людьми, в палатке жил. Со мной там был молодой человек, потом мы вместе двигались, работали на стройке. Три месяца я обитал на улице. Эта жизнь затягивает.
Самая плохая погода для бездомного — дождь и мороз. В дождь промокаешь, высушиться негде, есть высокая вероятность заболеть. В основном сразу стараешься просекать [болезнь]: если чуть запустишь, всю неделю будешь ходить. Я старался не допускать, чтобы температура была. Сегодня почувствовал насморк: пришел, чайку попил, таблетку.
У меня с алкоголем — «золотая середина». Один раз было, чтобы не помнил ничего: в Питере напился и документы потерял. После этого выпивал, но так — согрелся, вроде настроение поднялось, и все.
«Ночлежка» мне очень во многом помогла. Жильем — у меня хоть четкие планы, цели появились. Я восстановил документы, плюс с обучением решили вопрос — сейчас набирается группа, возможно, на неделе пойду. Нашел себя — промышленным альпинизмом занимаюсь. Приобрету корочки и устроюсь в официальную контору. Сейчас подрабатываю — мне снаряжение батюшка подарил.
С мамой общаюсь, все хорошо. Она в Рязани, живет у дядьки. Бабушке часто звоню. Она спрашивает: «Когда приедешь? Где ты?» Я не сказал, что в «Ночлежке». Мне как-то стыдно. Она позитивная, жизнерадостная, я у нее самый любимый внук.
Для начала мне надо с жильем определиться. Учиться хочу, поступить в театральный. Понятно, актером не стану (хотя не знаю — все может быть), но закончу курсы.
Бездомные — свободные, добродушные, щедрые. Готовы прийти на помощь. В основном все бездомные такие — здесь, в Питере, какой-то клан: все так организованно, сплоченно. Иной раз идешь, вроде уже нормальный. Они мне кричат: «О, здорово! Как ты?» Думаешь: «Ладно. Здравствуйте».
Юристы и социальные работники «Ночлежки» оказали Вадиму помощь бесплатно. Однако на то, чтобы помочь одному человеку с решением социальных и правовых вопросов, благотворительная организация тратит в среднем 413 рублей. Иногда хватает разовой консультации, но чаще попавшим в беду нужна более серьезная помощь. В таких случаях специалисты «Ночлежки» начинают длительный процесс по социальному и правовому сопровождению: пишут запросы, ищут вакансии, восстанавливают документы, сопровождают пострадавшего в различные инстанции, вплоть до суда. Давайте немного им поможем и оплатим каждый по одной консультации. Или просто переведем 100 рублей.
Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь намПодпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»