«Будет дом падать — будем жить»

Комиссия тогда измерила расстояние от берега до построек на участках, выделив в документе жирным шрифтом зоны особого риска. Ими оказались участки семей Соровых и Семеновых — всего 0,9 метра от берега до уличного туалета. Следующее обследование прошло уже в августе, после паводка. У Соровых и Семеновых туалеты за это время пропали, а у вторых и дом оказался в 20 сантиметрах от берега. У семьи Андреевых пропала часть огорода. У их соседей за время паводка также исчезло по несколько метров земли. Впрочем, для местных жителей это не внове: за последние годы река уносила у них теплицы, сеновалы, хозпостройки, уличные туалеты вместе с выгребными ямами и многое другое.

В 1990-х же эти дома стояли довольно далеко от берега. Местный житель Леонид Макаров вспоминает, что расстояние до воды составляло десятки метров. «Вот здесь дорога была, машины вдоль берега ездили. Амбар был, обрушился в 2003 году», — говорит он, показывая куда-то далеко в сторону реки.

Макаров только спустился с крыльца и стоит всего в паре шагов от дома. Кромка берега начинается прямо у его ног.

Внизу, на льду, из-под снега виднеется деревянный остов чьего-то летнего душа.

Соров

62-летний пенсионер Валентин Соров показывает свой участок — он резко обрывается над рекой. В воздухе висит часть забора: раньше под ним была земля, но ее унесло течением — вместе с тем самым туалетом. По краям участков здесь из оголившегося песка торчат доски, части фундаментов старых построек.

Валентин Соров родился в Таттинском улусе, в селе Черкёх, в 250 километрах отсюда. Окончил Олекминский техникум по электрификации и механизации сельского хозяйства, высшее образование решил получить в Улан-Удэ, но началась перестройка, и учебу он бросил — переехал в Якутск и подался в предприниматели, заведя свое хозяйство. «Усадьбу» в Хатассах, как он называет свой небольшой деревянный дом, он получил в 1992 году от местной администрации. «Сначала хотел еще учиться. Потом передумал и остался здесь работать в городе. Познакомился с будущей супругой, — рассказывает он. — Город рядом. Усадьбу взяли. Дом построили. Детей родили». Теперь у Сорова большая семья — трое детей и четверо внуков, — и свое небольшое фермерское хозяйство. С помощью работников он разводит скот, продает молоко и масло; правда, признается он, «сыр не умеем делать».

«На пенсию — сама понимаешь, [не проживешь]», — объясняет Соров. Уезжать из Хатасс пенсионер не хочет: «Воздух чистый. Летом красотища. Аромат». У воды в теплое время местные жители рыбачат и загорают. «Скоро проснется наша матушка-река», — глядя в сторону другого берега, почти с нежностью говорит он. На Лену, размывающую его участок, он зла не держит. «Этот остров [через протоку] все село кормит. Очень большой остров, — объясняет он. — Раньше там картошку садили. Картошка была… [А сейчас] везде и всюду там разруха. Колхозы, совхозы — все разрушили».

На разрушающийся берег семья Соровых поначалу не обращала внимания: землю смывало, но «помаленьку — это, как говорится, бывает». После 2005 года не замечать этого стало уже невозможно. «О, это очень большая вода была, — вспоминает Валентин Соров. — Сильное обрушение было. Где-то три с половиной метра ушло. Огород ушел. Вот поэтому забеспокоились». Жители стали писать письма в различные инстанции — чиновники «пришли, посмотрели», но проектно-сметную документацию на укрепление берега не сделали. «А федералы-то деньги не дают. “У вас проектной-сметной документации нету”. Без документов-то никак», — описывает этот процесс Соров.

Тем временем по весне землю продолжало уносить течением. Длина наиболее опасного участка береговой линии, подверженного размыву, — около 250 метров, это семь владений. Последний раз сильное обрушение здесь случилось в прошлом году. «Вот туда [течение] прямиком идет, — указывает Соров на свой дом, стоя внизу, на льду. — Вот туда ударяет, в наш участок как раз прямиком». Во время ледохода за участком приходится следить все время. «Постоянно и непременно наблюдаем. Утром придешь, посмотришь — висит-не висит дом-то, половина», — рассказывает пенсионер. За уровнем воды здесь следят по деревянной лестнице, опущенной вниз, — сразу видно, насколько она поднялась за ночь.

По словам Сорова, когда вода прибывает, от края до нее остается всего 70 сантиметров. «Берег — это дамба. И если она не остановит [воду], то этот поселок полностью затопит, — рассуждает он, показывая рукой угол, под которым расположено село. — Там школы, детсады, магазины, больницы. Тут прописано где-то шесть-семь тысяч человек, а не прописано — ну, восемь».

В марте, когда температура стала подниматься, а работы по укреплению берега в Хатассах по-прежнему не начались, депутат Госдумы от Якутии Федот Тумусов заявил, что «в России вскоре случится катастрофа, о которой расскажут все федеральные телеканалы».

«Этот берег год за годом размывается: многие дома сейчас оказались в двух метрах от обрыва, — написал он. — Еще один паводок — и они упадут в реку, обрушится участок дамбы длиной 250 метров, вода хлынет в нижележащее село — и затопит его все».

Андреев

Евгению Андрееву, соседу Сорова, 54 года, он дежурный водитель в ЖЭУ: сутки на работе, двое — дома. Зарплата — 30 тысяч рублей. Андреев не жалуется: «Лучше, по-моему, нигде не найдешь. Когда денег нет — нечего бояться, что тебя ограбят». Себя он определяет в первую очередь как многодетного отца: старшей дочери 19 лет, младший ребенок пошел в первый класс.

В середине мая прошлого года, когда началось обрушение берега, Андреев дежурил на участке каждую ночь. «Я не спал, потому что паводок днем не приходит, самый сильный удар приходится всегда ночью. Дежурил, пока вода не спала. Ночью потихоньку теплицу разбирал, чтобы не ушло ничего». Андреев говорит, что после паводка его участок уменьшился на три с половиной метра. «Я реально думал, что дальше пойдет. Хотел хотя бы своих успеть спасти», — вспоминает он.

Раньше семья жила на другом берегу Лены, в селе Хомустах. «Я там работал нормально охранником. Летом сенокосы. Нам нравилось все — и работа, и быт, все, — рассказывает Андреев. — Но после пятого ребенка у нас начались проблемы. Жене делали переливание крови и занесли вирус. Пошел цирроз. А она молодая, ей всего 39 лет. Мы год этого не знали. Потом, когда болезни начались, начали ездить сюда, в город, — постоянно то в медцентр, то там, то сям. После этого решили переехать, начали жить по съемным квартирам».

В конце 2017 года Андрееву стали звонить местные чиновники — нужно было отчитаться по программе помощи многодетным, и семье с пятью детьми предложили купить дом в первую очередь. «Звонят — “давайте срочно, вы первые по очереди, найдите быстрее дом, нам надо отчитаться, до 25 декабря уже должны быть документы”, — вспоминает он. — Представляете, какая суета пошла? С 1 декабря по 25-е я успел найти дом, договориться». Дом выкупили у знакомых из села Хатассы.

«Мы наконец-то нашли свой уголок, — тем более частный дом. И чтобы дети на улице бегали, а не в городе. Там, где мы снимали, там страшно даже выходить было», — вспоминает Андреев. Особенно он был доволен земельным участком — «свой огород, теплица, картошка». Раньше ее приходилось сажать на даче у знакомых, отдавая им половину урожая. Теперь можно было оставлять все себе — прежним владельцам удавалось собирать с участка 12 мешков.

«И вот первый год, весна, мы радостные, — вспоминает Андреев. — И вот это случилось… После того, как начал обрушаться берег, я сразу [кинулся] к соседу — я же здесь никого не знаю. Сосед говорит: “О, ты новый. А я лет 15 пишу про это”».

В апреле 2014 года городская администрация проводила экспериментальное укрепление берега: тогда на берегу были установлены три «шпоры» — насыпи из песка и камней. Авторы разработки и тогда еще мэр Якутска Айсен Николаев, возглавляющий сейчас республику, рассчитывали, что шпоры спасут берег от давления «большой воды». Но когда в 2018 году большая вода все же пришла, шпоры не выдержали. «Чем они помогли? Лишь бы успокоить людей», — возмущается Евгений Андреев. Он и его соседи уверены, что из-за большого расстояния между шпорами (денег на большее их число не хватило) у берега стали возникать водовороты, которые только усугубили ситуацию. Валентин Соров соглашается, что шпоры не решили проблему, но отмечает, что если бы и их не было, «то тут бы все [дома] давным-давно снесло бы».

Андреев рассказывает, что еще два года назад за его участком была тропинка, люди спокойно ходили к протоке. Теперь он не уверен даже, сможет ли собрать с участка несколько мешков картошки. В прошлом году его огород смыло. «У меня дети без картошки, без огурцов — они даже и понятия не имеют, [как это], — рассказывает он. — А нынче получилось, что у меня ничего нету. И я все покупал… А мешка картошки у нас хватало на неделю-полторы». Особое сожаление у Андреева вызывают пропавшие кусты красной смородины: «Самое наше богатство ушло». За унесенную течением землю семья получила компенсацию — 10 тысяч рублей. Сейчас Андреев занят тем, что разбирает теплицу, — будет ставить ближе к дому. «Места мало, — признает он. — Но помаленьку хотя бы. Хочу построить две теплицы маленькие: в одной помидоры, в одной огурцы, как моя говорит. И [картофельное] поле — ну, хотя бы мешков на пять. Это уже как-то».

Большинство жителей домов на этом берегу не могут позволить себе переезд в другое место. «Так получилось, что в селе в основном зажиточные люди живут, а по берегу социально незащищенные оказались», — говорит помощник депутата Тумусова Федор Горюнов. Страховые компании отказываются иметь дело с их домами и участками.

Власти переселение жителям не предлагают — да и уезжать многие не хотят: не верят, что им дадут участки с домами, в которых можно жить. «У меня к этому веры нету. Участок, может, выделят, а деньги — нет, — говорит Евгений Андреев. — Даже если дом дадут, где-то там, в самом конце, я не представляю, чтобы дети ездили в школу оттуда».

«Я отсюда переезжать уже никуда не собираюсь, вообще не хочу. Мне здесь и соседи понравились, и земля хорошая, и природа, — продолжает он. — И когда мы за столом сидели всей семьей, разговаривали, я им говорю: “Может быть, сделают так, чтобы мы переехали”. Вы бы видели детей… Как они заплакали. Аж у меня самого комок в горле встал. “Все, — я говорю, — не будем. Будет дом падать — будем жить”. Детей увезу, а сам останусь. Жена тоже не хочет отсюда уезжать».

Укрепление

В апреле якутские чиновники признали, что «в случае полного размыва берега имеется угроза затопления жилых домов, расположенных в низменной части территории села». Вновь было проведено временное укрепление берега — а более серьезные работы город сам провести не может, это не его полномочия. Даже решение об укреплении шпор принимала комиссия по предупреждению и ликвидации чрезвычайных ситуаций, назвав меры по укреплению берега неотложными. Это понадобилось для того, чтобы прокуратура не сочла траты нецелевым расходованием бюджетных средств. Глава региона Айсен Николаев признается, что, когда он в 2014 году, будучи мэром, провел работы у хатасского берега (по установке тех самых шпор), то «попал» на предостережение: «Наказывать не стали, но сказали больше так не делать: [река] — это федеральная собственность, закон вам этого не позволяет. Вы должны добиться, чтобы федеральное правительство это профинансировало».

Федеральное агентство водных ресурсов тем временем тоже не рвется оплачивать капитальное укрепление берега. «Это полностью федеральные полномочия, — настаивает Николаев. — Мы уже неоднократно обращались в агентство для того, чтобы это включили [в план] и работы эти были проведены. Я как глава города каждый год писал этот вопрос. Но, к сожалению, пока у наших федеральных коллег ответ один — что денег нет. А мы сами как республика не имеем права работы эти проводить, потому что это полностью федеральная зона ответственности, по всем законам».

Читайте также «Народ спит, как медведь — не надо его будить»   Как живет Якутия после самого масштабного в своей истории антимигрантского протеста

 

В ответ на запрос депутата Федота Тумусова о берегоукрепительных работах в МЧС подтвердили — «вопросы, затрагиваемые в данном обращении, относятся к компетенции Федерального агентства водных ресурсов».

Пока берег в Хатассах вновь укрепили шпорами из гравия. Выстоят ли они во время ледохода, зависит от силы паводка — как здесь говорят, от того, придет «вода большая или маленькая». В пресс-службе мэрии заверяют, что ситуация «на самом деле не такая драматичная: вплотную [река] подошла только к одному дому, — и там никто не живет».

Жители с этим не согласны.

«В этом году, наверное, дом уйдет, — спокойно говорит Леонид Макаров, глядя вниз, на реку. — Говорят, вода большая будет».