«Доктор, где вы?»

Он второй год учится в ординатуре в Высшей школе онкологии (ВШО). Следующая ступень после ординатуры длится еще три года — там молодой врач становится официальным наставником для новичков. Читает лекции, участвует в проекте фонда «Просто спросить»: чтобы освоить что-то, надо один раз увидеть, один раз сделать и один раз кого-то научить, говорит Максим.

Сюда он попал только со второго раза. 

«Этого ко мне» 

Заявку в ВШО Максим подавал дважды. Жена не верила: думала, там все проплачено, куда простому челябинскому парню? 

В первый раз «челябинский парень» и не прошел. После вуза отправился в интернатуру на базе областной больницы, прошел интернатуру по хирургии, потом работал год в гнойной хирургии и в экстренном отделении. Времени не хватало ни на сон, ни на дальнейшее развитие. А самое главное, говорит Максим, не хватало знаний. Любому молодому ординатору очень нужны наставники. Максим скоро понял: здесь его никто и не стремится учить. И никто не стремится лечить так, чтобы было эффективно, чтобы это работало, добавляет Максим.

Тогда же он понял, что хочет стать именно хирургом-онкологом.

«Когда я работал в хирургии, огромная доля пациентов, поступавших к нам, была с запущенным раком. С ним не поможешь. Вырезая опухоли, мы выгадывали несколько месяцев, иногда недель — а если помогать раньше, то можно человеку прибавить годы жизни, и хорошей жизни. И я вижу, что это можно делать».

Как раз тогда группа «ВКонтакте» ВШО, на которую так и остался подписан после первой попытки, брякнула уведомлением: новый набор. На этот раз Максим никому не сказал, что подается снова: было страшно срезаться еще раз.

Но он прошел. Все три этапа конкурсного отбора, и беседу, и финальный экзамен, после которого сам глава отделения сказал: «Этого ко мне». 

И они с женой переехали в Питер: жена, рентгенолог, тоже нашла тут работу. 

А у Максима началась учеба. О ней Максим, как и обо всем, говорит коротко и четко, со своей уверенной крейсерской скоростью: это система, приближенная к идеалу.

«Такого наставничества и готовности делиться знаниями я нигде не видел. Обычно ординаторы приходят в отделение и становятся рабами для написания бумажек. Особенно плохо, если человек пришел учиться на хирурга. Два года ординатуры, он выходит с сертификатом — а никого сам и не оперировал. Бумажки писал».

Врач, не машина

Помолчав, Максим говорит: в нашей медицине есть большая проблема. Среди хирургов мало кто хочет воспитывать себе конкурентов. Но в жизни все отличается от того, чему учат на парах и пишут в учебниках. Вот шесть лет ты учишь учебники и сдаешь зачеты, а здесь уже отвечаешь за жизнь человека. 

«Там, где я был раньше, врач был просто машиной, которая должна делать то и то. Стоило на секунду замешкаться — а такое бывает у любого молодого специалиста — начиналось: “Ай, все, я сам”. И это демотивирует, конечно. А здесь берут твою руку в свою на операции».

Тут отношение иное. В ВШО хирург, воспитывая своих учеников, формирует не конкуренцию, а среду вокруг себя. И чем она качественнее, тем и он лучше: ведь у молодых есть и новые идеи, и в итоге это обогащает всех. Это Максим цитирует онколога Алексея Сахарова, одного из своих учителей.

А еще в Высшей школе онкологии отдельно учат технике общения с пациентом. Учат эмпатии. Нужные качества для того, чтобы лечить: спокойствие, терпение, отсутствие ожиданий, что человек все должен узнать сам или должен слушаться слепо. Умение слушать и дать человеку выговориться, не прерывая его уточняющими вопросами. Выслушать его историю так, как он ее хочет рассказать. Это точно такой же навык, как и оперирование, говорит Максим, и этот навык тренируется. Но в высшем российском медицинском образовании эта дисциплина отсутствует. Поначалу студенты не знают, как общаться с пациентами. Более того, даже и среди пациентов принято считать, что это особо и не важно, «лечат — и хорошо, где уж доктору с каждым из нас цацкаться». Но нет, доверительное общение влияет на лечение напрямую. Эмпатия — это еще и умение заметить, что человек говорит одно, а лицо его отвечает совсем другое, и мыслями он не тут. Потому что решение о лечении принимать можно только совместно — однозначных путей нет.

Как правильно обращаться с пациентами и проявлять эмпатию, Максим понял очень быстро: «Я так всегда и делал интуитивно, еще с института. Мне казалось, что это правильно. Как еще может быть?» 

Рядом с собранным, уверенным Максимом сразу становится как-то просто и спокойно. Он ставит слова в верном порядке, взвешивая их, обдумывая, смотрит мне в глаза, и сложенные на коленях руки лежат спокойно. 

Глядя на него, я вспоминаю, что 20 лет назад от рака лечили совсем по-другому. Моя мама таких врачей, как Максим, не застала. Не повезло. 

Но рак — это заболевание, с которым и сегодня может столкнуться практически каждая семья. Чтобы у каждого всегда была возможность выбора, как лечиться, право понимать, что происходит, и получать выгаданные у болезни годы, нам всем очень нужны врачи, которые могут не только лечить и вылечить, но и правильно все объяснить и поддержать. А врачам — а значит, и нам — нужна школа, где их этому научат. Пожалуйста, поддержите ВШО, и тогда все больше пациентов смогут получить всю необходимую, не только медицинскую помощь, а нужный доктор всегда будет рядом. Спасибо.