«Три дня он еще слышал ее голос»

Я помню дни после землетрясения. На всех улицах города мертвые люди, накрытые кусками ткани. К ним подходят в поисках своих родных. Я стал привыкать к мертвецам на улицах, их было так много… Зима, костер, ночь, люди плачут и продолжают искать родных».

Айкуи Казарян

Айкуи КазарянФото: Лилит Матевосян

Родилась в Москве в 1975 году. Во время землетрясения находилась в Кировакане с сестрой, братом и бабушкой. После землетрясения и окончания учебы в Ереване переехала в Сочи. Преподает математику.

«Во время землетрясения мы с подругой сидели на занятиях по информатике. Когда начались толчки, мы не поняли, что происходит. Все сыпалось и падало. За нами в кабинет зашел незнакомый мужчина и помог спуститься с четвертого этажа. На лестничной клетке было ужасно страшно, перила уже были сломаны. Нас бросало от одной стены к другой. Кирпичи в здании как будто хлопали друг об друга. На первом этаже было много народу. Паника, все бежали к выходу. Когда я была уже на пороге, прямо передо мной упал бетонный карниз и заблокировал нам всем выход на улицу. Поднялась пыль, стало тяжело дышать. Охранник вспомнил про запасной выход, но его замуровали кирпичами и пришлось ломать стену. На улице было очень холодно, нас трясло, но не от холода. Через пару минут после того, как мы выбрались из здания, толчки повторились. Пока не увидели обезумевших и бегущих людей на улицах, мы думали, что это только с нами происходит. Мой дом был недалеко, и я решила идти туда.

Соседи дали мне одеяло, чтобы я не замерзла, но не пустили меня в подъезд. Чуть позже подошли все мои родные, кто был тогда в городе: бабушка, брат и сестра. Наш дядя жил рядом, и мы решили идти к нему. Он рассказал нам, что рыбки у него аквариуме умерли за час до трагедии. Нам было страшно заходить в дом, поэтому мы ночевали в машине, но, конечно, о том, чтобы уснуть, и речи не было. На следующий день за нами приехали родители.

По дороге мы проезжали поселок Гугарк. Там все было разрушено полностью. Мы видели, как достают людей из-под завалов — живых и мертвых. Слышали их стоны и плач. Мы видели смерть».

Гоар Казарян

Гоар КазарянФото: Лилит Матевосян

Родилась в Кировакане в 1972 году. Училась в Ереванском строительном институте. С 20 лет живет и работает в Сочи. Художник, педагог.

«Во время землетрясения я была в школе. Вначале мы услышали жуткий гул, я подумала, что летят вертолеты. Стало сильно трясти — мы не могли устоять на ногах, нас кидало от одной стены к другой. Я не могла попасть в дверь, когда хотела выбежать из аудитории. Посыпались стекла, а перила на лестничной клетке упали. Мои одноклассники успели сориентироваться и начали вытаскивать детей через окна первого этажа. Самой последней из школы вышла наш директор, Светлана Семеновна (по трагической случайности ее дочь погибла в этой же школе через год после землетрясения. Школа была в аварийном состоянии, ее не снесли вовремя. Девочка играла там в бадминтон, и стены школы обвалились). Ночью 7 декабря мы c семьей уже были в поселке Гугарк. Там были страшные разрушения. Мужчины кричали на женщин и просили не плакать — не было слышно людей из-под завалов, женщины заглушали своим воем голоса пострадавших, которые были еще живы под плитами. Пока не подоспела помощь, жители села сами разгребали все завалы голыми руками, раздирая их в кровь. Сумерки, холод собачий. Все жгут покрышки, чтобы согреться.

В Сочи кареты скорой помощи ждали нас у поезда. Не передать словами, как прекрасно после этого ужаса нам было оказаться в гостинице, в красивом номере, в тепле, в чистой постели. Для нас за двое суток организовали классы. Со всего мира шла помощь. Помню, как взяла для брата теплую зимнюю куртку и там была записка с адресом, именами и пожеланиями от семьи с Украины.

Мы им сразу написали и поблагодарили за все, долгое время обменивались письмами, подружились».

Сурен Овсепян

Сурен ОвсепянФото: Лилит Матевосян

Родился в Ленинакане в 1960 году. С 20 лет жил в Сухуми, потом переехал в Сочи. Работает на стройке.

«В момент землетрясения я жил в Сухуми, мне тогда было 28 лет. О том, что случилось, я узнал от знакомого корреспондента. Мы не думали тогда, что разрушения будут такими серьезными, что будет такая страшная трагедия. На третий день мы с отцом и матерью решили поехать туда — на самолете до Еревана, оттуда на автобусах, последние километры пешком. Родной город было не узнать. Кругом разрушения, одни развалины, погибшие лежали прямо на улице. Плач и крики.

Первые дни был хаос, все сами, руками разгребали завалы. А на пятый день уже все стало намного организованней: ходили бригады, спасатели с собаками, искали людей. Было много иностранцев, они общались с пострадавшими. Предлагали помощь, раздавали продукты, привезли технику для разбора завалов. В первую ночь мы остались в уцелевшем двухэтажном доме у моего дяди. Мы выходили рано утром, искали и пытались спасти родных, а уже ближе к вечеру шли в дом, так как не видно было ничего.

В Ленинакане тогда жила моя младшая сестра. Она с детьми и мужем тогда только переехала из старой пятиэтажки в новостройку на двенадцатый этаж. Одному ребенку был год, другому 6, ей было 26. На тринадцатый день мы нашли их мертвыми, она обнимала своих детей. Ее звали Соня… Большая часть моих родственников погибла в этот день. Дядя искал свою дочь. Он знал, где она находились, — три дня он еще слышал ее голос, но не мог вытащить…»

Астхик Матевосян

Астхик и Инга МатевосянФото: Лилит Матевосян

Родилась в Кировакане в 1975 году. В 1996-м переехала в Россию, с 2000 года живет в Калуге. Преподаватель физики.

«Мне тогда было 13 лет. День начался, как обычно: родители пошли на работу, я — в школу, старшая сестра Инга — в институт. Шел урок математики, когда начались толчки. Единственное, что пришло в голову, — бежать. Давка в коридоре, детские крики. Но во дворе школы было еще страшнее. Ужас в глазах взрослых и детей. В небе появились военные вертолеты. Все подумали, что началась война и нас бомбят.

Безумие нарастало как снежный ком. Мой мозг отказывался воспринимать реальность. Я словно смотрела на все со стороны. Искала глазами маму. Мне почему-то казалось, как только она появится, все это закончится. Мы уже вышли за пределы школьного двора, и я наконец увидела родное черное пальто с ламой. И бледное лицо мамы. Я просто уткнулась в нее и не хотела отпускать.

Наш дом был рядом со школой, и мама решила, что правильнее будет ждать папу и сестру там. Инга была уже у дома, а папы все не было. Мы старались не думать о плохом. Я помню, как он подошел. Мы не сразу узнали человека, который бежал к нам. Он был весь седой. Кудрявые черные волосы, которые были с утра, совершенно поседели. Объятья. Слезы. Ужас. И радость! Только когда мы стояли вместе, обнявшись, мы начали осознавать, как нам повезло».

Лусине Петросян

Лусине ПетросянФото: Лилит Матевосян

Родилась в Ленинакане. В 17 лет вышла замуж и переехала в Сочи. Владелица цветочного магазина. По образованию дирижер.

«Мне было 8 лет, брату — 7. Помню, что была предновогодняя суета. Утром папа отвез меня в школу. У меня поднялась температура, и учительница попросила забрать меня домой. Мы уже после узнали, что в этой школе было очень много жертв. В моем классе училось 40 человек, и выжили только те, кто не пришли в этот день в школу. Маме тогда позвонили и сказали, что привезли хорошую муку в магазин. Мы остались с братом одни. Когда начались толчки, мы подумали, что едут танки. В нашем городе часто ездила тяжелая техника из-за войны в Сумгаите. Но, когда я поняла, что все рушится, побежала с братом к входной двери — интуитивно. Со шкафов все падало, стены уходили вниз. Мы жили на шестом этаже. Я кинулась снова в свою комнату, чтобы забрать любимую кофту. Открыв дверь, я увидела, что моей комнаты уже нет, все обрушилось.

Панели входной двери нас спасли. Спасатели искали нас до самого вечера — увидели из соседнего здания. Не помню уже, как до нас добрались и спустили. Я потеряла сознание. Только у папы на руках я пришла в себя, у меня на теле были страшные синяки. Папа мне закрыл глаза платком, бабушка согревала меня своим пальто. Моя мама, беременная третьим ребенком, бегала и искала наш дом, невозможно уже было понять, где находишься, — так все изменилось.

Землетрясение в АрменииФото: Владимир Сварцевич/архив Анастасии Сварцевич

Она потерялась в городе, не знала, куда идти, не могла найти дорогу домой. Она еще долго не приходила в себя. Это счастье, что мы все остались живы. После мы еще долго жили кое-как, питались консервами из дедушкиного подвала».

Карине Хечоян

Родилась в Ахалцихе в Грузии в 1955 году. В Армении работала старшим технологом на обувной фабрике в Ленинакане. На пенсии, живет в Сочи.

Карине ХечоянФото: Лилит Матевосян

«Мне было 32 года. Я работала на знаменитой на весь Союз обувной фабрике старшим технологом. За одну секунду вся жизнь изменилась.

У меня погибла старшая дочь, ей было 5 лет. У нее как будто было предчувствие. За несколько дней до землетрясения мы были в Грузии и она хотела остаться с бабушкой, умоляла не увозить ее в Армению. Младшую дочь я оставила у родных, а старшую увезла в Ленинакан — она училась в хорошей музыкальной школе и должна была выступать на концерте. Она была дома, когда начало трясти, — одна, на восьмом этаже. Услышав гул, она села в большое кресло у нас в квартире. Ее ноги сильно пострадали после обрушения дома, дали осложнения на почки. Она умерла в Ереванской больнице. Я в тот день поехала на фабрику. Зашла, но даже не успела снять пальто и надеть халат. Оно меня спасло — мех немного прикрыл меня, когда обрушилась панель. Я кричала, но меня услышали только на третий день. Я уже смирилась с тем, что так и умру, погребенная заживо. Меня спас молодей парень Степа, он приехал из Эчмиадзина, чтобы найти свою подругу. Все это похоже на волшебство — то, как он подошел к развалинам и я его услышала и начала кричать из последних сил.

Вытащили меня руками, без какой-либо техники. У меня замерзло все, была зима. Я ничего не чувствовала. Меня сразу отвезли в ближайшую больницу, а оттуда уже врачи перевели меня в Ереван, в Институт хирургии Микаеляна. Правая рука была вся черная, ее хотели ампутировать. На теле были открытые раны. Моя двоюродная сестра, работавшая в больнице, не узнала меня. Врачи удивлялись, как я осталась жива после таких травм. У меня 6 месяцев не работали обе руки, и я с трудом передвигалась. В больнице все знали мою историю и старались мне помогать. Правую руку спасла женщина из Австралии, это была тяжелая пятичасовая операция. От меня долго скрывали смерть дочери. Через год мы уехали в Грузию, 7 лет прожили в Ахалцихе. Потом переехали в Россию — пожили в Сибири, сейчас живем в Сочи. Я не готова вернуться в Армению. Тридцать лет как тридцать дней. Все равно перед глазами все эти страшные картины, их невозможно забыть».