Не терять страх

Пожарным добровольцем я стала дымным летом 2010 года — тогда мне казалось, что всего на несколько недель, пока горят торфяники. Но во время поездки к погорельцам я познакомилась с пожарными — добровольцами Гринписа. Прежде я думала, что Гринпис — это какие-то балбесы, которые занимаются исключительно протестами: залезают на крыши и мосты, растягивают баннеры и, кажется, защищают китов. А тут я увидела, как слаженно добровольцы работают на пожаре, узнала, что они делают массу полезных и хороших вещей. Через полчаса я сказала Грише Куксину, руководителю противопожарной программы Гринписа: «Я буду с вами». Он потом смеялся: «Ты целых полчаса думала? Что-то очень долго».

Зимой я пошла в Гринпис слушать курс лекций для пожарных-добровольцев, а весной 2011-го мы поехали тушить леса. Я в основном фотографировала и писала, но и с ранцем тоже бегала, и оборудование таскала — чем только не занималась.

Когда я стала ездить на пожары, меня все спрашивали: «Ты, наверное, очень храбрая, раз тебе там не страшно?» А мне всегда было страшно. После первого пожара вообще кошмары снились. Но на самом деле огня все боятся. Если человек потерял страх перед огнем, значит, он сумасшедший и ему просто нечего делать на пожаре. Вообще, Куксин меня приучил всегда исходить из наихудшего варианта развития ситуации, а не надеяться на авось — тогда ты все предусмотришь и все будет нормально.

Как на картинах Дейнеки

Гриша много нам рассказывал об Авиалесоохране — организации, которая тушит самые сложные лесные пожары в России. Я заочно очень уважала тех, кто там работает. В 2012 году в Туве из-за резкой перемены ветра погибли в огне сразу восемь десантников-пожарных [из Авиалесоохраны. — Прим. ТД]. В прессе появилось много злых и непрофессиональных статей: якобы людей заставили прыгнуть на парашютах в огонь, и они сгорели. Это был полный бред. Я решила сделать свой репортаж, чтобы этих людей не порочили. Полетела в Туву, пришла на авиабазу и попросилась на пожар. После всего, что понаписали журналисты, ко мне отнеслись с большой опаской и на всякий случай ничего не разрешили.

Анна БарнеФото: Мария Васильева

Тогда я пошла на задний двор, где парашютисты-десантники варили обед, и познакомилась с ними. Они быстро поняли, что я свой человек, и стали просить начальство взять меня на пожар. Я, если честно, толком не верила, что получится, поэтому у меня с собой ничего не было, кроме энцефалитки и дамской сумочки с котиком. Но ребята нашли мне все необходимое и взяли с собой тушить тайгу в Красноярский край.

Я была потрясена тем, что увидела. Это были настоящие герои — такие, как в старом советском кино. И то, что они делали на пожарах, было невероятно. Я написала ту статью, ради которой летела. Текст вынул из меня всю душу: мне пришлось говорить с друзьями погибших, с вдовами. Но я поняла, что хочу работать только в Авиалесоохране и больше нигде, и попросилась в пресс-службу.

Ради Авиалесоохраны мне пришлось оставить работу в департаменте культуры. Все считали, что я сошла с ума: бросить престижную работу в центре Москвы, чтобы каждый день ездить два часа на электричке в город Пушкино, где находилась пресс-служба, да еще и летать по всей стране на пожары, жить в палатке, ходить по тайге по двадцать километров в день.

Но, как ни странно, уходить из прежней профессии мне было не жаль, потому что тушение пожаров — это тоже в своем роде искусство. Авиалесоохране вообще свойственна эстетика, похожая на советскую живопись двадцатых годов: мне иногда казалось, будто я вижу ожившие картины Дейнеки — красивые люди в красивом пейзаже.

Я иногда ребятами искренне любовалась — такие они были красивые, спортивные. На барельефах в московском метро изображают таких людей. Народ спрашивал меня: «Наверное, ты влюблялась в них во всех?» Как ни странно — нет. Я воспринимала их как коллег или, может быть, даже как братьев.

Гендерные стереотипы

В Авиалесоохране ведь женщины изначально работали, но об этом почему-то быстро забыли. Организация появилась более 85 лет назад благодаря ученому Георгию Мокееву и была скопирована во многих странах. И уже в первом отряде были две девчонки, которые работали парашютистами-пожарными. Потом их было много, а в войну они вообще заменили мужчин. Но позже — я так и не выяснила, в каком же году, — решили, что тушение пожаров вредно для женского здоровья. Несчастные женщины — героини, тушившие пожары! — дорабатывали гардеробщицами, уборщицами. Могу представить, как им было тяжело. И у всех в Авиалесоохране как память отшибло, что эти женщины в принципе существовали.

Ночное тушение в тростниковых крепяхФото: Анна Баскакова (Барне)

Ни в детстве, ни в юности я не собиралась становиться пожарным, а на первый пожар попала, когда мне было за сорок, — поэтому идти учиться в МЧС смысла никакого не было. Но когда я начала работать в Авиалесоохране, я решила выучиться на руководителя тушения пожаров, чтобы была возможность летать тушить. Потому что в законе есть одна дыра: женщина в России не может быть пожарным, но может быть руководителем тушения пожара.

Когда я стала просить руководителя Авиалесоохраны направить меня учиться, он рассмеялся и сказал: «А что вам потом — группу давать?»

При том, что я не с нуля пришла, у меня было уже несколько лет опыта тушения пожаров в Гринписе. Гендерные стереотипы сильны, и я потратила очень много времени, чтобы это изменить. Но ребята, с которыми я летала, уже никогда не смеялись над тем, что с ними рядом работает женщина.

Я бы все-таки не взяла на себя ответственность руководить пожаром, но корочка мне пригодилась. Как-то раз мы прилетели в командировку на Байкал, а там начальник местной авиабазы — отличный профессионал, вдумчивый человек — просмотрел списки участников, обнаружил женщину, спрашивает: «Это что такое?» Ему стали объяснять, что я опытный человек и обучена на руководителя. Но он затребовал из центральной авиабазы копию диплома и справку о том, что у меня есть прививка от энцефалита, вызвал меня в кабинет, беседовал полтора часа — и только когда убедился, что я в теме, допустил на пожар. Думаю, ни один другой участник тушения такого пристального внимания не удостаивался никогда.

Я считаю, что запрет женщинам работать на пожарах — это абсурд. В реальности в России женщины работают на пожарах, их немало: это и женщины-лесники, и привлеченные, а во многих населенных пунктах просто нет достаточного количества мужчин. Но при этом у женщин на пожаре нет никакой юридической защиты: они никак не застрахованы от травм, увечий, их семьи не получат никакой компенсации при трагическом исходе. Когда мне говорят, что женщина не справится и что это вредно, я отвечаю, что это должно быть ее решение. А вопрос с физической подготовкой можно решать с помощью тестов.

Про любовь и красоту

Когда меня спрашивали про романтические истории среди гор в палатке, я всегда очень смеялась. Каждое утро нужно встать и идти к пожару по звериной тропинке, иногда пять километров, иногда пятнадцать — причем кажется, что дорога все время вверх. Потом на пожаре надо работать, а вечером идти обратно. До романтики не доходит. Только если вдруг пошел дождь, народ в ожидании вертолета расползается по палаткам и мастерит берестяные кружки — традиционное хобби парашютистов-пожарных.

Конечно, шуток в мой адрес было очень много: ребята говорили, что в лесу они все холостые, но я никогда не обижалась. Представить себе ситуацию, чтобы меня кто-то обидел, просто невозможно: я находилась среди рыцарей, как бы смешно это ни звучало.

Лесной пожарФото: Анна Баскакова (Барне)

Я всегда с собой брала в тайгу платье в цветочек. Все пожарные скучают по своим женам, и им было приятно видеть женщину у костра в платье. Надолго меня не хватало, мошка и слепни не давали много красоваться, но нравилось хотя бы на один вечер и самой отдохнуть от энцефалитки, и ребят порадовать.

Тушить пожары и быть красивой можно. Но я на собственном опыте убедилась, что с накладными ресницами не нужно ездить на пожар. Однажды накануне выезда было мероприятие, на которое я сделала шикарные накладные ресницы, — и вдруг командировка. И вот уже на пожаре ребята мне говорят: «Аня, у тебя что, кусочек битума прилип к глазу?» И тут я понимаю, что это ресницы начинают падать от жара! Было очень смешно. В палатке кремом снимала вечером.

Один раз я с сотрудниками офиса — не с пожарными — была в выездном лагере и приготовила борщ на костре. Моего начальника это потрясло: «Анна, вы что, умеете готовить?» То есть он меня воспринимал как полумужчину — вне быта, вне семьи. Хотя я люблю и умею готовить и когда-то даже кулинарную рубрику вела.

Вертолет забирает группу после окончания тушения. Якутия, 2013 годФото: Анна Баскакова (Барне)

Недавно я вышла замуж. С моим будущим мужем мы познакомились семнадцать лет назад, когда учились в аспирантуре, но потом общались редко. А в прошлом году Собянин решил сломать мой гараж,  где хранилось оборудование нашего добровольческого лагеря, я написала объявление: «Люди, спасайте, надо перетащить все в квартиру». Пришел Саша, который оказался моим соседом, — и я глазом не успела моргнуть, как я уже не Баскакова, а Барне. Он тоже пожарный доброволец 2010 года. Для меня принципиально, что он понимает: может прийти день, когда я вдруг рвану на пожар на неопределенный срок, — и уважает мой выбор.

Самое страшное — не огонь

На пожаре все не так, как кажется. Обычно люди думают, что пожары тушат с самолета, а на самом деле их тушат наземные группы, просто по телевизору показывают красивую картинку, как самолет сбрасывает воду. А самолет — вещь вспомогательная…

Чаще всего лесные пожары тушатся огнем: один пожар пускают навстречу другому, это сложная и опасная работа. Выкапывают траншею, которую называют минерализованной полосой, и создают пожар, который буквально пожирает другой. Такую работу могут безопасно выполнить только настоящие профессионалы, знающие, как поведет себя огонь в разных условиях, умеющие учесть влияние рельефа, погоды, разных видов горючих материалов в лесу, понимающие, как высчитывать скорость продвижения огня в разное время суток.

А вот падающие деревья — это всегда неожиданно, и падают они как карточный домик. Если это территория вечной мерзлоты, то у деревьев поверхностная корневая система и они очень легко падают — их может и десять сразу свалиться.

Работа воздуходувкойФото: Анна Баскакова (Барне)

Большинство лесных пожаров случается из-за банальных окурков или непотушенных костров, а еще из-за того, что люди стесняются позвонить пожарным или думают, что это сделает кто-то другой. Нужно всегда звонить на прямую линию лесной охраны, ее номер 8 800 100-94-00, или по номеру 112, или использовать специальное приложение, чтобы сообщить о пожаре. Не бойтесь, что вас накажут за «ложный вызов»: ошибку всегда легко отличить от банального хулиганства. Если речь идет о лесном пожаре, то лучше перестраховаться и позвонить.

***

Гринпис России ведет огромную работу по информированию о пожарах, работает с детьми, создает новые игры, методики обучения, даже мультфильмы, помогает наладить взаимодействие иногда неповоротливых государственных структур, которые не всегда могут договориться, кто какой пожар должен тушить, а еще готовит добровольных лесных пожарных. Пожарные-добровольцы не пытаются заменить собой профессионалов: они мониторят опасные участки — торфяники, «ничьи» поля, где весной так любят поджигать сухую траву, и самостоятельно справляются с небольшими возгораниями. А еще участвуют в тушении крупных пожаров, когда не хватает людей и техники.

Подписавшись даже на небольшое ежемесячное пожертвование — 100, 200, 500 рублей, — вы поможете Гринпису подготовить добровольных пожарных и обеспечить их техникой и средствами защиты. А значит — спасти леса и людей, которые живут рядом с ними.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!