Его университеты

«В колонии часто беззаконие и беспредел творятся, администрация может оказать на тебя давление, а в СИЗО это сложнее делать, — объясняет свои мотивы Данила. — Если ты в лагере начинаешь отстаивать права, то тебя администрация с помощью авторитетных заключенных прессует, и ты отказываешься от своих требований».

Почему сел, рассказывает неохотно, как и вспоминает детство. Был детдом и обычный для никому не нужных детей промысел — брать, что плохо лежит. «В подростковом возрасте у меня было ощущение безнаказанности, поэтому я совершал преступления. Грабил предпринимателей. Несовершеннолетние в основном и сидят за разбои. Но даже за убийство им дают не больше пяти лет, а мне за кражи столько дали!» — возмущается Данила.

Он уверен, что судья дала столько, потому что он ее достал: «Я с ней входил в конфликты прямо на заседаниях. Она думала со мной быстро расправиться, а я постоянно отвлекал ее от другой работы, затягивал свое дело».

Новосибирский пиарщик Дмитрий Петров, который провел несколько лет в том же новосибирском СИЗО-1, что и Данила, рассказывал, что этот парень может взять измором кого угодно — не в последнюю очередь потому, что сильно заикается. Но со мной Данила разговаривает почти без запинок, на удивление гладко и сухо, спокойно шпарит наизусть законы. Мы встречаемся в новосибирском офисе «Руси Сидящей» — благотворительной юридической клинике, где Данила ведет первичный прием: встречает посетителей, принимает у них документы, заполняет анкеты, выслушивает.

Людям есть, на что жаловаться, когда их близкие попадают в оборот российского следствия или суда или, чего доброго, заезжают в места лишения свободы. Данила понимает их как никто.

«Законы я еще на свободе в 15 лет начал потихоньку изучать. Но серьезные знания у меня появились именно в СИЗО, когда я наработал практику, — вспоминает Данила. — Последний год у меня был очень прогрессивным: все суды были завалены жалобами, и не только по моему уголовному делу. Я пытался возбудить уголовные дела в отношении сотрудников администрации и должностных лиц следственного изолятора по статьям 285-286 УК (Злоупотребление должностными полномочиями, превышение полномочий). Руководство СИЗО грубо нарушало права заключенных, было много насилия и пыток».

Необходимость личного присутствия арестанта в суде не позволяла отправить его из СИЗО в колонию, и Данила пользовался этой лазейкой пять лет, производя на свет все новые и новые жалобы и ходатайства, о чем хладнокровно рассказывает на свободе. Его жалобами действительно были завалены суды не только Новосибирска, но и области: «Я пытался парализовать действия суда, судьи не могли спокойно рассматривать другие дела, у каждого лежала пачка моих жалоб, а ведь они должны соблюдать процессуальные сроки».

Большая часть обращений была обоснованной, заверяет он. Например, по закону каждая камера СИЗО должна быть «обеспечена средствами радиовещания» (Данила по памяти и немного монотонно цитирует целые куски соответствующих статей).

«То есть в каждой камере должна быть радиоточка, чтобы заключенные могли получать информацию о том, что творится во внешнем мире. Но в большей части камер радио не было, — говорит он. — Это многим не нравилось, но они молчали и никаких мер не принимали, потому что считали, что это бесполезно. Я же писал жалобы. Правда, получал беспонтовые формальные отписки: «По вашей жалобе проведена проверка, нарушений не установлено». Какая проверка? Если нет радио, то как они проводили проверку? Это же наглое вранье».

Но отсутствие радио ерунда по сравнению с психоизолятором.

«Чтобы подавить заключенного в СИЗО, делают так: вызывают врача, врач фабрикует справку, что у заключенного произошел нервный срыв и он пытался покончить жизнь самоубийством. На основании этой справки начальник СИЗО выносит постановление о водворении заключенного в психоизолятор, — описывает Данила. — Это небольшое помещение, четыре на четыре метра примерно, где ничего нет: ни стульев, ни столов, ни кровати, ни туалета, ни окна, ни батареи. Стены обиты резиной, типа линолеума, зеленого цвета. Это вроде как цвет спокойствия».

Заключенного раздевают догола и сажают в эту комнату, допустим, на неделю: посиди, подумай. В психоизоляторе очень холодно, зимой — практически невыносимо.

«В моем случае обошлось без серьезных психологических травм, но это настоящая пытка», — спокойно, даже слишком, вспоминает Данила.

На пыточные условия содержания жаловались и другие заключенные. Так, новосибирец, проведший в СИЗО-1 почти два года, подавал иск к изолятору и ГУФСИН о компенсации морального вреда в размере 1,3 миллиона рублей.

По его словам, в камере на восемь мест находились одновременно четырнадцать человек. «Нам приходилось спать по очереди», — отмечалось в иске. Этот же заключенный утверждал, что в СИЗО их толком не кормили, не одевали, не лечили даже от смертельных заболеваний. Правда, исковое заявление он позднее отозвал — уже в колонии на него как следует надавили. Примерно поэтому в лагерь не хотел ехать Данила.

Конечно, жаловаться на СИЗО практически бесполезно — ГУФСИН не дает ход обращениям, направленным против него самого, потому что российская тюрьма — естественно, лучшая в мире.

Данила — уникум в своем роде, самородок. Он проел плешь судам и администрации СИЗО даже без юридического образования, но далеко не все подсудимые и сидельцы могут так вгрызаться в законы и кодексы. Тем, кто не самородок, а защищать права близких хочет, может помочь Школа общественного защитника (ШОЗ) благотворительного фонда «Русь Сидящая». Когда РС организует курсы в Новосибирске, Данила ведет один из семинаров.

«Общественным защитником может быть любое незаинтересованное лицо, — у Данилы снова будто включается в голове невидимый юридический робот-справочник. — На стадии следствия общественного защитника быть не может, а на стадии судебного разбирательства он может выступать наряду с адвокатом, может приходить в СИЗО».

А потом его внутренний робот вдруг замолкает, он улыбается и предлагает сделать селфи. После фото на память Данила добавляет: «Их — общественных защитников — работа очень важна. У многих не хватает денег на адвоката, им предоставляют бесплатного, а они ничего не делают для подзащитных. Я мог наорать на своего, но люди разные, и многие на такое не способны. А общественный защитник, если это родственник, например, намного эффективнее оказывает юридическую, моральную, психологическую помощь, чем бесплатный адвокат».

На юрфак в Президентскую академию он, кстати, так и не поступил — его взяли на бюджетное место в Новосибирский государственный педуниверситет в Институт истории, гуманитарного и социального образования. Подтянет историю, а там, глядишь, и на юриста выучится.

А пока надо поддержать ШОЗ. Для слушателей, из которых могут получиться почти такие же въедливые Данилы, обучение в Школе общественного защитника не стоит ни копейки. Но деньги нужны на аренду помещений для занятий, раздаточные материалы, транспортные расходы и оплату работы лекторов. Пожалуйста, оформите регулярное пожертвование для Школы общественного защитника — и тогда гораздо больше людей из разных уголков России смогут вставлять палки в колеса несправедливых судов. А то ведь у нас дела почти как в поговорке: не сидел — не русский.