В ночь на 6 октября 1986 года 31-летний моряк, капитан III ранга Геннадий Капитульский вместе со своими сослуживцами прохаживался по палубе гражданского судна в Саргассовом море (Атлантический океан) и смотрел, как в свете корабельных прожекторов тонет их подводная лодка К-219 с пятнадцатью атомными ракетами на борту. Оставшийся экипаж покинул лодку незадолго до этого момента, но на К-219 по-прежнему оставался капитан — 35-летний Игорь Британов.
Капитульский стоял рядом с рубкой связи и слышал, как Британову кричит командование из Москвы: «Британов, покиньте корабль!» В ответ на это капитан вышел на связь и ответил, что уйдет с лодки только тогда, когда будет полностью уверен: что она вот-вот утонет. К-219 постепенно погружалась в океан, уходя вниз ровно, не кренясь.
«Москва по-прежнему кричала и приказывала капитану покинуть корабль, — вспоминает Капитульский. — И дала команду гражданскому судну выслать катер и насильно снять командира с подводной лодки. Они выслали катер, он подошел к лодке, но командир их послал подальше. Катер повертелся рядом, но ведь лодка могла утонуть и утянуть их за собой, и поэтому он отошел от нее на какое-то расстояние». В это время Британов снова вышел на связь и доложил, что, когда он посчитает нужным, он даст красную сигнальную ракету и прыгнет на спасательный плотик.
Через пару минут Капитульский увидел красный сигнал, подводная лодка накренилась «свечкой», блеснув в свете прожекторов медными винтами, и ушла под воду. Гражданское судно, на котором стоял Геннадий, затрясло. Когда подлодка окончательно скрылась под водой, с двух гражданских судов, стоявших рядом, спустили катера, чтобы искать капитана. Прошло не меньше часа, но найти плотик с Британовым не удавалось. «Мы уже думали, что командир погиб», — вспоминает Капитульский.
Взрывоопасное положение
Игорь Анатольевич Британов родился 30 октября 1950 года в семье морского офицера, служившего на Северном и Черноморском флотах. «У меня перед глазами был живой пример, да и море всегда было под боком», — рассказывал Британов. После восьмого класса школы он поступил в Нахимовское училище, а затем — в Высшее военно-морское училище радиоэлектроники имени А. Попова. В 1973 году Британов по распределению попал на Северный флот, а в 1984 году его назначили командиром атомной подводной лодки.
1980-е годы были непростым временем для военно-морского флота. Вход советских войск в Афганистан ознаменовал новый виток холодной войны. В США приняли доктрину Рейгана, пообещав поддерживать антикоммунистические политические движения в странах третьего мира. В Англии у власти была тоже нелояльная к коммунистам Маргарет Тэтчер.
В середине семидесятых Советский Союз разворачивал на западных рубежах страны баллистические ракеты средней дальности. США в 1979 году приняли «двойной план довооружения Европы» и уже в восьмидесятых начали развертывать баллистические и крылатые ракеты наземного базирования в ФРГ, Британии, Италии, Бельгии и Нидерландах. «Пожалуй, никогда в послевоенные десятилетия положение в мире не было столь взрывоопасным, а стало быть, сложным и неблагоприятным, как в первой половине восьмидесятых годов», — говорил Михаил Горбачев, выступая в 1987 году на 27-м съезде ЦК КПСС.
Ситуация на военно-морском флоте была соответствующей. «1986 год — это практически пик активности наших подводных лодок, нашего подводного ядерного щита. Противостояние было очень серьезным, в тот момент в море находилось более 20–30 подводных лодок. Корабли использовали интенсивно, экипажи, с одной стороны, были этой интенсивностью натренированы, но, с другой стороны, людей не хватало, одних заменяли другими, и экипажи уходили в море сформированными, может быть, в последнюю неделю», — рассуждает Капитульский. Его слова косвенно подтверждает ряд аварий, произошедших в те же годы и ранее.
В 1983 году в пятидесяти километрах от бухты выхода затонула атомная лодка К-429. Перед выходом экипаж лодки собирали наспех, так как очередной поход субмарины поставили не на сентябрь, а на июнь, и многие члены команды просто не успели вернуться из отпуска. В море вышло 87 человек вместо полагавшихся 120, лодку перед выходом не проверили на герметичность, и после погружения в реакторный отсек стала поступать вода. Лодка опустилась на дно, погибло 16 человек.
После произошел еще ряд аварий, включая радиационную аварию на атомной подводной лодке К-431 в тихоокеанской бухте Чажма в 1985 году. Погибло 11 человек, сотни получили радиационное заражение.
Это случилось за год и три месяца до аварии на К-219, где служили Капитульский и Британов.
Приказ всплывать
Взрыв произошел на тридцатые сутки похода К-219, когда лодка была в районе «1000 километров северо-восточнее Бермудских островов». Через неисправный клапан в ракетную шахту уже несколько дней поступала вода, в определенный момент ракету просто раздавило, и она взорвалась. «Я почувствовал, как за моей спиной буквально растягивается металл, все загудело, зазвенело, и раздался взрыв. Лодку бросило вверх-вниз и наклонило, чувствовалось, что она приняла большое количество воды и начала погружаться на глубину», — вспоминает минуты после взрыва Капитульский.
Он говорит, что у него перед глазами был глубиномер и стрелка «проваливалась»: «До предельной глубины оставалось порядка 150 метров, но мы бы и их проскочили за несколько секунд. Все понимали, в том числе и я, что тогда лодка и весь экипаж погибнут».
Британов в момент взрыва был на центральном посту. Лодку сотрясло так сильно, что он еле устоял на ногах. За несколько секунд до аварии он уже успел дать команду тревоги и вывести большую часть людей из аварийного четвертого отсека. После взрыва Британов отдал приказ всплывать. На вопрос, не сомневался ли он, принимая решение о всплытии и, следовательно, об обнаружении лодки, Британов отвечает не задумываясь: «Да, мы были на боевой службе, но это же не война! В военное время, если лодка всплывет, ее уничтожат, а здесь, если ты всплывешь, ничего смертельного нет». Вскоре после всплытия на связь с Британовым из аварийного ракетного отсека вышел мичман Василий Сыч. «Он доложил, что в отсеке сильная загазованность, там находится двенадцать человек, троих нет, пожара нет, поступления воды нет», — рассказывает Британов.
«Командиру в первые секунды после взрыва надо было принимать решение, спасать людей из аварийного отсека или оставлять их задраенными там. И последнее не было бы нарушением ни этических норм, ни корабельного устава, согласно которому, если на лодке происходит авария, все отсеки задраиваются, проход между ними прекращается, дабы авария не распространилась между ними на всю подводную лодку, — рассказывает Капитульский. — Капитан вполне мог бы принять решение — и оно тоже было бы правильным — не рисковать остальной частью экипажа, не выводить людей из аварийного отсека, и они бы там погибли в течение пяти-десяти минут».
Британов рассказывает, что отчетливо понимал, в какой ситуации находятся люди в аварийном отсеке и чем опасен вывод людей: «Опасность для остального экипажа была, так как окислитель — очень ядовитая жидкость, которая, испаряясь, вызывает отек легких. И эти пары могли распространиться на другие отсеки. Но людей надо было оттуда вывести, потому что они просто бы там погибли, — всего в отсеке тогда было пятнадцать человек, а средств защиты было только на пятерых, на личный состав этого отсека, и им просто не хватило бы дыхательных аппаратов. Зачем же губить людей?»
От аварии до эвакуации на подошедшие к лодке по приказу командования гражданские суда прошло порядка 19 часов — все это время экипаж сидел в противогазах. Британов рассказывает, что из-за высокой температуры и загазованности им приходилась менять патроны регенерации каждые двадцать минут: «Когда экипаж эвакуировался на гражданские суда, я попросил собрать мне со всех отсеков индивидуальные дыхательные аппараты (ИДА) и противогазы. И мне принесли на мостик два или три ИДА (углекислый газ, выделяющийся в процессе дыхания, поглощается химическим составом, обогащается кислородом и подается на вдох (ребризер). — Прим. ТД) и несколько противогазов».
Отправив весь экипаж на гражданские корабли, Британов остался ночью на лодке один.
«Гражданское судно, на котором оказался я, находилось ближе всего к подводной лодке. Я вышел ночью на палубу, лодка была освещена прожекторами, и картина конечно, была жуткая: я представил, каково это — одному остаться на подводной лодке, где произошел пожар, где бесконтрольно находится ядерное оружие. Британов получил приказ от Москвы снять с подводной лодки всех, кого он считает нужным, и оставить минимум людей для обеспечения контроля за состоянием корабля. Но он решил всех снять, никем не рисковать, а рисковать только собой», — рассуждает о действиях Британова Капитульский. Британов рассказывает, что ночь для него прошла спокойно: «Воду на лодку передали только на вторые сутки, то есть двое суток практически ничего не ел, не пил. Целыми днями работал: лазил в корпус, проверял состояние электрических сетей, гидравлических систем. Поэтому ночью я просто падал и засыпал».
Капитульский также приводит в пример аварию на атомной подводной лодке К-8, погибшей в Бискайском заливе в 1970 году. Командовал лодкой капитан Бессонов. После пожара с лодки был эвакуирован основной состав экипажа, но осталась аварийная партия, 22 человека вместе с Бессоновым. Тогда лодка просто внезапно затонула, никто из 22 человек не спасся. Бессонову посмертно дали звание Героя Советского Союза.
А Игорь Британов, спасший 115 человек из 119, никакой награды не получил.
Отвечать за все и вся
Плотик с капитаном все же нашли — c катера увидели красный огонек и подплыли ближе. Сначала спасатели подумали, что плотик пуст, и даже успели передать это по рации, но потом подошли еще ближе и увидели, что Британов лежит на дне судна.
«Когда мы поняли, что капитан спасен, мы пошли выпили спирту и улеглись спать. А утром все мы с криками “Ура!” вышли встречать командира», — рассказывая об этой встрече, Капитульский улыбается и снова радуется, что тогда на палубе вновь увидел Британова, которого уже считал погибшим. Он, как и другие члены экипажа и родственники, считает, что именно капитан сумел спасти экипаж и предотвратить большие потери — из 119 человек погибли четверо: трое — Александр Петрачков, Игорь Харченко и Николай Смаглюк — вскоре после взрыва, надышавшись окислителем, и матрос Сергей Преминин, не сумевший выйти из реакторного отсека, где он опускал решетки, чтобы заглушить реактор и не допустить взрыва.
Но командование не спешило благодарить Британова за спасенный экипаж. Игорь Курдин, также служивший на К-219, но не присутствовавший при аварии, вспоминает, как он вскоре после аварии разговаривал с капитаном о последних минутах жизни лодки: «Я спросил Британова позже: “А что ты думал в этот момент?” Он говорит: “Очень просто. Я вспомнил судьбу командира К-8 Бессонова и других командиров, и я прекрасно понимал, что если я сейчас погибну вместе с лодкой, то мне посмертно присвоят Героя Советского Союза. Но, если я останусь в живых, мне придется отвечать за все и вся. Но я решил, что моя семья и дети будут нуждаться во мне и такая смерть будет проявлением трусости и попыткой снятия с себя ответственности”».
Британов говорит, что тонуть вместе с лодкой он не собирался, и, осознав, что лодка вот-вот уйдет под воду, он снял со стены флаг и прыгнул в плотик, когда вода уже была по рубочные рули.
