Вот уже месяц все обсуждают второй сезон одного из самых популярных сериалов прошлого года — Sex education («Половое воспитание» в русской локализации). Это сериал, в котором разговор о сексе ведется максимально конкретно и, что особенно важно, задают вопросы и отвечают на них подростки. Это позволяет избежать менторской интонации: секс тут представлен как еще один способ коммуникации, а значит, и решение сексуальных проблем — это не про какие-то тайные супертехники, а про преодоление стыда в разговоре с партнером. Герои постоянно спрашивают: «Готова ли ты к этому?», «Все ли в порядке?», «Так тебе нравится?» И переспрашивают тоже (что становится иногда предметом неловких шуток). И — ура! — в сериале не происходит сексуального насилия, никто из героев не становится насильником — видимо, потому, что, несмотря на множество других проблем, связанных с сексизмом и гомофобией, секспросвет работает.
В России для детей и подростков пока практически нет секспросвета, но секс и проблемы сексуального насилия в последние годы стали обсуждаться более открыто. В разговоре о насилии многие из нас уже научились смещать фокус внимания с пострадавших на виновников: да, в насилии — умышленном или нет — всегда виноват только насильник. Но можно ли сделать так, чтобы насильников стало меньше? Как люди вообще становятся насильниками?
В судебной практике нередки случаи, когда обвиняемые в изнасиловании не отрицали предъявленных обвинений, но и не осознавали собственные действия как насилие. Кажется, важно не просто сместить фокус, но и направить его в прошлое — до того момента, как все произошло. И здесь, конечно же, включается разговор о воспитании и о культурных нормах, в которых каждый человек живет и принимает решения. Чтобы предотвратить насилие, необходима другая культура — культура согласия.
В широком смысле культура согласия — это что-то вроде этической системы координат, в которой каждый человек автономен и мы, уважая эту автономию, не можем решить за другого, чего он или она на самом деле хочет (как не могут это решить и за нас). В сексе принципы согласия строятся на том, что любое взаимодействие происходит по обоюдному и осознанному «да». Сместить фокус важно и здесь.
согласие — это про ответственность задать вопрос, а не про ожидание реакции на свои действия
К сожалению, сейчас наши самые распространенные принципы коммуникации в сексе работают на закрепление культуры насилия, которую принято противопоставлять культуре согласия.
Принципы культуры насилия
Ты инициируешь секс, а ответственность за его прекращение лежит на другом человеке (каждый может сказать нет, поэтому можно ни о чем не спрашивать).
Это приводит к тому, что, если изнасилование произошло, общество и суд опять фокусируются на действиях пострадавшей стороны: сделала ли она что-нибудь, чтобы секс прекратился? достаточно ли сделала? не сама ли виновата?
Нет не всегда значит нет, а может значить да.
Молчание — знак согласия.
Если человек отзывает свое первоначальное согласие, это можно проигнорировать (вина за «противоречивые сигналы» также лежит на нем).
Состояние пострадавшей от насилия (алкогольное опьянение, аффект, ступор и другие состояния, мешающие дать четкий отказ) является в глазах общественности смягчающим фактором для насильника: она ему не отказала, а значит, он не мог знать, что делает что-то не так.
Принципы культуры согласия
Перед тем как инициировать секс, ты получаешь от другого человека осознанное согласие (прежде чем предпринимать какие-либо действия, затрагивающие личные границы другого человека, мы должны узнать, чего он хочет).
Это приводит к тому, что, если изнасилование произошло, общество и суд фокусируются на действиях обвиняемого: сделал ли он что-нибудь, чтобы убедиться, что другой человек был согласен? убедился ли, что другой человек был в состоянии дать согласие?
Нет значит нет, отсутствие да тоже значит нет (не все могут сказать нет сами, одна из самых распространенных реакций на насилие — это ступор, замирание).
Согласие всегда можно отозвать (человек передумал, перехотел, плохо себя почувствовал и еще миллион причин), и никто не обязан оправдываться за это.
Состояние пострадавшей от насилия стороны (алкогольное опьянение, бессознательное состояние, аффект, ступор и другие состояния, мешающие дать четкий отказ) является в глазах общественности отягчающим фактором для насильника: она не могла дать ему осознанное согласие, а значит, он совершил преступление.
Получается, что культура согласия предупреждает насилие: никто не успеет сделать ничего плохого, потому что перед тем, как что-то предпринять, вы спросите партнера. И только «да» в этом случае будет значить «да».
«Вы хотите, чтобы секс умер!»
Когда об этих принципах заходит речь в русскоязычном пространстве, разговор часто начинает развиваться по одним и тем же схемам, от которых мы, авторы текста, честно говоря, уже устали: «Может, тогда согласие будем у нотариуса заверять? Ну давайте теперь еще приложение для этого разработаем, вы же хотите, чтобы секс умер, чтобы спонтанная страсть и романтика исчезли с лица земли. Это же общество нового пуританства!»
Например, известный художник Дюран недавно нарисовал комикс, высмеивающий вербальное согласие, взяв за основу реальную историю изнасилования. В комиксе фотограф и модель во время ню-фотосессии решают заняться сексом и используют для этого приложение, в котором согласие на каждое новое действие заверяется по эсэмэс. В конце комикса к паре приезжает ОМОН («Ты схватил меня за волосы, а на это требуется отдельное эсэмэс!»). Комическое тут строится на доведении принципов согласия до абсурда. Так культура, нужная для того, чтобы предотвратить насилие, искажается в общественном сознании, превращаясь в «карательную» и насильственную.
Иллюстрация: Майя Пак для ТД
В таких передергиваниях упускается из виду, что согласие на секс — это не только про попытки менять юридические нормы и регламенты, которых у нас в стране, кстати, нет и пока не предвидится. Культура согласия — это прежде всего про этику коммуникации и любого взаимодействия. Разговор о согласии нужен всем, в том числе и тем, кто не всегда понимает, что можно считать насилием, а что нет. Предполагается, что люди, вообще-то, не так уж плохи: мы хотим проявить внимание к самочувствию другого человека и у нас нет цели причинить вред.
Именно поэтому в разговоре о культуре согласия мы бы хотели уйти от противопоставления «насильник — жертва» и переместиться по таймлайну в тот момент, где еще ничего не произошло: никто пока не совершил насилие и никто от него не пострадал. Как именно мы формулируем свои желания в отношении другого человека? Как даем понять, что хотели бы заняться с ним/ней сексом? Как переходим от слов к делу или от дела к словам? Какие есть варианты?
Спросить или предположить
В 2007 году в англоязычном интернете развернулась важная дискуссия о том, что такое ask culture («культура спрашивания») и guess culture («культура предположения, предполагания»): пользователи форума, пытаясь решить проблему анонимного участника, выясняли, чем эти типы культур отличаются друг от друга и как работают в разных ситуациях.
Проблема заключалась в следующем: в двухкомнатную квартиру, в которой инициатор дискуссии жил вместе со своей женой, попросилась погостить на пару недель знакомая жены. Просьба знакомой была сформулирована как вопрос: «Можно ли пожить у вас? Я буду проездом и по делам, так что отсутствовать буду с утра до вечера и приходить только на ночь». Муж не хотел, чтобы знакомая останавливалась у них, так как им было бы некомфортно жить в небольшом пространстве с чужим человеком. Вопрос знакомой он воспринял как агрессию, манипуляцию и императив, потому что предположил, что она не готова к отказу и что на этот вопрос со стороны хозяев квартиры возможен только утвердительный ответ.
Среди тысячи советов «Просто скажи нет, это твое право» был комментарий пользовательницы Андреа Дондери, который проблематизировал этот разговор по-другому: «Перед нами классический случай, когда культура спрашивания сталкивается с культурой предположения. Культура “Спроси” подразумевает, что вы можете спросить что угодно (как знакомая, которая попросилась погостить) и полностью осознаете при этом, что всегда можете получить ответ нет. В культуре “Предположи” вы избегаете прямо формулировать свой запрос, если не уверены, что ответ будет да, и не ожидаете этого от других (как автор поста)». То есть в ситуации, когда ответ другого человека нам неизвестен, мы можем интерпретировать его слова и действия как намек и пытаться намекать ему сами. Так и работает искажение любого сигнала: например, очень часто люди принимают вежливость и доброжелательность за флирт и оказываются разочарованы, когда выясняется, что реальность не соответствует их ожиданиям.
Этот кейс стал импульсом для появления многих текстов, где подробно рассматривалась разница между «аскерами» и «гессерами». Как оказалось, люди часто проецируют свой тип коммуникации на других: аскеры думают, что они говорят с аскерами, а гессеры — с гессерами. Первые уверены, что если бы другой человек чего-то от них хотел, то спросил бы об этом (и сами готовы спрашивать). Вторые думают, что другой ничего не скажет им прямо, поэтому нужно найти намек в его действиях, угадать (и сами подают намеки). В этих моделях разный статус и у отказа: в культуре спрашивания, получив отказ, мы, конечно, можем расстроиться, но когда мы задавали вопрос, мы были готовы к такому развитию событий. В культуре предполагания отказ может выглядеть неожиданно и агрессивно: нам казалось, что человек подавал нам сигналы, мы проинтерпретировали их как согласие и теперь нам кажется, что он передумал (а человек, видя нашу реакцию, может начать испытывать вину за свой отказ).
Из-за табуированности прямого разговора о сексе (стыдно, неловко, неприлично и так далее) сексуальная коммуникация часто по умолчанию находится внутри культуры предполагания. Люди ошибаются, видят то, чего нет, винят в этом других — и да, не так уж редко совершают плохие поступки. Так предполагание делает свой вклад в культуру насилия, страдают от которой, по разным данным, в основном женщины.
В сочетании с гендерными стереотипами культура предполагания особенно опасна. Мужчинам и женщинам предписывается разное поведение. «Правильную» женскую сексуальность определяют как пассивную, а любая другая модель осуждается. Получается, что женщины боятся прямо говорить, чего хотят, в то время как их желания предполагают за них.
«Правильная» мужская сексуальность характеризуется как активная, то есть инициатива должна исходить от мужчины. Так и появляется искажение «нет значит да»: пока женщина не может собраться с силами для прямого отказа, мужчина интерпретирует ее реакцию как намек на то, что нужно продолжать ее добиваться, а даже если она смогла сказать нет, то этот отказ воспринимается как побуждение к более решительным действиям (впрочем, такие ситуации могут происходить между людьми любого гендера).
О чем можно договариваться
Очевидно, что переход от предположений к вопросам может помочь избежать неверных интерпретаций, взаимных разочарований и даже насилия. Но многие люди опасаются, что из-за постоянного проговаривания секс превратится в нудную бюрократическую процедуру, а любые эксперименты окажутся под запретом. В действительности же многие сексуальные практики, которые считаются смелыми и уж точно не пуританскими, строятся именно на вербальных договоренностях и активном согласии.
Договариваться, кстати, можно по-разному и в разных формах: кому-то нужно, чтобы вопрос задавался каждый раз, кто-то договаривается о том, что секс может начинаться внезапно и без всяких вопросов (и это тоже соответствует принципам культуры согласия).
Например, в БДСМ-культуре участники происходящего заранее подробно обсуждают границы дозволенного и договариваются о том, на что согласны, а на что нет. Если мы практикуем dirty talk и секстинг, то заранее уточняем у партнера, какие слова ему/ей приятны, а какие нет, в каких ситуациях переписка возможна, а в каких нет. Если говорить о ролевых играх, то многие из них до мелочей простроены заранее (чуть ли не со сценарными планами и репликами).
Читайте такжеВсе, что меня касаетсяГолограммы, роботы, чипы для оргазмов, секс-протезы — самый технологичный секс, который мы ждали
Но даже если мы имеем в виду самый обычный секс, культура согласия и спрашивания может значительно улучшить и ваши ощущения, и ощущения партнера. Тут можно вспомнить сцену из первого сезона того же сериала Sex education: девушка Эйми понимает, что ни разу в жизни не испытывала оргазм и все время притворялась, потому что ее никто никогда не спрашивал, чего она хочет. Когда ее новый парень спросил об этом — «Ты точно хочешь этого? Что тебе нравится?» — она растерялась. Но этот вопрос помог ей лучше узнать себя и свое тело, а потом и прямо сформулировать свои желания.
Пока мы все еще живем в мире, в котором на всех уровнях жизни в той или иной форме нормализованы и рационализированы насилие и культура насилия — в личной жизни, в семье, на работе, в наших взаимодействиях с правоохранительными органами. Чтобы противостоять этому, необходимо выстроить альтернативную культуру — культуру согласия и следовать ее принципам во всех сферах нашей жизни. Если мы воспримем активное согласие как норму, то перестанем молча терпеть нарушение наших границ, будь то навязчивое вторжение со стороны родственников или непрошеные советы о здоровье. А еще мы перестанем лихорадочно интерпретировать чужие действия, мучаясь от неизвестности и обижаясь, — теперь мы сможем просто спросить.
