Сожженные

Лопец — маленькая, всего 14 домов, деревенька Волосовского района Ленобласти. Все, кто живут здесь, знают друг друга уже много лет. Двадцать восемь лет, если быть точной. Участки земли тут по дешевке купили люди, работавшие на атомоходе. Тогда это было почти пустошью: брошенная деревня, которую когда-то давно сожгли немцы.

Я иду по деревне, и сквозь листву деревьев торчат обгоревшие печные трубы. Деревню эту год как сожгли снова. Из четырнадцати домов уцелели три.

Да будет свет

Наталья Осипова с сестрой Татьяной с самого начала купили участки рядышком, строились потихоньку. «Все эти годы не было ни воды, ни света. Ну да что, у всех печки, как-то так и жили, — Наталья Осипова много лет работает с мужем в институте ядерной физики. Дети, внуки, командировки в Америку, но на выходные всегда сюда, в Лопец. — Дом наш на холме, видно с холма далеко, место красивое, лес, грибы, тихо так. Это не садоводство, где все друг в друга уткнуты. Мы сюда и ездим-то из города подышать. Тут чужих нет».

Вернее, не было.

«Четыре года назад мы решили добиваться, чтоб нам провели электричество. Анна Михайловна, староста наша деревенская, съездила в Ленэнерго, договорилась. Выходило, чтоб нам столбы врыли и провода протянули, по 50 тысяч с каждого. Скинулись мы. А тут и Олег появился в деревне уже. С женой. Жена его этот старенький участок и купила. Там у них такой домишко стоял… Слезы, а не домишко. Каменная избушка, земляной пол, у самой воды, змеи к ним заползали. Платить за электричество они так и не стали».

И совсем скоро после этого все дома, к которым было проведено электричество, вспыхнули.

Да будет тьма

Пятое апреля, светает. Хоть и выходные, в деревне почти никого, все же дома летние. Всего пятеро остались: двое стариков, которые уже не выезжают в город, да двое мужчин приехали попариться в бане. И Олег.

Рано утром их и разбудил бешеный лай собак. И запах гари. Потому и остались живы.

К шести утра дотла сгорели одиннадцать построек из четырнадцати, вместе с сараями и банями. Деревянные дома — до основания. Те, что были обшиты пластиком, выгорели изнутри — из-за закинутых в разбитые окна подожженных тряпок и канистр с бензином. Некоторым семьям повезло — их дома стояли на сваях, и разведенный под ними костер погас от ветра.

Кто сжег? Кто обливал бензином?

Суд первой инстанции ответил на это так.

Автомобиль пожарной охраны на улице деревниФото: Валерий Зайцев для ТД

«Герасимов О.Ю. прошел к дому, где принесенные с собой легковоспламеняющиеся жидкости — бензин и синтетическое масло — вылил на стены дома, а также, разбив стекла окон дома, вылил внутрь помещений дома, после чего, используя источник возгорания неустановленной природы, совершил поджог этого дома». И так со всеми одиннадцатью домами.

После чего приехал на самое узенькое место по дороге в деревне, дождался машины пожарных и стал таранить ее своей «Волгой». Выскочившим пожарным брызгал в глаза из газового баллончика, а пока они пытались прийти в себя — спилил толстую елку (желтенький генератор он привез с собой), перегородив ею дорогу, чтоб у них не было шанса добраться до горящей деревни. А потом бросил разбитую свою машину и ушел с ружьем в лес.

Через пару часов Олег уже раскладывал письма в соседней деревне Беседе о том, что в Лопце обосновалась банда убийц: «Местные, кто с девяностых и ранее, предоставляют им свои жилища. Когда начнется смута, бандиты будут избивать брошенное властями население. В деревне у них штаб». Поздним вечером того же дня он сдался в питерском отделе полиции у Гостиного двора. Сказал: сжег все. Мол, пришел сдаваться, потому что понял свою вину перед Богом.

Уже больше года Олег Герасимов сидит в психиатрической больнице. Суд признал его невменяемым.

А куда мы денемся

Реагирует деревня по-разному.

Кто-то не смирился, ездит в суд, пишет письма в прокуратуру. Кто-то махнул рукой. Кто-то отстраивается заново. Кто-то бросил все и уехал — к черту пепелище. Кто-то вздыхает: дорого. Нет у нас таких миллионов. Кто-то влез в кредиты и купил то, на что хватило — вагончик.

«Я тогда в больнице лежала, — вспоминает Наталья Осипова. — Мне как сказали… ох. Не знала вообще, как я это переживу. И сейчас страшно строить все заново. Да и денег, конечно, никто нам не компенсировал. А что — по документам это поселок дачного типа, какие нам выплаты? Да никаких! По суду он невменяемый, с него взятки гладки. А с области… им до нас дела нет, никто и не ездит. Приехал один как-то в ответ на мои письма в администрацию, спрашивал — где пенсионерка Осипова? Думал, бабулечка сейчас к нему выйдет в платочке. Ну, я и вышла. С работы только приехала еще, накрашенная была. Удивился. Но толку-то от этого приезда… Сами, сами, все сами».

Наталья Александровна ОсиповаФото: Валерий Зайцев для ТД

Официальный ответ таков: «Все дома находились в частной собственности граждан, имеющих прописку в Санкт-Петербурге, на учете в качестве нуждающихся в жилых помещениях пострадавшие не состоят, выделение субсидии не представляется возможным».

Ее сестра, Татьяна Осипова, как раз из тех, кто вложился в вагончик. Жить-то где-то надо. Мы идем с ней рядом, и она показывает: «А здесь стоял мой домик». На участке красиво. Цветы, ухоженные деревья. Только дом как будто вырезан черным контуром из земли. Как будто рамка от фотографии осталась. «Не уеду отсюда. Но отстраиваться… Не осилю. Муж пять лет как умер, дом был его рук делом. Мне шестьдесят уже…»

У Анны Ивановны, старосты, осталась только баня. И лебеди, обгоревшие лебеди у ворот, еще допожарное украшение. Я смотрю на фотографии в альбоме. Уцелели только они.

«У нас в доме красота была. Портрет Есенина кисти Трескина, ленинградский такой художник. Он в Ломоносове расписывал в музее потолок. Мой муж с ним дружил, и вот, подарок, картина. Большая коллекция старинных самоваров. У нас на втором этаже, считай, маленький музей был: ткацкий станок, патефон, всякие утюжки… А жальче всего мне маминого труда, все ее изделия ручной работы: вышитые полотенца, скатерти, дорожки, тканые на ручном станке… Пуховые одеяла. Думали, здесь на пенсии жить будем».

Валентина Александровна и ее восстановленный домФото: Валерий Зайцев для ТД

Я иду по деревне и стучусь в дома. Еще один дом не дом, так, вагончик рядом с горелыми остатками. Малыш бегает, мама приглядывает. Бабушка семейства, Валентина Александровна, рассказывает: «Странный он был какой-то. Как ни поздороваешься с ним — он все про грехи. Что замаливать пора. Что конец света не за горами, что всем нам в аду гореть».

Она рассказывает, как жили после пожара, роняя между делом что-то про зимовку, и я переспрашиваю, не веря: «Так вы что же, так и жили тут всю зиму?» Машет рукой: «А куда мы уедем. Их-то в машину не затащишь, боятся. Не бросать же».  Их — это собак и кошек. Оставшихся. Многие пропали. Одиннадцать трупиков нашли, а остальных нет. Тощий пес бегает за мной по всей деревне, на рыжем боку — след от вплавившейся в шерсть и кожу цепи. Отдирали после пожара с мясом.

А у другого погорельца, Виктора Ивановича Серова, вагончик был из жести. «Зима, холодно же. Мы его все к себе звали — ну что там, ну подумаешь, в тесноте, зато тепло… Не пошел, — рассказывает про соседа Валентина Александровна. — Гордый был. А в город ему возвращаться было некуда. Ну что… пневмония. Мы же его в больницу и возили. Мы и хоронили. А он блокаду прошел, бодрый был, еще в прошлом году за грибами ходил, сам хозяйство вел».

Времянка умершего от воспаления легких Виктора Ивановича. Его дом сгорел, и он зимовал в нейФото: Валерий Зайцев для ТД

Я хожу по деревне, стучусь в дома и пытаюсь представить, как ходил человек, проповедовал о конце света, собирал канистры с бензином в своей машине. Не получается представить.

Я стучусь в следующий дом. Мужики пьют водку. Меня встречают настороженно. Говорят наперебой. «Садись, садись. Торт будешь? На вот. Журналист, говоришь? Да не гони. Ты что, из адвокатских? А кому это надо-то может быть, кроме них. Мы тут сами по себе. Никому не нужные. Да пиши, что хочешь. Какая страховка, не смеши меня. Ну вот, я получил, да, страховку, была у меня страховка. Пол застелить хватило едва, ну и все. А дом я отстраиваю весь с нуля».

Приходите завтра

Те, кто не сдались и продолжали биться за справедливость — ходили с прошлой осени в Волосовский суд регулярно, как на работу.

«Суд нам голову дурил еще как, — рассказывает Наталья Осипова. — То повестка придет с ложным адресом: заседание в Питере, а сказано, что в Волосове, и народ из Питера в область ехал просто так. То пришлют они ее впритык, чтоб с работы не отпроситься уже. На первое заседание секретарша и вовсе уговаривала нас не приезжать: да напишите заявление, чтоб в ваше отсутствие рассматривали, в суде тесно, ехать долго, что там делать вам. Ну, мы поверили, написали, одна Аня, староста, от нас съездила. Как рассказала нам, что там творилось — потом мы поехали тоже. Прокурора сначала дали — молоденький мальчик, суд начался, а он сидит, дело читает, и судья говорит ему: «Могли б и вчера почитать!» Но тут уж я позвонила в прокуратуру, да. Куда, говорю, мне пожаловаться? Прокурора в итоге нам поменяли. Прислали побойчей».

Пострадавший от пожара участокФото: Валерий Зайцев для ТД

Первая комиссия Олега признала немножечко дураком, говорит Наталья, вторая посчитала его более сумасшедшим, а третья решила, что он опасен для себя и для окружающих. С первого заседания он сидит в Питере в городской психиатрической больнице имени Скворцова-Степанова.

Плохо молились

Неподалеку от деревни Лопец, в Яблоневе, прямо у дороги стоит церковь Воскресения Христова. Маленькая, старая, красивая. По облупленному крыльцу ходят куры. Сюда Олег Герасимов ходил причащаться и исповедоваться полтора года.

Дверь закрыта, но священник спешит к нам через дорогу, из своего дома. Куры расступаются. Отец Иоанн от беседы не отказывается: «Мы с ним, с Олегом, близко не общались, но он очень часто причащался, ходил в храм, панихиды заказывал. Чтоб где помочь, убрать в храме — это нет, от него не было такого. Странноватый он был, да. Очень хотел, чтоб все правильно было, по букве. Господь учил, что любовь выше, чем закон, о чем Иисус спорил с фарисеями-то, вот об этом. А у Олега-то да, было такое. Чтоб по правилам. Если служба сокращается, если что-то кто не прочитал — болезненно он к этому относился. Замечания прихожанам делал, что одеты не так…»

Пострадавший участок поджигателяФото: Валерий Зайцев для ТД

«А он молился одновременно со мной, — вспоминает вдруг Анна Михайловна. — Молился, на коленях стоял. И взял керосин, четырнадцать домов облил и поджег».

«Он неправильно молился, — говорит отец Иоанн. — Но это не значит, что церковь виновата. Болезнь это духовная у него. Болезнь. Но я к тому, что без попущения Божьего не происходит ничего. А если он попустил скорбь такую, то надо понять – значит, что-то неправильно в жизни было. Что-то неугодно. «И ради пяти праведников не истреблю Содом», помните?»

Ничего не было

Жена обвиняемого Елена тоже написала заявление о нанесенном ущербе. Анна Михайловна рассказывает: «Я ее на суде с адвокатом встретила. Вы, говорю, не хотите перед нами извиниться? А за что, говорит она мне. Я так же, как и вы, пострадала». Их-то халупа та с земляным полом тоже была подожжена».

Суд первой инстанции признал, что поджог был и совершил его Герасимов, но от ответственности его освободить и направить на принудительное лечение. Адвокат не согласен. «Все обвинения, выдвинутые Олегу Герасимову, следуют из слухов и неприязни», — написал он в своей апелляционной жалобе. Поджога в деревне не видели, признание в полиции — самооговор. Виновен, мол, Олег только в том, что таранил пожарную машину. Ну, может, переволновался от пожара.

Пострадавшие от пожара домаФото: Валерий Зайцев для ТД

Принудительная мера медицинского характера по суду не может быть ограничена сроком. Каждые полгода врачи должны проводить обследование, а дальше… Именно этого жители деревни боятся больше всего: «Вот сейчас признали его невменяемым по суду, а дальше-то? Ну, отсидит он в этой лечебнице, а потом такой же врач напишет бумажку «здоров», и выпустят его, и он вернется, и снова все сожжет. Доделает начатое. Мы этого просто не переживем», — говорит Валентина Александровна.

В деревне об этом стараются не думать. Что толку, говорят. И растят новый урожай.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!