Мама-карма

Дали им направление на трехлетнего мальчика. Вывели его, показали, а у него пустота в глазах, говорит Ольга. Испугалась тогда. Отказалась.

В другой раз привели девочку постарше, пятилетнюю Алиночку. Сейчас Алиночке двадцать два. «Любимая-обожаемая! Да они все у меня любимые», — говорит Ольга. Смеется.

Однажды у Oльгиной подруги сгорел дом, и Романовы забрали ее к себе с полугодовалой малышкой Лерочкой. Потом подруга начала надолго уезжать… Нашла нового мужа, вернулась и забрала дочку, в доме стало пусто. Ольга с мужем переглянулись: «Давай еще одного?» — «Давай!» И приняли восьмилетнего мальчишку. А через месяц подруга привезла Лерочку, сидя на кухне, написала от нее отказ и уехала.

— Вы маму Леры больше не видели? — спрашиваю.

— Почему ж не видела, видела, — говорит Ольга. — Я сделала все, чтоб они общались. Конкуренции у нас нет. Я вообще говорю так: знаете — им просто повезло, у них две мамы. Одна кровная, другая родная.

Вы мне которые родители?

Сейчас Ольга сама выступает на школах приемных родителей в качестве эксперта. А когда они с мужем забирали из детского дома свою первую дочку, таких школ еще не было.

Когда приехали второй раз, за сыном, пройти школу уже пришлось. Ничего нового занятия Ольге не открыли, зато объяснили многое прежнее, как она сама говорит.

С чем только ей не пришлось столкнуться! Всякое бывало. Без имен и деталей — неправильно такие вещи о детях говорить на публику — но просто сухими фактами: кто-то из детей не мог остановиться от собирания всех-всех-всех вещей в гараж, от пустых коробок до тухлого мяса, да так, что там завелись здоровенные крысы. «Синдром Плюшкина», — вспоминает Ольга. Другой понимал любовь только как насилие и проявлял преданность семье через приставание к младшей сестре… Были и драки, были и побеги, были и скандалы. Были и кражи, конечно.

«У меня пятеро детей, от которых отказывались два и более раз», — рассказывает Ольга. Я сама приемная мама и хорошо понимаю, о чем она говорит. Ребенок с травмой вторичного отказа тяжелейше переживает боль отвержения, и последним приемным родителям достается за все — куда деваться, травмы нужно с кем-то проживать. Хорошо бы эти родители и правда стали последними. Никто не знает, в какой момент ребенок просто сломается и перестанет верить.

Потом Ольгу с мужем пригласили участвовать в программе для приемных семей, позволяющей жить в большом доме, а это значит — принимать в семью больше детей, а не тесниться всем вместе в трешке без удобств. И постепенно звонки из опеки стали регулярными. То привезли из Москвы ребенка, — год поиграли и отдали. То старенький дедушка пишет отказ, не справляется. «Приезжайте, Ольга Николаевна, может, поможете?» Ольга ехала знакомиться, не говорила сразу «да». Но дети оказывались у нее. Подростки, которых не раз предавали, с травмами, с репутацией «оторви и брось», с бывшими приемными родителями, сказавшими только: «Ну, ты поживешь пока там у тети, я в больницу лягу»… А потом за ними приезжали из опеки.

— Как вы находили слова? — спрашиваю у Ольги. Я хорошо понимаю, в каком отчаянии и ужасе оказывается ребенок, вокруг которого опять пустота. Которого снова бросили.

Ольга задумывается.

— Никогда не врала, вот что. Всегда была честной. Говорила все как есть. Что существуют правила, запреты, что их нарушать нельзя.

Ну, дети нарушали конечно.

Аня позирует в своей комнатеФото: Светлана Булатова для ТД

«Помню, как-то однажды у нас дочка гуляла. Пропала на несколько дней. Пока не вернулась, все кипели, дети больше всех: “Да отдать ее обратно! Да ужасная она!” Я всех останавливала. “Тихо!” — говорю. Искала ее. Как дочь вернулась, мы семейный совет устроили, как быть. Всем дали слово, дети высказались, папа… И все говорили: “Ну, простим на этот раз!” И вот тут меня в первый раз в жизни пробило. Так я разозлилась! “Да ты что же делаешь, — говорю ей. — Да от тебя же три семьи за то же самое отказались, да толку тебе все это повторять, ведь тебе говорили же все это по сто раз!” Очень я крепкие слова использовала тогда, не стеснялась, горячая я.

А дочка сидит с вот такими глазами. “Нет, — сказала, — так со мной еще никто ни разу не разговаривал!” И три года потом прожила она без единого происшествия. Оказалось, никто раньше ей прямо не высказывал, как переживал, как волновался, как искал. Все размазывали, врали. И отказывались от нее втихаря».

А потом был Вовка

Время шло, подростки росли, Романовы решили: усыновим новорожденного, попробуем с самого начала растить малыша. «И началась, — говорит Ольга, — наверное, самая страшная история моей жизни». Володе был месяц с небольшим, когда его домой привезли. И он постоянно кричал. Постоянно. В три его месяца Ольга пошла мыться, и муж выбил дверь в душевую, потому что Вовка посинел и перестал дышать. «И вот с этого момента, — говорит Ольга, — я не спала ни одной ночи до его года и двух месяцев».

«У меня до сих пор панический ужас: я не моюсь больше пяти минут. Это уже вообще роскошь. Раньше в две минуты укладывалась. И это учитывая, что на тот момент я весила сто пятьдесят килограмм, — гормональные изменения после операции догнали».

Никто не мог объяснить, в чем с Вовкой дело. Кто-то из врачей считал, что он захлебывается едой, кто-то говорил — неправильно кормите, неправильно пеленаете, то не так, это не эдак… И коронное: «А чего, вы не видели, кого брали? А зачем тогда брали?» Ольга наслушалась такого про каждого из детей. Медицина у нас карательная, с горечью вздыхает она. «Если б не взяли Вовку, он бы умер», — говорила Ольга врачам. «Ну и умер бы», — отвечали ей.

В год и восемь Вовке поставили диагноз — бронхиальная астма. И все это добавкой к другим проблемам, которые сын получил с рождения, — от Эпштейна-Барр до мононуклеоза…

Что делать. Стали потихоньку жить.

Правила жизни мамы Ольги

«В первую очередь всегда в себе сомневаешься. Ты все правильно делаешь или нет? Винишь себя, думаешь, мало ли что я не так делала, когда сталкиваешься с непониманием от людей, с обвинением своих детей. Это каждая мама знает».

«Это моя жизнь, с которой я живу. Я могу поплакать, но завтра я проснусь и снова рада буду. Я себя считаю очень счастливым человеком».

«Я, наверное, неправильно делаю, что я такая честная с детьми. Но дети же очень рано понимают, когда им врут. Даже вот взять психологов. Когда детям нужна помощь — это незаменимо. Но когда гонят детей к психологам из-за того, что родителям неудобно с ними, чтоб детей им починили… Нельзя так».

«Я строгая. Бывало всякое у нас уже со взрослыми детьми: квартиры получены, а живем дома, колбаса будто в холодильнике растет: “Я ничего делать не хочу, учиться не хочу”. Я говорю: “Окей. Сегодня какое число? Первое февраля? У тебя месяц, чтобы найти работу, получить первую зарплату, и до первого апреля ты съезжаешь”. Я не рублю сплеча, нет, — все это реальные рамки. Но это движение вперед. Нельзя все время сидеть у мамки на шее и не двигаться. С кровными то же самое — сейчас же выросшее поколение потребителей».

«Дочка как-то с парнем рассталась плохо, я говорю: “Ну ты что, разве можно так делать?” Расставаться тоже правильно надо, а не так, чтоб с болью. Он говорит: “Зачем ты так жестоко?” — а она: “Я была в детском доме, мне можно”. Нет, я этого так не оставила, конечно».

«Говорю всегда: “У нас дома есть правила, надо за собой убирать. Но у вас всегда есть выбор, вы можете и не убирать”. Дети говорят: “А это как?”— “А вот кто не хочет мыть унитаз, окей: берешь лопату, участок большой. Не хочешь мыть — не пользуешься. Все честно!”»

«Однажды было — еду я знакомиться с ребенком по звонку из опеки, опять попросили выручить после возвратов, и думаю: ну вот, совсем сложный случай, ну ведь умоюсь кровавыми слезами! А дети мне говорят: “Да ладно, мам, ты справишься!”»

«Все дети у меня замечательные! Сыночек один, девятого мая ему семнадцать лет будет, я если скажу: не делай так, он и не будет. Потому что мама сказала! Конечно, они у меня шалят, живые, нормальные дети. Но они правда самые крутые!»

«Могу себе позволить кому-то помочь»

Муж умер три года назад — сердце. А у Ольги тогда было восемь детей, почти все подростки, кроме шестилетнего Вовы… Их понесло — горе и так выражается тоже, дети в панике и тревоге могут вести себя не очень-то. А Ольга говорит: «Я тогда просто потеряла стену». Взвалила на себя все. Год жила Сережиной жизнью: а как бы он поступил, что бы сделал? И почувствовала, что теряет себя. Начала искать — а где я-то?

Встала на ноги после смерти мужа, дети мало-помалу выровнялись, старшие учатся, часть детей уже совсем выросли и уехали строить свою жизнь… Ольга решила: по больницам с Вовкой лежу с его детства, всю профессуру знаю, всему обучена — могу себе позволить взять больную девочку. Так и говорит — могу себе позволить. Могу уже начать отдавать людям добро.

Я смеюсь. Кто-то из читателей скажет: «А, ну да, раньше-то на золотом троне сидела, а теперь пора отдавать». Ольга машет рукой — так наработано же годами, госпитализациями! Я реально могу помочь!

Да еще и дочка Алиночка, первенец, выучилась на медика, помогла маме сделать операцию по шунтированию желудка. Вот это был королевский подарок! Ольга показывает фотографию: видите, какая я была? Сто пятьдесят килограмм, еле ходила! Диабет уже был, осложнения начались — болело все, ноги отекали. А тут похудела, почувствовала себя прекрасно — могу себе позволить ребенку помочь! Это ж не фунт изюма, больной ребенок, мама должна быть как конь. Как конь, повторяет Ольга.

Собрала документы.

Пока что нет у нас таких детей, позвоним, сказали Ольге в опеке. И батюшка не благословил на этот раз: ты, говорит, уже половина женщины, ты вдова, не надо тебе детей.

Ольга забрала сразу четверых.

Не планировала, конечно, случайно так вышло, познакомились, и пропала Ольга. Братья и сестры, целая семья, как их делить? Никак. А самая младшая из них, Ника, как раз и нуждалась в помощи со здоровьем. Двадцатого марта год будет, как вся четверка дома. И примерно столько же Центр «Найди семью» Ольге и помогает. 

Филиал Центра поддержки приемных семей «Найди семью» открылся в Гатчинском районе Ленинградской области, как раз там, где живут Романовы, в 2016 году, здесь с приемными родителями и их детьми работают психологи, педагоги, дефектологи, социальные работники и юристы. Занятия позволяют всем приемным детям (а также детям с диагнозами «задержка психического развития» и «умственная отсталость») лучше усваивать программу школы — каждый месяц проводится около 200 таких «уроков». Для Ольги поддержка Центра невероятна важна — она так хочет, чтобы ее любимая орава выучилась и вышла в люди!

У Ольги со специалистами из Центра занимаются все, даже Вовка. И кармическая мама не устает говорить спасибо. Чтобы эта работа не прекращалась, чтобы дети находили свои семьи, учились, вставали на ноги, а их приемные родители всегда знали, что они не одни на этом трудном пути, помогите, пожалуйста, Центру поддержки приемных семей! Любое ваше пожертвование послужит благому делу. Спасибо!