Шедруб Линг, расположенный на вершине горы Качканар, — единственный на Урале буддистский храм. Уникальный комплекс, который семь лет назад оказался в пределах зоны разработки горно-обогатительного комбината. Спор между ГОКом и буддистской общиной завершился только в прошлом октябре, стороны нашли решение: комбинат реализует свои планы, а община продолжит существовать, но монастырь, в котором за четверть века сформировался свой уникальный уклад, будет уничтожен.
«Самострой»
В первый момент все это похоже на сцену из фильма про Дикий Запад, когда герой распахивает двери салуна и все тут же оборачиваются на него. Только вместо злых ковбоев — шестеро доброжелательных мужчин, которые сидят на ковриках вокруг низкого длинного стола. Я вваливаюсь к ним из морозной ночи — еле дышу, от меня клубами идет пар. Несколько секунд мы смотрим друг на друга, и наконец один из них спокойно произносит: «Чаю?»
Примерно так я и представлял себе стереотипное буддистское спокойствие. Передо мной обитатели Шедруб Линга — единственного в регионе буддистского монастыря. Мой путь до них пролегал от деревни Косья, пришлось пройти семь километров в гору по ночному лесу. На вершине горы Качканар царили тьма и тишина, а дверь во внутренние помещения пришлось искать на ощупь, в монолитной стене, сливающейся со скалой и покрытой сантиметровым слоем изморози.
Качканар — это не только гора, но и город, возведение которого началось в 1957 году ради разработки группы Качканарских месторождений. Уже полвека жизнь в городе зависит от деятельности горно-обогатительного комбината, который сегодня входит в группу компаний ЕВРАЗ. В настоящий момент ГОК разрабатывает Гусевогорское месторождение титаномагнетитовых железных руд, расположенное на склоне горы Качканар, но его запасы истощаются и могут сойти на нет в течение десяти лет. Это приведет к закрытию комбината и катастрофическим последствиям для города. Но есть так называемое Собственно-Качканарское месторождение, в нем сокрыто почти семь миллиардов тонн руды, которой предприятию, по его собственным подсчетам, хватит на целое столетие. Для реализации этого проекта придется срыть гору Качканар.
Монастырь Шедруб Линг, расположенный на ее вершине, оказался в зоне разработки. Комбинат получил соответствующую лицензию в 2013 году, и именно тогда возник конфликт между представителями ГОКа и буддистской общиной. Правда, Шедруб Линг сразу оказался в невыгодном положении — его строительство начали без необходимых документов, а узаконить его впоследствии не позволили бюрократические проволочки. А значит, с точки зрения комбината и администрации он являлся и является самостроем.
Соглашение
Но на стороне буддистов было общественное мнение — за годы существования Шедруб Линга слава о нем распространилась широко, на его защиту встали деятели культуры, представители турбизнеса и религиоведы. Семь последних лет прошли в бесконечных судебных тяжбах и спорах о том, так ли принципиально для ГОКа включать территорию монастыря в зону разработки.
Наконец, в октябре 2019 года, было составлено трехстороннее соглашение, подписи под которым поставили представители администрации Свердловской области, ГОКа и буддистской общины. Полный текст этого соглашения приводится на сайте Шедруб Линга: в соответствии с ним, вице-губернатор Сергей Бидонько должен будет посодействовать привлечению 26 миллионов внебюджетных средств на обустройство обитателей Шедруб Линга в поселке Косья, помочь с оформлением в собственность общины земельного участка и со строительством дороги от Косьи до культовых буддистских сооружений. ГОК обязуется не сносить эти самые сооружения, в число которых входят возведенные буддистами ступы и реликварий со статуей Будды, а также организовать для паломников график посещений. А вот все остальные постройки, которые буддисты успели возвести на горе, ГОК уничтожит.
Иначе говоря, буддисты должны будут переселиться из Шедруб Линга в Косью до ноября 2020 года. После этого монастырь в его нынешнем виде прекратит существование, останутся только ступы и статуя, посещать которые можно будет в четко определенное время под присмотром сотрудников ГОКа. Причем, по условиям соглашения, действовать оно будет всего три года, и по истечении этого срока гарантировать сохранность культовых сооружений никто не сможет. Но буддисты приняли эти условия — частично из-за того, что устали от семи лет неопределенности, частично от нежелания нагнетать дальнейший конфликт и настраивать против себя жителей Качканара, для большинства из них развитие ГОКа — вопрос жизненной важности.
Книга ветра
Меня поят чаем с печеньем, а затем выдают спальник, и мы все укладываемся прямо на полу — в небольшом полутемном помещении, на входе в которое висит табличка «Столовая», хотя на деле оно является и столовой, и спальней, и местом для собраний. Всю ночь по мне с мяуканьем бегают коты, а в семь утра я просыпаюсь от чьих-то разговоров на кухне.
Я проспал дольше всех — часть обитателей Шедруб Линга отправилась на утренние практики в алтарную комнату — читать мантры и священные тексты. Остальные занялись повседневными хлопотами. Я увязываюсь за водой с молчаливым парнем лет двадцати по имени Григорий.
Принести две фляги питьевой воды на весь день — целый квест. Сначала нужно добраться по снежной целине до источника — на вершине горы есть пара водоемов, в которых буддисты укрепили дно, чтобы вода не уходила в камни. Зимой они превращаются в глубокие проруби, скованные льдом, — надо поработать ломом, чтоб добраться до воды, а затем лечь плашмя на снег и вычерпывать ее ведром со дна проруби.
После этого мы вместе с Никитой, обитателем Шедруб Линга, приехавшим сюда из Перми на несколько недель, идем в дровяник, чтобы выкурить по первой утренней сигарете. Курение не запрещено, оно не затуманивает разум, но и либеральными здешние порядки не назвать: «Вообще, тут шутят, что Шедруб Линг — это смесь армии и Хогвартса», — говорит Никита.
Практикующие буддисты, волонтеры и просто путешественники, решившие остаться на ночь, — все живут по четкому режиму дня, исполняют назначенные обязанности и фиксируют все в специальном дневнике наблюдений. Ведение дневника — это один из нескольких повседневных «нарядов», которые обитатели Шедруб Линга распределяют между собой в начале недели, вместе с уборкой, сопровождением гостей, готовкой, кормлением животных. Сегодня за дневник отвечает Леха — молодой веселый парень, который впервые попал сюда в 2018 году не только из интереса к буддизму, но и из любви к путешествиям и разным авантюрам.
«Какой ветер, не заметили? — интересуется Леха, раскрыв толстую амбарную книгу. — Мы тут вообще все записываем: температуру, ветер, осадки, дежурства, имена всех посетителей и время посещения. Лама — человек с армейскими привычками, потомственный военный. Наверное, поэтому тут так заведено».
«Трое: я, рюкзак и чайник»
Тендзин Докшит — тот самый человек, который создал Шедруб Линг. Многие туристы целенаправленно ищут встречи с ним. Говорят, что некоторые для этого живут здесь неделями, но везет далеко не всем, лама умеет быть неуловимым. Мне везет — он приезжает на снегоходе из Косьи в первый день моего пребывания.
Лама Докшит — лихой, веселый и язвительный человек с окладистой бородой. Заходит в столовую, тут же закуривает толстую сигару, начинает травить армейские байки и общаться с присутствующими: те, впрочем, ни на секунду не забывают о его статусе, подносят чай и проявляют всяческое почтение.
— Если б я стал президентом, я бы тех, кто не курит, ссылал бы на плантации табачные работать, — сообщает он в процессе обсуждения марок табака.
— А тех, кто курил, но бросил?
— А этих бы вообще расстреливал, — хохочет лама.
Впервые Санников познакомился с памятниками буддийской культуры в Афганистане — там он воевал несколько лет, командовал спецподразделением. Вернувшись на родину, немного поработал санитаром морга и помощником патологоанатома, а затем окончательно отринул мирское и вступил на путь духовного развития.
Сейчас он сидит за чаем, делит со мной шоколадку и на вопрос об этом периоде своей жизни отвечает притчей: «Осень. Воробей летает по полю, делает запасы. Видит — мышь лежит, греется. Он подлетел: “Мышь, чего ты валяешься, зима же скоро, надо готовиться”. Мышь говорит: “Уйди, не заслоняй солнце. А вообще, я в амбаре живу, чего ты докопался?” И вот я подумал — можно всю жизнь получать знания, клевать их по зернышку тут и там. А ведь есть амбар. И я поехал в него — в большой буддийский амбар».
Амбаром оказался Иволгинский дацан в Бурятии — центр буддистской жизни России. После нескольких лет обучения Санников собирался переехать жить в Монголию, но его миссией стало основание монастыря на Урале, так ему велел бурятский лама Дарма-Доди Жалсараев, который снабдил его инструкциями и реликвиями. Санников, к тому времени уже получивший имя Тендзин Докшит, не возражал и не задавал лишних вопросов: «Учитель попросил поехать — я и поехал. Я вообще человек безвольный. Тому, кто меня отправил, было виднее. Здесь камни были, деревья были, все было, и в большом количестве. Да и я не один сюда пришел, нас было трое: я, рюкзак и чайник. Потом познакомился с ломиком и кувалдой».
Довольно быстро в компании рюкзака, чайника, ломика и кувалды появились и живые люди — первые последователи и ученики, до которых дошел слух о строительстве монастыря. Слух распространялся все дальше, и адепты стали приезжать из других регионов и даже из других стран. Некоторые из них оставались тут на долгие годы.
«Я их суицидниками называю, — говорит лама о них. — Суицид бывает не только физический, я о нем вообще говорить не хочу. Я имею в виду людей, которые не участвуют в социальной жизни, рассуждая, что, если пользы от них там нет, то хоть бы вреда не было. Отсутствие вреда — это ведь лучше, чем отсутствие пользы».
По словам ламы, большая часть обитателей монастыря имеет высшее образование, как и большинство членов буддистской общины. Сама община расположена под горой, в поселке Косья, куда к концу осени предложено переместиться и «горным» буддистам. Община в Косье — это несколько обычных домов, в которых обитают три десятка человек. Жизнь под горой, впрочем, мало чем отличается от обычной деревенской жизни, а вот Шедруб Линг — совсем другая история. Те, кто поднимаются сюда, или прекрасно осознают, зачем это делают, или наоборот — вообще перестали что-либо понимать в своей прошлой жизни.
Отчаянные уральские буддисты
Сергей Ткаченко, который на два дня стал основным моим проводником по монастырю, принадлежит скорее ко второй категории. Формально в его жизни все было на своих местах, но пропал смысл. Он вел юридическую практику, но ему в этой профессии было тяжело: объясняет, что врожденная честность с ней мало соотносилась.
В какой-то момент Сергей заинтересовался квантовой физикой и наткнулся в интернете на фильм «Полет частицы», из которого многое узнал про буддизм, затем решил: хочет помогать хорошим людям в хороших делах.
С этой целью Сергей и отправился на Шедруб Линг. Сегодня он со смехом вспоминает о своем первом походе — представления о буддистах у него в те годы были такими, что он не придумал ничего лучше, чем взять с собой мешок риса. Уральские буддисты оказались обычными людьми с обычным рационом, так что Сергей довольно быстро освоился. Монастырь он посещает уже несколько лет — чаще всего приезжает на несколько зимних месяцев, а лето проводит в Пермском крае, в родном городе Чайковском, где работает в рыбном магазине.
С утра он проводит для меня небольшую экскурсию по вершине горы. Тут, конечно, красиво до безумия, я фотографирую все подряд.
«Я тоже сначала все фоткал, — говорит Сергей. — Сделаю особенно удачный кадр, пойду к ламе: ”Лама, смотрите, какая красота!” — а он мне: “Ой, убери, видеть уже не могу это”. Со временем, конечно, привыкаешь».
Он показывает мне небольшой пустующий домик для долговременных практик, где адепты проводят в одиночестве по несколько дней, подсобные помещения, пластикового дракона, которого к весне планируют декорировать цветами. Есть даже ветрогенератор — сейчас он не работает, потому что на лопастях намерзает лед. Когда мы отходим на несколько метров от монастыря, становится видна огромная статуя Будды на крыше реликвария. Ее установили в 2016 году — она выглядит монолитной, но на самом деле собрана из нескольких частей и покрыта всесезонной штукатуркой.
«Мы, конечно, отчаянные уральские буддисты, но не настолько, чтобы такой монолит на гору затаскивать», — смеется Сергей.
Странно слышать это от одного из тех, кто выдолбил в скале целый монастырь. Это не преувеличение — Шедруб Линг только отчасти построен из покупных материалов. Одна из стен в центральном корпусе — монолитная скала, часть других выложена из камней, расколотых буддистами здесь же. Эту работу выполняют только летом и только под контролем ламы: огромные камни сперва раскаляют на кострах, а потом разбивают кувалдой на мелкие куски.
Самадхи и нирвана
Мы проходим мимо молчаливой собаки, одиноко сидящей на цепи под деревом, затем — мимо целого вольера с собаками.
«К нам иногда прибегают дворняги, мы их пробуем в упряжку запрячь. В упряжке у нас работало максимум десять собак, а сейчас восемь, плюс два охранника — рыжий и белолапый пес».
Упряжка из дворняг — куда более серьезное подспорье, чем может показаться. Сейчас в распоряжении общины появился вездеход Tinger, который накатывает зимнюю тропу, а раньше дорогу в снегу прокладывали с помощью упряжки и стройматериалы на гору подвозили исключительно на собачьей тяге.
Помимо собак, в Шедруб Линге в разное время жили и другие животные. Обитатели монастыря разводили кур, гусей, уток и карпов, правда, местные водоемы зимой промерзают до дна, поэтому эксперимент с рыбой признали неудачным. Зато пасека просуществовала несколько сезонов, а овощи, цветы и некоторые фрукты здесь выращивают до сих пор. В хлеву живут осел и козел. Осел здесь нужен в качестве рабочей силы, а козел не нужен ни для чего, но его содержат и кормят просто так, чтобы ослу не было скучно.
В теплых помещениях монастыря обитают три кота, Феофан, Крендель и Майя. Это они носились из угла в угол, прыгая по спящим людям. Так происходит каждую ночь, но буддисты воспринимают это стоически.
Наконец, в Шедруб Линге столуются огромные черные вороны. Заботы по кормлению, или, как тут в шутку говорят, «по подношению орлам» возложены на дежурного по животным.
«В нашей алтарной много разных изображений, и тот, кто не вникает, думает, что это какое-то многобожие у буддистов, а на самом деле это образы, которые символизируют аспекты твоего собственного ума. Вот им и делаются подношения. А через день снимаются, чтобы сделать новые. И те, которые снимаются, мы уносим собакам и воронам».
Все это Сергей объяснил мне накануне, увидев мою растерянность за завтраком: ему предшествовало совместное чтение мантры, а затем все сложили по первой ложке еды в одну миску — это и есть подношение.
Подношениями здесь называют не только дары для животных и духовных сущностей, но и подарки, которые в монастырь приносят туристы. Это сложившаяся традиция, которой следуют почти все посетители Шедруб Линга. Идеальный вариант — позвонить и поинтересоваться, что нужно в данный момент: так я принес в монастырь пальчиковые батарейки и несколько пачек майонеза.
За несколько дней до этого какие-то туристы оставили в качестве подношения две банки кокосового молока. Озадаченный дежурный по кухне Саша вертит банки в руках и спрашивает у всех подряд, что с ним делать.
«Ну, можно в кашу собакам добавить, наверное. Или нам самим в кашу», — неуверенно говорит Маричи.
Маричи — единственная девушка, которую я встретил за время пребывания в Шедруб Линге. Практикующая буддистка, провела здесь не менее трех лет. В монастыре она живет отдельно ото всех, говорит мало и только по делу, чаще всего раздает указания или дает советы, к которым прислушиваются все остальные.
— Почему у нас гирлянда мигает только красными огоньками? Мы как будто в бункере каком-то.
— Такую принесли. Можно снять ее да и все.
— Нет, пусть висит. Это же подношение.
В свободное время Маричи безостановочно плетет из ниток маленькие мандалы — сакральные геометрические узоры. После обеда работы оказывается относительно немного, и большая часть обитателей Шедруб Линга отдыхает — читают книги, рисуют или просто дремлют на полу. Время в натопленном сумрачном помещении тянется очень медленно, все будто впадают в какой-то транс и почти ни на что не отвлекаются. Разве что на входящих в помещение: один из них, перешагнув порог столовой, сбрасывает куртку и начинает озираться по сторонам.
— Чего потерял, Саныч? Голову?
— Скорее, покой, то есть безмятежность, — отшучивается Саныч.
— Не путай: безмятежность — это самадхи, а покой — это нирвана, — серьезно говорит Маричи.
Разнообразие в этот размеренный уклад вносят гости, которые то и дело тут появляются, иногда по предварительному звонку, иногда без. В прошлом году, например, монастырь посещало в среднем 27 человек в день. Под вечер на пороге столовой появляются два путешественника с рюкзаками.
— Не знаете, что с этим сделать можно? — спрашивает у них Саша, продемонстрировав банки с кокосовым молоком.
Путешественники не знают. Их поят чаем, они осматриваются, некоторое время болтают с Лехой.
— А что значит Шедруб Линг?
— «Место практики и реализации», — привычно произносит Леха. — С практикой и реализацией тут нормально. То болгаркой пилить научишься, то еще чего.
Туристы проводят в монастыре еще с полчаса, отказываются от ночевки и уходят. Леха пожимает плечами и записывает их имена и время посещения в журнал.
План на 275 лет
Шедруб Линг существует уже четверть века, но до превращения в полноценный духовный центр ему еще далеко. Чтобы это произошло, монастырь должен взрастить четырех полных монахов, которые приняли все необходимые обеты. Среди учеников ламы Докшита пока нашлось только двое таких смельчаков. Немало, учитывая, насколько это сложно: число обетов достигает двух сотен. Некоторые из них можно снять — это не слишком почетно, но гораздо лучше, чем нарушить принятые.
Так что Шедруб Линг находится на полпути к становлению, но впереди еще достаточно времени, так, во всяком случае, считают его обитатели. Лама Докшит полушутя говорит, что обустройство монастыря распланировано на ближайшие 275 лет.
О том, что уже к ноябрю монастырь может прекратить свое существование, тут практически не упоминают. Даже юрист Сергей признается, что уже давно потерял интерес к новостям о противостоянии монастыря и комбината, а лама и вовсе считает, что единственный итог каждого нового поворота этой истории — увеличение туристического потока. Обитатели Шедруб Линга не особенно верят в то, что местные власти и ГОК в срок выполнят свои обязательства. Например, по условиям соглашения, землю в Косье им должны предоставить до первого мая — этот процесс, по словам членов общины, толком и не начинался.
Впрочем, нельзя сказать, что буддисты просто надеются на авось. Дело в другом: они выбрали путь, который кажется им единственно возможным, — не прекращать созидание до последнего момента. Поэтому, как только потеплеет, они снова будут раскалывать камни и строить.
От физического к метафизическому
Дежурный по кухне Саша впервые попал в монастырь полгода назад и теперь живет здесь. По странному совпадению Саша, как и Сергей, пришел к буддизму через интерес к квантовой физике — просто, читая научные статьи, оба что-то интуитивно поняли о мире и от физического сделали шаг к метафизическому. На горе Качканар Саша сперва посвятил себя не столько духовным практикам, сколько изнурительной работе:
«Я все эти полгода занимался тем, что носил мешки с песком на гору — каждый день, по несколько мешков. И спустя время я достиг такого специфического состояния, вроде безграничного счастья, — посмотрел на себя в зеркало, даже зрачки были расширены. Волна какая-то нахлынула».
Со временем Шедруб Линг из пристанища превратился для Саши в перевалочный пункт на пути к отшельничеству:
«Куда мне идти отсюда? Наверное, я хотел бы, когда буду готов, жить совсем один. Куплю яхту какую-нибудь недорогую, выйду в море и буду плыть на ней. Не важно, где быть одному, — на земле или на воде.
Тут меня отвлекают: нужно помочь закатить на гору огромный, почти с человеческий рост, стог сена. Вшестером мы справляемся с этим за 15 минут, а вернувшись в столовую, обнаруживаем следы присутствия неуловимого ламы Докшита — он только что был здесь и оставил на столе рисунок. Точнее, набросок чертежа, странную конструкцию в нескольких ракурсах, нечто среднее между драконом и дирижаблем. Я вспоминаю, что на туристической карте в коридоре тоже изображен дирижабль, парящий над горой Качканар.
«Лама иногда делает наброски таких чертежей, — объясняет Леха. — Ну а что? Дирижабль — вещь довольно функциональная. Может, и правда построим когда-нибудь».