«Вы можете себе представить генерала армян или капитана адыгов? Какие могут быть звания у национальности?» — недоумевает Евгений Панчук, родовой казак из Краснодара. Так кто же такие казаки сегодня — этнос, созданные государством военизированные подразделения или просто ряженые с нагайками?
Уничтоженное под корень в советские годы казачество начало возрождаться еще в 1990-е. Сейчас интерес к себе казаки подогревают в основном громкими скандалами: погромами выставок, срывами мероприятий, избиениями оппозиционных активистов. 5 мая мужчины с казачьей атрибутикой пришли на митинг на Пушкинской площади и пустили эту самую атрибутику в ход — отстегали нагайками протестующих против инаугурации Владимира Путина.
При этом казаки, в том числе бывшие на митинге, получают многомиллионные гранты, в частности от департамента межрегиональных связей мэрии Москвы и от Министерства культуры. Из бюджета финансируются десятки казачьих организаций по всей стране — оплачиваются официальные собрания («круги»), ансамбли песни и пляски, содержание лошадей, выездные мероприятия и даже покупка автомобильных шин. Уже после событий на Пушкинской площади мэрия выделила два миллиона рублей на проведение в Москве фестиваля конного казачьего искусства. В Краснодарском крае, регионе с наибольшим числом людей, проходящих казачью службу, в 2018 году казакам выделили более миллиарда рублей.
По Федеральному закону «О государственной службе российского казачества», в казачье общество может вступить каждый гражданин России старше восемнадцати лет. В понятие казачьей службы по закону входит патрулирование улиц, охрана порядка на мероприятиях, резерв на случай боевых действий, участие в ликвидации последствий стихийных бедствий. Количество человек, попадающих под действие этого закона, посчитать трудно — в реестр входит по крайней мере 500 тысяч, хотя некоторые казачьи деятели заявляют о цифре в семь миллионов.
В 1995 году был создан Государственный реестр казачьих обществ России. Это был способ учета объединений, члены которых обязались нести государственную службу, но не имели права трансформироваться в военизированные вооруженные организации. Вообще же термину «реестровое казачество» несколько веков, в XVII столетии так называли запорожских казаков, поступивших на службу Речи Посполитой охранять ее южные границы (прежде всего от других казаков) и выполнявших полицейские функции.
В начале этого года одиннадцать казачьих войск, входящих в государственный реестр, объединились во Всероссийское войсковое общество под присмотром Федерального агентства по делам национальностей. Но казачество сейчас, исходя хотя бы из приведенного выше закона, совсем не национальность.
По данным переписи 2010 года, в России проживало 67,5 тысячи этнических казаков, расказаченных в советские годы потомков жителей казачьих дореволюционных земель — Донского, Астраханского, Кубанского и других войск. Даже учитывая погрешность (сокрытие национальности и прирост), можно обозначить предел в 130 тысяч человек.
Владимир Громов, казачий генерал, который семнадцать лет возглавлял Кубанское казачье войско (ККВ), объясняет, что создание реестра было инициировано самими казаками: «Те, кто сейчас высказывает однозначные отрицательные суждения о реестре, не участвовали в казачьем движении и не имеют ни малейшего представления, что оно из себя представляло в начале 1990-х».
Казачество было расколото. «Атаманов, маршалов, генералов, генералиссимусов и всяких казачьих братств расплодилось тогда бог знает сколько», — вспоминает Громов. Поэтому идея выделить наиболее авторитетные казачьи общества, с которыми государство может и хочет взаимодействовать, многим казакам понравилась.
«Мы хотели этого списка, хотели и добивались», — утверждает казачий генерал. При этом ККВ вошло в реестр только через два года после его создания — начальство опасалось поначалу, что вместо заявленного этнического возрождения всех «загонят под один гребешок». От реестра ККВ была несомненная польза: это, по словам Громов, позволило казакам участвовать в управлении областью и, что важнее, добиться финансирования из государственного бюджета. Где-то до 2007 года сотрудничество казаков и государства было взаимовыгодным. В конце нулевых пошли «совсем другие песни и другие игры»: казачество стало «службой, службой и еще раз службой». Требовать от казаков стали слишком многого, а взамен не давали практически ничего. «Служишь – казак, не служишь – не казак», – формулирует генерал.
Евгений Панчук, 47-летний потомственный казак, с 1990-х был членом ККВ. Сейчас он по-прежнему состоит в небольшом казачьем обществе, но реестр покинул и возвращаться туда не собирается.
К началу 2010-х основной целью казаков вместо охраны общественного порядка стали различные протестные мероприятия. «Тогда я понял, что реестр — враг казачества, что казаков через него используют против народа. Казаки — вольный народ, а реестр загоняет нас в рамки служилого сословия. А мы не хотим быть служилыми людьми», — утверждает Евгений.
По мнению Панчука, реестровое казачество делают новой силовой полувоенной структурой для исполнения самых неоднозначных функций вроде серых военных операций или же устрашения оппозиции, «опричниками при власти».
Протестная акция в Москве, 5 мая 2018 годаФото: АП/ТАСССам он вышел из реестра весной 2017 года, после открытия в Краснодаре штаба Алексея Навального. Тогда, по словам Евгения Панчука, начальство прямо заявило казакам, что от них ждут срыва этого мероприятия. Панчук же ответил, что придет туда со всеми своими наградами и сядет в первый ряд просто из принципа. На казачью операцию собрали более 200 человек, но срыва не состоялось: кто-то, как Панчук, мирно сел в зал с остальными краснодарцами, а двадцать человек устроили относительно мирный пикет в коридоре здания.
Владимир Громов покидать реестр не собирается: «Из того, что я создал, чтобы я выходил? Многие этому обрадуются. Но я имею свою точку зрения и могу говорить правду, а правду не любят». По его мнению, многие казаки, не выходя из реестра, пытаются дистанцироваться от «закабаления»: придерживаются традиций, занимаются исторической реконструкцией, устраивают мероприятия на низовом уровне. Независимые общества вне реестра могут вызвать настороженную реакцию властей, опасается Громов.
Но, как показывает практика, не всегда. Засветившийся на митинге оппозиции 5 мая в Москве тридцативосьмилетний «казачий блогер» из Ростовской области Василий Ящиков, тоже называющий себя родовым казаком, занимается собственным строительным бизнесом и числится в нереестровой Первой сводной офицерской пластунской сотне. Хотя, по его мнению, реестровые объединения занимаются общественно важными делами: патриотически-духовным воспитанием молодежи, образованием, начальной военной подготовкой молодежи, помощью военкоматам в ведении списков призывников и их приводу в нужное место. Его же Первая сотня решила не брать на себя обязательства по несению службы, прописанной в законе о казачестве. «Я казак вольный, но если нужна будет Отечеству помощь казаков, то я непременно сделаю все, чтобы быть максимально полезным для России», — заявляет Ящиков.
При этом противоречий между такой откровенной госслужбой и понятием «казацкая вольница» Ящиков не видит: «Не надо путать, что мы такие анархисты, что нам на хер никто не нужен. Вольница — это наша любовь к жизни, к Родине. Мы захотели собраться, и вот мы собрались. И никто нам это не запретит. Это и есть наша вольница».
Он признает, что в реестровом казачестве много людей, не имеющих отношения к казачьему роду, но считает, что казачья служба должна быть открыта для любого человека. Как и, например, казачьи боевые искусства. «Есть, скажем, японские ниндзя, есть китайское кунг-фу, у индейцев были сикхи. Также и казаки оставили о себе память в виде боевых искусств, которые вырабатывались на казачьей службе», — поясняет он. Ящиков убежден, что «лишние люди» надолго в реестровом казачестве не задерживаются:
.
Другой популярный казачий деятель, Владимир Мелихов, из старого рода донских казаков, сравнивает реестровое казачество с пропутинским Национально-освободительным движением, организацией Сергея Кургиняна «Суть времени» и другим провластным активом — люди на государственном довольствии, изображающие бурную патриотическую общественную жизнь. По его мнению, разница заключается лишь в том, что одни одеваются в кургиняновские красные жилетки, а другие — в форму с казачьими нашивками.
Большую часть современного казачества Мелихов считает кощунственной реконструкцией. «Мне присылают письма: “Владимир Петрович, вот в Калужской области появилось казачье общество, как мне на это смотреть?” Действительно, как? Откуда там казаки? Их отродясь там не было. Просто калужские мужики объединились — и государство им позволило создать казачье общество, теперь туда может вступить любой гражданин», — сетует Мелихов.
Туда массово хлынули люди без профессий, не нашедшие себя в жизни, судимые. «Если государство выделяет миллиарды на этих дежурных по общежитию, значит, зачем-то это надо? Понятно зачем — полностью дискредитировать казаков, которые не готовы принять тиранию», — объясняет Мелихов.
Критическая масса «пришлых» казаков все же набралась, признает и генерал Громов. «Наша культура, наша история, наш менталитет этих людей не интересует, они пришли с совсем другими интересами», — добавляет он. Однако любой казак, состоящий в реестре, с пеной у рта будет отстаивать свою родословную и право называться казаком. А те, кого можно принять за ряженых, просто уходят от ответов.
Многопрофильный техникум имени казачьего генерала С. С. Николаева в МихайловскеФото: Руслан Шамуков/ТАССВыделяемые на казаков бюджетные средства, по словам Панчука, распределяются крайне неравномерно и в основном оседают в карманах реестрового руководства, а рядовым казакам не оплачивается даже покупка формы. Впрочем, это Евгений считает справедливым: «Исторически казаки сами себе все обеспечивали. Есть деньги — берешь коня, нет денег — идешь пешим».
Снимающее все бюджетные сливки начальство фактически назначается сверху. Формально атаманы избираются на казачьих кругах и затем утверждаются президентом, но на практике, говорит Панчук, нужные кандидатуры «подсовываются» и навязываются, как в случае войскового атамана ККВ и заместителя губернатора Краснодарского края Николая Долуды, который, по мнению Евгения, не родовой казак. В 2015 году он был единственным кандидатом на очередных выборах атамана и был единогласно переизбран еще на пять лет.
В связи с этим в среде реестровиков сейчас происходит серьезный раскол: денег все меньше, а использования под репрессивные задачи все больше. Зарплаты получают только дружинники (две тысячи из сорока тысяч казаков ККВ, туда берут только физически крепких мужчин до сорока лет), торжественная конная Конвойная сотня, выступающая на официальных мероприятиях, и персонал казачьих кадетских корпусов и казачьих классов.
Так называемый вписочный состав не получает никаких выплат, утверждает казак. Это вызывает серьезный отток из реестра, но многие остаются, надеясь на будущее. Некоторые, говорит Василий Ящиков, компенсируют отсутствие господдержки организацией совместных предприятий, чаще всего ЧОПов, но иногда и розничных магазинов.
Большинство, впрочем, ничего не хочет, отмечает Панчук. «Апатия полная. Казаки заняты тем, как бы прокормить семью. Уже нам не до патриотизма. Идут работать, подрабатывают. Я уезжал в Америку до апреля на полгода, работал поваром в Майами. Там много кубанских казаков, много людей с Луганска, с Донецка. Многие сейчас делают загранпаспорта, получают рабочие визы. Мне дают в США 100 долларов в день, 750 долларов за неделю, как нелегалу. Это лучше, чем унижаться за 20 тысяч», — признается казак.
Бывали и исключения, когда определенные мероприятия полностью оплачивались из бюджета и компенсировались рядовым казакам. Например, поездка в Крым в феврале 2014 года.
Именно эти события и стали апофеозом разочарования в казачестве для Евгения Панчука — Крым, Донбасс и последовавшие за этим трансформации внутри российского общества, в том числе окончательное огосударствление казаков.
«Атаман всех обзванивал и предлагал поехать в добровольном порядке. Многие отказывались целыми куренями, другие соглашались», — вспоминает Панчук те события. По его оценке, из сорока тысяч казаков ККВ в Крым отправились меньше тысячи. Среди них был Евгений.
Гастролерам выдали по 10 тысяч рублей командировочных, обеспечивали питанием, некоторых — даже огнестрельным оружием (несмотря на то что казаки не могут носить его, как и обычные граждане).
На месте казаки занимались охраной ключевых проезжих частей, говорит Панчук. Держали их там вплоть до референдума 18 марта. После этого всех желающих в один день увезли на автобусах обратно на Кубань. Кто-то остался и продолжил участвовать в событиях «русской весны».
Одним из них был Василий Ящиков. Сейчас он возглавляет отделение межрегиональной общественной организации «Союз добровольцев Донбасса» и числится в базе данных скандального украинского сайта «Миротворец», отслеживающего участие граждан России в войне на Юго-Востоке Украины. Там говорится, что Ящиков был в ходе тех событий замечен в поселке Торез Донецкой области, где занимался «снабжением боевиков». Сам он утверждает, что «защищал мирное население Донбасса».
Казаки на блокпосту отряда самообороны КрымаФото: Евгения Гусева/КП/PhotoXpressЯщиков рассказывает, что в юности учился в Донецком политехническом университете. «Как вы думаете, я буду сидеть, смотреть по телевизору эти новости и думать: как же там мои братья? Как же там мои дети? Как же там мой дядя, моя тетка? Нет, естественно, я тут же собрался, и мы туда все поехали», — вспоминает Василий.
Ящиков объясняет интерес казаков к конфликту тем, что земли Донбасса и Луганска до революции были казачьими землями (Донское войско действительно селилось на части современной Донецкой и Луганской областей Украины).
«Поэтому дальше мы и не пошли. Запросто могли бы в 2014 году дошлепать до Киева. Сейчас-то понятно, ВСУ научилось воевать, а на тот момент только в плен они и сдавались, люди необстрелянные, никогда в жизни не воевали. Мы просто дали им отпор, забрали своих и вышли», — вспоминает казак. Многие из них, впрочем, так и остались там, это признает и Ящиков. В конце прошлого года в украинских СМИ появилась информация о создании в Донецкой народной республике Приазовского казачьего войска.
Владимир Мелихов же, наоборот, обратился ко всем казакам, предупредив их о том, что тот, кто поедет, вернется с испорченной репутацией и с кровью на руках. По его мнению, некоторого эффекта он добился.
Вход на огромную территорию усадьбы семьи Мелиховых и находящегося там музея казачьей истории XX века преграждают внушительные ворота с замысловатой скульптурной композицией и огромной буквой М на геральдическом щите. Тут живет шестидесятидвухлетний предприниматель и казак Владимир Мелихов, владелец одного из рынков подмосковного Подольска, в советское время директор цементного завода.
Хранитель, немолодой интеллигентный казак Сергей, проводит сокращенную экскурсию (обычная занимает три часа). Кабинет хозяина усадьбы на третьем этаже украшает картина, на которой провинившегося казака до крови отхлестали нагайкой. Мелихов, закуривая тонкую сигарету, приглашает войти.
В той или иной форме суды над Владимиром Мелиховым идут уже более десяти лет. За эти годы Мелихов провел в разных судах, по его словам, 450 дней. Все началось в 2007 году, когда он открыл в станице Еланской Ростовской области мемориал «Донские казаки в борьбе с советской властью». Сразу после этого в Подольске, основном месте проживания Мелихова, начались обыски, уголовные дела, а в 2008 году восемь месяцев он провел в СИЗО по неподтвердившемуся подозрению в неуплате налогов.
В 2015 году Владимир участвовал в создании часовни в австрийском Лиенце, где похоронены несколько сот казаков, во Вторую мировую выступивших на стороне Гитлера. На церемонию открытия и встречу зарубежных казачьих организаций Мелихов прилететь не смог — в аэропорту Домодедово пограничники вырезали из паспорта одну из пустых страниц и объявили документ недействительным.
За старинное оружие, хранящееся в музее, включая давно неисправные револьверы 1896 года, в 2017 году Мелихова осудили на год ограничения свободы.
Суды высушили все силы Мелихова и его семьи, бизнес почти развалился. Раньше никаких проблем не было, поэтому Мелихов уверен, что преследование связано именно с его музейной деятельностью. «Их главная задача — чтобы мы ушли из общественной среды и прикрыли наши мемориалы. Во время обыска они говорили об этом не стесняясь», — рассказывает Мелихов.
Парад Кубанского казачьего войска и представителей Союза казачьей молодежиФото: Валерий Матыцин/ТАССГлавная же задача Мелихова — просвещение, бизнес для него давно отошел на второй план. Когда в Еланской открылся музей, друзья Владимира сперва посещали музей втайне, чуть ли не по ночам или с раннего утра — у него мгновенно появилась слава экстремистского. Сегодня в музей приезжает до 350 человек в день, в том числе и дети с родителями или учителями. «За десять лет в людях исчезла трусость. Изучая коллекции наших музеев и экскурсоводов, люди начинают проводить параллели с тем временем и осознавать, что происходит сегодня», — говорит Мелихов.
«Все спрашивают: “А где сегодня настоящие казаки?” Ну давайте посчитаем настоящих казаков. До революции их было четыре с половиной миллиона по всем одиннадцати казачьим войскам — от Кубани до Дальнего Востока. Затем Гражданская война, эмиграция, расказачивание, Голодомор, — перечисляет Мелихов. — [Революционер Исаак] Рейнгольд писал (дословно): казаков в большей степени необходимо физически уничтожить. Это был прямой геноцид. Мелиховых до революции было около 90, к тридцатому году Мелиховых осталось трое, и ни одного в хуторе, где они жили раньше».
Казаки, по мнению Мелихова, народ, построивший первую в истории России демократическую систему управления. Должность атамана долгое время была выборной (назначать их начал Петр I), судьи в станицах избирались общенародным сходом, девиз «Лучший среди равных» действительно работал.
«Говорить, что казаки всегда были нагаечниками, абсолютная глупость. Да, они давали присягу государю и исполняли ее, но даже на большинстве этих фотографий, которые сейчас ставят в коллажи, конная жандармерия, а не казаки, — возмущается Владимир. — Казаки участвовали только в разгоне тех демонстраций и ситуаций, когда было очевидно, что кровопролитие обязательно будет, и их посылали, чтобы это кровопролитие остановить. Если бы не они, то чекистские подвалы появились бы в 1905 году, а не в 1917-м».
Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь намПодпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»