О том, что у Анастасии Шевченко не двое детей, а трое, люди заговорили только во время суда над политической активисткой. Раньше об этом знали лишь самые близкие друзья семьи. Алина уже несколько лет жила в интернате для тяжело умственно отсталых детей в ста километрах от Ростова-на-Дону, в городе Зверево. 29 января Алина сильно заболела, и ее перевезли в инфекционное отделение зверевской городской больницы, а на следующий день она оказалась в реанимации. Находившаяся под домашним арестом «за сотрудничество с нежелательной организацией» Анастасия не смогла приехать к дочери сразу.
Шевченко до сих пор под домашним арестом. Я не могу с ней поговорить. Поэтому еду в Зверево: хочу хотя бы увидеть то, что видели Алина — в последний раз, и Анастасия — когда ехала к умирающей дочери.
«Один прибыл, один умер»
Электричка прибывает на станцию, я выхожу и столбенею от красоты. Все в белом — дома, деревья, заборы. В белое одеяло из снега и инея закутано здание интерната. Здесь очень тихо.
«А-а-а-а, ма-а-а-а», — вдруг слышится детский крик. Он как-то проникает сквозь закрытые окна и долетает до кованой ограды интерната. Но вскоре затихает.
Ворота изнутри заперты на замок. Открыть его для постороннего человека невозможно по уставу учреждения. Нужно разрешение директора Татьяны Алентьевой, телефон которой «вне зоны доступа сети». Две сотрудницы по очереди убеждают меня в том, что иначе никак, говорят, чтобы я приезжала в понедельник — и «тогда все получится».
«А если что-то случится и директор в это время “вне зоны доступа”? Что вы тогда делаете?» — спрашиваю. «Мы звоним в скорую, — отвечает мне молодой врач, она не хочет представляться. — Скорая отвозит заболевшего ребенка в центральную городскую больницу».
По последнему акту проверки, проведенной 14 апреля 2018 года контрольно-ревизионным отделом минтруда Ростовской области, на тот момент в интернате проживали 40 воспитанников. Ухаживают за воспитанниками 82 человека. «За проверяемый период прибыл один воспитанник, выбыл один воспитанник (умер)», — указано в акте. Годовое государственное финансирование интерната — более 33 миллионов рублей. За три месяца на приобретение медикаментов, перевязочных средств, медицинских расходных материалов потрачена 31 тысяча рублей, на питание — 741 тысяча рублей, на ЖКХ — около 439 тысяч рублей. На обслуживание систем видеонаблюдения, тревожных кнопок, контроля доступа в здание — 4,8 тысячи рублей.
В интернат меня не пропускают.
Больница находится в тридцати минутах ходьбы от интерната. По пути — еще один детский дом, для здоровых детей. И психоневрологический интернат для взрослых. Еще дом культуры для инвалидов. Все это — в самом центре города Зверево, когда-то промышленного района по добыче угля, все шахты которого уже давно закрылись. А единственная работающая принадлежит новым хозяевам, которые привозят сюда работать украинских горняков, постепенно сокращая местный персонал.
«На шахты не берут даже уборщицей, — жалуется мне местная жительница Валентина Дмитриева, показавшая дорогу до больницы. — Тут умерли все мои родные, семь человек от рака».
Зверево в самом деле долгие годы лидирует по уровню смертности от рака среди городов Ростовской области.
«У нас умирают часто»
Рядом с больницей — огромное вертолетное поле, куда в случае необходимости приземляются вертолеты санитарной авиации. Но в день поступления в больницу Алины Шевченко вертолет не вызывали.
«Ребенок поступил к нам в очень тяжелом состоянии, — рассказывает врач, который тоже просит не называть его имени, потому что сейчас все в больнице напуганы. — Что такое?! Как будто президент какой-то умер! Столько чинов к нам пожаловали, заставляют день и ночь все вычищать добела. Каждый день приезжают из полиции, Минздрава, из Америки даже! Все хотят знать, что случилось с девочкой. Но у нас умирают часто. Если бы это умер обычный человек, о нем бы забыли на следующий день».
Возмущена и секретарь главного врача Наталья. Она также попросила не называть ее фамилию. Ей пришлось выйти работать в субботу, и она, зная о проверках, надела ярко-синее платье и накрасила красной помадой губы. Именно Наталья отсылала ответ на запрос полиции о состоянии ребенка. Это обычная бумага формата А4, где наверху логотип городской больницы, а внизу подпись главного врача.
— Я отправила по факсу ответ нашей больницы следователю (Толмачеву. — Прим. ТД), — поджимает губы Наталья. — И пошла домой. А потом мне позвонили и сказали, что факс не прошел, и мне пришлось возвращаться снова в больницу, фотографировать справку о тяжелом состоянии больной девочки и отправлять по WhatsApp.
— А в котором часу все это было?
Наталья, отвечавшая до этого быстро и без запинки, замолкает. Темные ее глаза бегают по сторонам:
— Не могу вам ответить на этот вопрос.
«Нужные документы из больницы прислали только вечером, — скажет мне потом адвокат Сергей Ковалевич. — Следователь ближе к концу своего рабочего дня позволил доставить Настю к девочке. Спасибо ему. Ехали сами, без конвоя. Ночная дорога в Зверево была ужасной. Сильный туман, мокрый снег, гололед. Территория больницы огромная, огорожена забором. Мы не могли найти вход. На центральных воротах висел замок».
«Настя хотела перелезть через забор, чтобы пробраться к своему ребенку», — написала на своей странице в фейсбуке жительница Ростова-на-Дону, бывший руководитель Ростовского регионального агентства поддержки предпринимателей Наталья Крайнова.
Анастасию Шевченко пустили к дочери в реанимацию инфекционного отделения ЦГБ утром 31 января, за три часа до смерти Алины.
«Бояться нас не надо»
Анастасия Шевченко, в девичестве Клочихина, окончила Иркутский государственный лингвистический институт по специальности «преподаватель». Работала в школе учителем английского. Вышла замуж за авиационного техника лейтенанта Александра Шевченко.
Дочь Алина — первенец — родилась в 2001 году совершенно здоровой.
Однажды у малышки поднялась высокая температура. Молодая мать вызвала врача, но ребенку от назначенного лечения лучше не становилось. Настю с Алиной повезли на обследование в другой город. Ребенок метался, высоченная температура не спадала несколько дней. Диагноз — «менингоэнцефалит» — мать услышала от врачей, но сначала даже не поняла, что это такое. Она первый раз в жизни слышала это длинное слово, не догадываясь, что так звучит приговор.
Их выписали из больницы, и лечащий врач долго объяснял матери и отцу, как теперь изменится их жизнь. Александр, привыкший к четкости исполнения военных приказов, никак не мог понять, почему врачи не смогли вылечить ребенка.
Тем временем он сам получил приказ — выехать на новое место службы, в станицу Егорлыкскую Ростовской области. Семья переехала.
В 2004 году у супругов Шевченко родилась вторая дочь — Влада. Вскоре молодой отец уехал воевать в Чечню. Настя в это время работала заведующей отделом телевещания в редакции егорлыкской газеты «Заря».
С детьми Анастасии и Александру всегда помогала бабушка, Настина мама. Она проводила с девочками большую часть времени. В одной кроватке кричала и требовала внимания здоровая крепкая Влада. В другой кричала Алина. Странный, гортанный звук вырывался из ее горла, пугая младшую сестру. Она на секунду съеживалась, притихала, а потом отвлекалась на игрушки и шалости.
Хуже было с соседями. Они решили, что старшего ребенка мучают. Несколько раз писали заявления в органы опеки.
Однажды в дверь квартиры Шевченко позвонили рано утром. На пороге стояли две дамы. Одна держала в руках толстый блокнот.
«Бояться нас не надо, — сказала сотрудница опеки. — Если в семье все хорошо, мы составляем акт и уходим. Никаких последствий не будет».
Новая реальность
Анастасия просила о помощи — нужны были лекарства, подгузники, пеленки. Но чиновницы на это ответили, чтобы она обратилась в поликлинику по месту жительства. Настина мама вспоминает слова: «И вообще, родители должны рассчитывать на себя».
Это был не последний визит. Алина могла кричать и днем и ночью. Соседям, живущим за тонкой стенкой, это очень не нравилось, заявления писали снова и снова. Когда из опеки пришли во второй раз, молодая мать уже знала, что нужно им показывать.
Но однажды — это было в третий или в четвертый раз — чиновницы все же застали ее врасплох. Когда они вошли в комнату, маленькая Влада вдруг упала на пол и стала корчиться, выворачивать свое тело, как это делала ее старшая сестра.
Сотрудница опеки заявила, что нельзя воспитывать нормального ребенка вместе с ненормальным, это скажется на его психическом здоровье и что мать не может справляться в одиночку с двумя малышами.
«У меня есть муж. Я не одна», — пыталась возразить Анастасия. «Ваш муж постоянно в командировках», — парировала сотрудница.
Потом опека пришла, когда муж был дома. Выслушав их, он, как человек военный, привыкший к четкости и понятности жизни, сказал жене, что хватит ей мучиться. А она, привыкшая к слову и авторитету мужа, согласилась. Зверевский интернат оказался самым подходящим для Алины и лучшим в смысле условий содержания.
В 2011 году у пары родился сын Миша, но семья Насти и Александра закончилась. Близкие говорят, что, чем бы Настя ни занималась, тоска ее не покидала.
«Мама ушла от папы, — рассказывает мне 14-летняя Влада. — Но папа нам всегда помогал».
Помогал даже тогда, когда был в душе не согласен с выбором Насти заняться политикой. Во время президентских выборов Настя возглавляла штаб Ксении Собчак в Ростове-на-Дону, а по окончании — региональное отделение «Открытой России».
Муж так и не смог принять эту новую реальность. У него началась своя жизнь, у нее — своя. Развод, по словам Ковалевича, они не оформили до сих пор.
Подрыв конституционного строя
21 января в 7:15 Анастасия Шевченко открыла дверь своей съемной квартиры и увидела толпу людей в форме и в штатском. Ей предъявили постановление на обыск. Перепуганные дети и старенькая мама Насти не знали, что после обыска ее арестуют и заберут в следственный изолятор. Квартирная хозяйка тут же приказала проблемным жильцам покинуть квартиру.
Анастасия пробыла в изоляторе два дня. В Ленинский районный суд, где прошло первое заседание об избрании меры пресечения, Настю ввели в железных наручниках, которые конвойный расстегнул только в маленькой клетке, шириной метра полтора. Вокруг клетки спинами встали семеро человек в форме. Они мешали Насте рассмотреть людей, которые заполнили зал заседания. Прокурор Андрей Шаров, награжденный знаком губернатора Ростовской области «За ратную службу» в 2015 году, попросил судью запретить фотографировать лица государственных обвинителей. Судья Александр Осипов согласился.
Следователь Александр Толмачев быстро и нервно зачитал обвинение: Шевченко подрывала конституционный строй, сотрудничала с нежелательной организацией. Были упомянуты и два административных штрафа. Один за то, что участвовала в дискуссии в Таганроге с местным единороссом Игорем Третьяковым. Второй — за проведение и организацию школы по подготовке кандидатов в муниципальные депутаты.
«Мне очень жалко Настю, — говорит мне по телефону Третьяков. — Мы просто собрались в кафе, и несколько человек задавали нам вопросы с места, сидя в темном зале, потому что власти выключили свет. А мы свечи купили. За эту дискуссию Настю и оштрафовали. Меня вызывали в прокуратуру города в качестве свидетеля, но я сказал, что ничего подписывать не буду. Ее штрафуют, а меня нет. Хотя мы были вместе! Не по закону это и не по-мужски — подставлять женщину. Гостей надо встречать с честью. Я ей цветы подарил — белые розы. За смелость».
В ответном слове на суде Шевченко сказала, что у нее есть тяжелобольной ребенок, который нуждается в лечении и находится в специальном медучреждении. Болеет пневмонией несколько раз в год.
«Я должна быть там, когда ребенок заболевает», — говорила Анастасия.
Но по решению суда на ногу Шевченко надели электронный браслет и отправили под домашний арест. Она уехала в квартиру к Наталье Крайновой, куда семья переселилась «по безвозмездному договору найма».
Самое страшное началось совсем скоро.
Когда Насте сообщили, что у Алины начался пневмония, они с адвокатом тут же написали ходатайство следователю Толмачеву с просьбой отпустить ее из-под домашнего ареста. За решением вопроса Толмачев обратился к вышестоящему начальству. Потом позвонил в больницу города Зверево. По установленному законом порядку необходимо было получить подтверждающий документ. Справку ждали долго, потому что секретарь главврача Наталья сначала пошла к главному врачу больницы, изложила просьбу, получила согласие. Затем вернулась к себе в кабинет, отпечатала справку и подписала ее у главного врача. Потом отправила по факсу письмо, но письмо так и не пришло. А между тем рабочий день закончился. Но Наталье позвонили и снова потребовали выслать справку. Секретарша вернулась в больницу, сфотографировала документ и выслала его по телефону. Несчастная мать обо всем этом не знала. Они с адвокатом считали минуты в ожидании документа.
Тем временем в СМИ стали появляться публикации, что Шевченко не отпускают к смертельно больной дочери. И только вечером следователь наконец вынес постановление об отмене домашнего ареста сроком до 1 февраля до 18:00.
«Теперь нас у мамы двое»
Под заснеженными деревьями на территории больницы города Зверево я иду к моргу, чтобы постоять у порога и отдать дань памяти 17-летней Алине Шевченко, ушедшей из жизни 31 января.
Ее младшая сестра Влада в этот день написала: «Мы проводим Алину узким семейным кругом. Мама успела с ней проститься в реанимации, подержать ее за руку, поцеловать. Теперь нас у мамы двое».
Дверь морга, который находится в нескольких десятках метров от приемного покоя, закрыта на замок. Видимо, для защиты от ржавчины замок морга обернут в розовую детскую сумочку.
***
Когда я возвращалась в Ростов, в парке Строителей проходил пикет в поддержку Анастасии Шевченко. Люди держали плакаты: «Свободу Насте!»
— По такой статье впервые судят человека, — сказала Елена Меньшенина, активистка движения «Открытая Россия». — Объект преследования выбран совершенно продуманно: убрать с политической сцены еще одного яркого человека. Шевченко всегда общалась с журналистами, никому не отказывала в интервью — ни государственным, ни оппозиционным СМИ.
— Я восхищаюсь Настей, — подхватывала активистка Лариса Баскакова. — Невероятно работоспособный человек. Она реагировала мгновенно на все вопросы. Казалось, она работает 24 часа в сутки.
На холодном ветру дрожали слабые огоньки свечей, которые люди зажгли в память об умершей дочери Анастасии Шевченко.
UPD: 8 февраля в статью внесены некоторые фактические изменения и уточнения, а частности в диагноз Алины.