Несмотря на всю нашу изолированность, Руслан нашел массу плюсов в переезде. Ну не то чтобы массу, на самом деле — всего один. Вдвоем было сидеть гораздо спокойнее. Конечно, в дружном коллективе сорока разбойников веселее: можно поиграть в карты на деньги, произвести самогон, поучаствовать в конфликтах, телик опять же посмотреть. Но вокруг постоянный шум и гам, от него устаешь.
На самом деле устаешь от всего. Пока я пишу эти строки, идет 474-й день моего полного одиночества. Мне очень хочется попасть в барак, где сидят тридцать человек. При этом каждый из этих тридцати с большим удовольствием поменялся бы со мной местами, так как остальные двадцать девять ему страх как надоели.
Так или иначе, после истории с планом доставки «тэ-эр» наше степенное сосуществование, в рамках которого мы рассказывали друг дружке свои жизненные истории, ругали власти и спайку криминалитета с охранной службой «Бутырки», подошло к концу.
На следующий день после изъятия моей тетради с записями Руслана увели на весь день. Он предполагал, что к адвокату. Но вернулся сильно бледный. Рассказал, что шесть часов простоял в боксе 2х2, потом его привели к главному оперативнику, и тот спросил его, что и зачем он мне рассказал про торговлю телефонами в СИЗО. Руслан нахмурился (по крайней мере, я себе это представляю именно так) и сказал, что ничего никому не говорил.
Если вы читали книги про российские тюрьмы, то можете догадаться, что за этим последует история про пытки. Но это необычная история. Руслана увели обратно в камеру. Вернувшись, он успел сказать, что его, скорее всего, переведут, а к человеку, которого приведут вместо него, надо относиться настороженно.
Как только он произнес эти слова, в камеру привели Молдавана (вы удивитесь, но он был из Молдавии; дурная память на имена не позволяет воспроизвести, как его звали на самом деле, — пусть будет Игнат), а Руслану сказали собираться. Позже, когда я уже был в колонии, мы с ним периодически переписывались. Потом он тоже уехал в лагерь, время от времени передает мне приветы. Через недельку после освобождения созванивался с ним. Он уж год как вышел. Сидел в печальных владимирских лагерях. Сейчас работы нет, так как зэков никуда не берут. Тоскует. Не по чему-то конкретно, а просто в рамках стандартной древнерусской тоски. Собираюсь, когда будет время, сгонять в Суздаль и по дороге заехать к нему поесть шашлыков.
Что же касается моего нового соседа, Молдавана, то если и был какой-то скрытый смысл в его подселении, я его не уловил. Про торговлю телефонами он говорил ровно то же самое. Точно так же был дорожником, поэтому сразу наладил подключение к тюремной нейронной сети. В котловой хате его статус «порядочный» был подтвержден.
Через сутки состоялось более логичное подселение: этапом из СИЗО «Матросская тишина» приехали Серега и Серега. Они были «пришлые» и про местную бутырскую коррупцию рассказать не могли. Зато знали все про «Матроску». По всему получалось, что сидеть там лучше: телефоны дешевле, тарифная сетка на доставку еды из соседнего ресторана демократичнее и т. д. Воры в законе ходят по тюрьме, заглядывают в камеры, интересуются, все ли в порядке у арестантов. Но в целом — все то же самое.
Теперь подробнее про новых соседей.
Игнат Молдаван (почему-то после того, как я назвал его Игнатом, ужасно хочется переименовать его в Мишу, тем более — вспомнил, что так его и зовут, поэтому второе погоняло у него было Медведь, но проявлю твердость духа и оставлю Игнатом). Сел за мошенничество. Его начальник брал по договорам аренды промышленные погрузчики, Игнат их перегонял, а начальник потом их беззастенчиво продавал. Как говорил сам Игнат — и косвенно это подтверждается тем, что, забирая оборудование, он предъявлял свой настоящий паспорт, — он был не сильно в теме всей схемы и не думал, что за это можно сесть в тюрьму. Взяли его после двенадцатого погрузчика.
Сергей Кубаноид. По его собственным словам, жертва произвола ФСКН. Был управленцем на стройке. Рассказывал какую-то крайне неправдоподобную историю о том, как ему подкинули 600 таблеток экстази. Ну что наркоту подкидывают — тут все очень правдоподобно, так делают. Но зачем столько экстази вместо, например, пяти граммов героина? На этот вопрос Кубаноид делал очень честное лицо и разводил руками: «Не знаю».
Серега Батька. Прозвище ему было присвоено из-за белорусских корней. Профессиональный сиделец: из 46 прожитых лет 23 отсиженных. Вместе с нами, первоходами, он сидел как не имевший судимости в России. Но посидеть он успел еще во времена СССР. Бывал в Архангельской области и в Казахстане. Все сроки у него были маленькие, преступления типа ограбления сельпо. Зато куча тюремных баек и словечек.
Про свое текущее заключение он сообщал следующее:
— в жизни не думал, что сядет в России;
— никогда больше не сядет в Беларуси (такое желание легко
понять);
— даже в Беларуси не сажают за то, за что он сидит в России.
Вот история его преступления. Он украл бутылку водки из магазина «Пятерочка». Естественно, был при этом пьян. Как сидевший ранее, он хорошо знает Уголовный кодекс, вернее некоторые его положения. Серега предполагал, что цена бутылки водки не подразумевает уголовную ответственность. Когда он выходил из магазина, продавщица кричала ему: «Мужчина, мужчина!» А он не отреагировал. Следователь интерпретировал это не как кражу, а как грабеж. Кража — это скрытое хищение, грабеж — открытое. Для человека несидевшего разница, может быть, и не очевидна. Поэтому сообщаю, что за скрытую кражу бутылки водки — штраф, за открытую — до четырех лет. Тут нужно оговориться. Закон и положения Верховного суда создают впечатление, что нет, за бутылку водки дать четыре года нельзя. Но практика судов утверждает обратное.
Так или иначе, при избрании меры пресечения судья не арестовала Батьку (что по сути правильно, но повергло следователя в шок), а отпустила под подписку о невыезде.
Через пару недель Батька попал под машину. Придя в себя и починившись, он решил у следователя не появляться, а продолжить жить, как и задумывал ранее. В скором времени он попался в магазине на краже бутылки коньяка. Тут уж следователь решила не мудрить с формой хищения, а просто приписала ему к первому преступлению еще и эту бутылку коньяка, чтобы сделать размер грабежа значительным. На этот раз суд отправил Батьку в СИЗО.
В целом ему повезло. Незадолго до преступления он бухал со случайным попутчиком в парке «Сокольники», и тот его чем-то напичкал и обнес. Очнулся Батька без денег, телефона, частично без одежды и с признаками обморожения. Именно поэтому после долгих поездок между московскими СИЗО, которые отказывались его принимать, Батька в итоге попал в «Матросскую тишину» — московскую тюремную больницу, где его выходили. В общем, нормальная компания подобралась.
А вот так выглядела наша камера.
В проходе два человека разойтись не могут. Вдоль одной стены двое двухъярусных нар, вдоль другой — стол, умывальник и туалет. Наверное, метров двенадцать общая площадь.
Казалось бы, должно быть невыносимо тесно и вонюче, с учетом того что двери в туалет и нормальной вентиляции нет. На самом деле — ничего подобного. Первые пару дней кажется, что тесновато, а потом даже просторно. Удивительно, что туалет тоже не доставлял особого беспокойства. С появлением в камере Батьки все переняли его шутку и обязательно кидали сидящему на унитазе: «Не рви, пригодится». В тюрьме вообще любят шутки про задницу и туалетный юмор: «Ночью жопа — королева» и все такое.
Вновь прибывшие как раз лицезрели мою борьбу по поводу тетради с беспилотным планом. Ну то есть борьбой это сложно назвать. Просто с утра я написал несколько жалоб, после чего ко мне присоединились новые сокамерники. Телефонов нет, телика нет, терять все равно нечего.
С матрасом Игната при переезде произошла обратная моей метаморфоза. Игнат думал, что едет в карцер, поэтому свой пухлый, собранный за год сидения матрас он отдал сокамерникам, а сам взял другой — состоящий почти из одной ткани. За неделю ему удалось добиться нового.
Я сагитировал сокамерников на массовую подачу жалоб, и с их помощью мы, например, добились того, что нам починили кнопку вызова инспектора. Она зажигала лампочку на пульте инспекторского поста. Правда, на лампочку инспектор не реагировал, приходилось колотить в дверь, так что рабочая кнопка была на фиг не нужна. Но для нас был важен сам процесс — заставить администрацию что-то сделать.
Таким же способом мы починили радио. Это было эпохальное событие. Радио то работало, то нет, то его забывали включить. Собственно, во всем корпусе работающее радио волновало только нас — у всех остальных были телики и мобильные устройства.
Нерабочее радио я использовал как основное средство шантажа. Я жаловался на него каждой правозащитной группе, которая нас посещала, а происходило это чуть ли не раз в неделю. В результате радио сделали, но в рамках жесткого стеба заместитель начальника распорядился поставить «Бизнес FM». В принципе, это нормальная станция. Главное — не слушать ее более часа подряд, потому что потом начинаются повторы.
К счастью, подчиненные перепутали и поставили «Эхо Москвы». Это, конечно, лучше, но не сильно — сутками слушать новостное радио тяжело.
А до всей этой подлости администрации по радио (когда оно, конечно, работало) играло DFM. По-моему, у них в ротации всего десять песен. У всех любимой была «Это не шутка, мы встретились в маршрутке». Ее пели хором и пританцовывая. Позже, в ИК-5 «Нарышкино», она преследовала меня в ШИЗО и на СУСе.
На «Эхе Москвы» музыка крайне редка. Однажды я услышал анонс, что вечером будет какая-то селебрити в гостях и будут ставить ее любимую музыку. Я упросил надзирательницу оставить радио на часок. Этого хватило, чтобы успеть услышать первую песню программы: «А-а-а-а — и зеленый попугай!» Возмущению моему не было предела.
С каждым из сидельцев у меня сложились хорошие отношения. В основном сидели мирно. Конечно, каждый с каждым успел поссориться — все-таки теснота пространства к этому располагала. Но все проходило довольно лайтово, без танцев смерти.
Над Молдаваном я постоянно шутил шутки про молдаван. Ну знаете, типа: «От Молдавии поступила заявка на включение сбора яблок в программу Олимпийских игр». Но шутил в основном по-доброму, он не обижался. А потом, когда мне в передаче прибыл уголь, я нарисовал ему на простыне, которой он занавешивал свое место, вот такой рисунок.
Он был очень счастлив. С Кубаноидом мы играли в шахматы. В СИЗО осужденным положен один комплект домино, шашек или шахмат на камеру или на десять человек. Нам досталось домино. В домино мы тоже весело рубились, но что за тюрьма без шахмат? Решили сделать свои, из хлебного мякиша. В СИЗО вообще все делают из хлебного мякиша: ограничений на поступающие от родни продукты фактически нет, поэтому хлеб не съедали весь даже близко. Когда идешь по «Бутырке», можно видеть горы кирпичей-буханок, которые зэки выкидывают поутру. А вот в лагере, наоборот, хлеба всегда не хватает. Войн за пайку, конечно, нет, но и избытка нет тоже.
Лепить из мякиша довольно легко. Все, конечно, сильно зависит от хлеба. Иной раз приносили настолько сырой, что можно было сразу лепить. Но обычно мякиш все-таки надо размягчить в воде и долго-долго его мять. Потом добавить соль или сахар. Потом еще мять. Потом отжать через носок. В итоге получается чистый клейстер. Предметы из него получаются почти стеклянные. Соответственно, добавляя различные ингредиенты, можно менять цвет: пепел — серый, много пепла — черный, зубная паста — белый и т. д.
Но у нас не было цели делать шахматы на века. Пару дней мы с Кубаноидом и Батей по очереди мяли мякиш, добавили туда соли и зачем-то сухих сливок, после чего занялись фигурной лепкой. Фигуры были примерно такие.
Белые мы покрасили зубной пастой, черные — пастой, смешанной с углем. Получилось очень кайфово, прямо произведение искусства.
Один раз я добился ничьей. Все остальные разы я проиграл. Кубаноид был заметно сильнее меня в шахматах. Собственно, как и Батя. Игнат в шахматы не умел играть вовсе, и Кубаноид начал его обучать. Это было уморительно смешно.
Кубаноид потом возил эти шахматы с собой из хаты в хату по «Бутырке» и всех удивлял ими — это он мне уже рассказал после освобождения: звонил из ростовской зоны, где он смотрит за столовой. Но на этап, конечно же, не взял, да и шахматишки не перенесли бы тягот.
Батя травил нам байки про свое тюремное житье-бытье и всяческие жизненные перипетии. Например, про то, как он скрывался от уголовного преследования в зоне отчуждения Чернобыльской АЭС. Или про то, как ограбил сельпо: украл оттуда кучу банок со сгущенкой, потом нес их с какой-то марухой, они устроили привал… Но чем открыть консервы, если нет консервного ножа, а есть только пьяная маруха? Ну и всякие байки про сексуальные похождения.
Кстати, я заметил противоестественную корреляцию: чем больше времени зэк провел в местах лишения свободы, тем больше у него баек на тему секса. Некоторые байки Бати были абсолютно дикие — типа ограбления питерского транссексуала (рассказ состоял из нескольких действий с антрактом!). Была и хрестоматийная, я ее несколько раз потом слышал: знакомится зэк с телочкой, туда-сюда, они у нее, и в какой-то момент он замечает в ванной (почему-то всегда в ванной) милицейский китель. Выясняется, что телочка — мент. После чего зэк просит телочку надеть китель, следует половой акт (конечно, анальный), во время которого зэк приговаривает (кто знает, давайте хором): «Родная, в твоем лице я е*у всю советскую милицию».
Ну и все в таком духе.
При этом оказалось, что всякие истории про вживление посторонних предметов в свой детородный орган (где-то я читал, что даже мышиные уши вживляют) — это все абсолютная правда. У Бати, например, было два шарика (запамятовал, из какого материала). Сначала было три, но один с годами был отторгнут телом. Пацантрэ в шоке рассматривали это дело в бане. А я чего-то не стал, странно как-то.
В общем, мы не сильно скучали и, как мне казалось, слегка сдружились. Хотя, конечно, никакой дружбы в тюрьме нет. Это не то место, где было бы умно заводить друзей. Но в стесненных обстоятельствах быстро привязываешься. И когда я уезжал на этап, у нас в камере была достаточно сентиментальная обстановка.
Ну и потом все мои сокамерники были абсолютно адекватными персонажами. За исключением Бати, я бы не назвал никого из них преступниками. Да и сам Батя — он отсидел полжизни и уже просто по привычке будет постоянно попадать в тюрьму.
Судьба.
Олег Навальный. «3 1/2. С арестантским уважением и братским теплом». Москва, издательство Individuum, 2018.