Денис родился в пригороде Бишкека и еще подростком понял, что он гей, а значит, не сможет спокойно жить у себя в стране.
«Нравы в Бишкеке за последние 20 лет изменились: если мои родители жили в прогрессивном светском обществе, то сейчас идет исламизация, чувствуется давление и на обычных граждан, и уж тем более на геев».
В Бишкеке Денис пытался искать партнеров и ходить на свидания, но, по его словам, 60% свиданий оказывались подставной встречей, на которой «вылавливали» геев. Друзья и знакомые уезжали в Россию, и после девятого класса Денис тоже решил попробовать. «Я просто в качестве эксперимента поехал в Москву поступать в театральное училище — школу-студию Табакова. Поступил с первого раза, Табаков сам смотрел, и меня сразу зачислили, остальные туры я не проходил. Так я оказался в Москве с киргизским гражданством».
Дениса постоянно останавливали патрули и несколько раз отвозили в отделение, несмотря на наличие студенческого билета. «Смотрели на киргизский паспорт и увозили, потому что считали, что я трудовой мигрант, который незаконно въехал в страну. Студенческий билет никого не смущал».
Через пару лет Денис решил уйти из училища в Москве и переехал в Санкт-Петербург. Теперь, без студенческого билета, ему нужно было срочно искать способы легализоваться в стране. Молодой человек не знал, что делать, расспрашивал всех, кого встречал. Однажды ему подсказали, что в подмосковном Владимире есть колледж, куда берут иностранцев. Туда он и поступил учиться на повара-кондитера.
«Уже там я начал заниматься документами, чтобы получить российское гражданство. Мне нужно было в миграционке доказать, что я носитель русского языка и могу претендовать на гражданство», — рассказывает Денис.
По данным МВД, в 2019 году 497 817 человек получили гражданство РФ, из них 9 371 — бывшие граждане Киргизии. Иностранцы, которые свободно говорят по-русски, могут получить гражданство РФ в упрощенном порядке.
Гражданство как носитель языка могут получить те, кто постоянно живет в России или чьи родственники по восходящей линии (родители, бабушки или дедушки, прабабушки или прадедушки) живут или жили в России или бывшем СССР. Процесс должен занять максимум девять месяцев.
Нужно подать заявление в МВД и пройти собеседование, подтвердить, что вы законно живете в России, доказать, что вам есть на что жить и зарабатываете вы легально (трудовая книжка, справка с работы), и отказаться от имеющегося гражданства.
«Нужно было предоставить свидетельства о рождении родителей, бабушек, дедушек, где написана национальность “русский”. Почти три года у меня это заняло, и в 19 лет я получил российский паспорт», — рассказывает Денис.
Сразу после этого долгожданного события Дениса забрали в армию. Год он прослужил в Калининграде. «В армии вел себя максимально закрыто, но не особо сталкивался с непониманием. Я рисовал, пел на всю казарму песни, меня считали странненьким, но вопросов никто не задавал. Мой парень писал мне в часть письма в женском роде и подписывал “твоя Олеся”. Это было очень забавно».
По окончании срочной службы Денис уже по контракту съездил на три месяца в Сирию. «Когда моего сослуживца застрелили у меня на глазах, я решил, что не хочу так рисковать из-за этой прекрасной державы». На заработанные контрактной службой деньги Денис поступил учиться и нашел в Питере работу.
«Переезд дал мне очень многое. Сейчас у меня все налажено: работаю по специальности, у меня прекрасные друзья, я состою в отношениях, все отлично. Из Кыргызстана кажется, что Россия куда более открытая для ЛГБТ страна, куда более свободная. Хотя здесь тоже, разумеется, куча проблем, и Петербург, при всей моей большой любви, не является конечной точкой. Навсегда я здесь не останусь».
Иллюстрация: Рита Черепанова для ТД
Из Майкопа в Питер
Настя родилась в маленьком городе Майкоп в мусульманской Адыгее. Еще в детстве она поняла, что ей нравятся девочки, но совсем не ожидала, что это приведет к агрессии со стороны родственников и друзей.
«Однажды я общалась с девочкой с сайта знакомств, мой телефон выхватила мама, прочитала переписку и сказала: “Как-то ты странно общаешься с девушками”. Сказала это с сарказмом, а я ответила: “Я лесбиянка, что в этом такого?” В ответ она выдала мне все стереотипы, что существуют о лесбиянках: это ненормально, это болезнь, это противоестественно, лесбиянки не могут иметь детей, ты будешь всегда несчастна, проживешь в одиночестве, не сможешь найти нормальную работу, никому об этом не говори, будешь позорить семью. Это началось в 12–13 лет, сейчас мне 21 год, все продолжается».
Мама Насти взламывала ее соцсети, отбирала телефон, кидала в девушку сковородки и гитару. «Один раз я попыталась не дать вырвать у меня телефон, она ударила меня пяткой по пальцам ноги, убежала, ворвалась в комнату к отцу, и он не стал ее успокаивать, а просто взял меня за шею, силой повалил на кровать и сказал, чтобы я заткнулась. По его мнению, мама все делала правильно».
«Я с детства понимала, что меня либо убьют, либо доведут до самоубийства»
В 13 лет Настя коротко постриглась и перестала скрывать, что лесбиянка. К гомофобии от родителей добавилось пристальное внимание на улице. В 10 классе Настя перевелась в новый лицей: «Помню свой первый день: на меня пялились абсолютно все и перешептывались». Через несколько недель на нее напали в первый раз. Настя зашла за курткой в гардероб и почувствовала сильный удар в спину.
На следующий день Настя не хотела идти в школу и рассказала обо всем маме. «Она сказала, цитирую: “Че, зассала туда идти, да?”»
«Однажды девушка, которую я считала лучшей подругой, воспользовалась моим депрессивным состоянием и после того, как я сказала ей, что ничего не чувствую, взяла точилку для карандашей, вытащила оттуда лезвие и со словами: “Давай я проверю, что ты действительно ничего не чувствуешь” — провела по моей руке, потом еще раз, и на третий раз рука была распорота».
Нападения продолжались и на улице, о них Настя дома не рассказывала — не надеялась на понимание.
«Я с детства чувствовала: люди в Майкопе настроены так агрессивно, что я не смогу тут спокойно жить. Меня либо доведут до самоубийства, либо покалечат, либо убьют».
Родители согласились оплатить обучение в другом городе. Настя выбирала между Москвой и Санкт-Петербургом. «Выбрала Питер, только потому что тут дешевле жить и он считается гей-столицей».
В Петербурге девушка тоже столкнулась с гомофобией, которой не ожидала: «В университете я чувствовала проявления гомофобии со стороны студентов и преподавателей». Последние спрашивали, когда она уже наконец наденет юбку и накрасится, а декан на лекции могла сказать, что «люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией — больные, которым нельзя доверять детей».
Сейчас Настя учится на юридическом факультете, занимается международным миграционным правом и сотрудничает с ЛГБТ-группой «Выход»: рассказывает ЛГБТ-персонам о том, как можно легально уехать на ПМЖ в другую страну, составляет документы для тех, кто решил просить убежища за рубежом, помогает информацией тем, кто уже уехал.
По данным исследования ЛГБТ-группы «Выход», только в 2018 году и только в Санкт-Петербурге зафиксировано 1020 случаев дискриминации и насилия по признаку сексуальной ориентации, гендерной идентичности: людей не брали на работу, увольняли и отчисляли из учебных заведений, выгоняли из дома и из съемного жилья, им угрожали, их шантажировали, многие столкнулись с дискриминацией и раскрытием информации в медучреждениях.
Настя планирует уехать из России, но беженство рассматривает только в крайнем случае: «Я работаю в сфере международного миграционного права, поэтому знаю все подводные камни и беженство рассматриваю как самый запасной вариант, если не получаются другие — учеба, семья, инвестиции, — потому что это муторный процесс с неизвестным результатом. Никогда нельзя быть уверенным, что ваше ходатайство удовлетворят. Даже если ваш “кейс беженца” составлен идеально, решение могут принять не в вашу пользу, потому что поток беженцев огромный и властям нужно подстраиваться. Решение всегда субъективно».
По словам Насти, одна из самых больших ошибок, которые совершают ЛГБТ беженцы, — едут неподготовленными и ждут, что на месте сразу всем будут обеспечены.
«Например, в Испании и Португалии срок прохождения только первого интервью в лучшем случае от месяца в провинциях до шести-семи месяцев в столицах. И до момента первого интервью вы должны содержать себя сами, потому что вы еще даже не претендент на беженство для властей. Если вы собираетесь эмигрировать как беженец, я крайне рекомендую сначала поговорить со специалистами и грамотно разработать кейс и стратегию переезда. Можно, конечно, схватить первые попавшиеся вещи и поехать с десятью рублями в кармане, но вам придется жить на улице и, скорее всего, даже если первое собеседование вы пройдете, на втором ваше прошение не удовлетворят и все на этом будет закончено. И обязательно нужно помнить о визовых правилах, в особенности о “Дублинском соглашении”».
Иллюстрация: Рита Черепанова для ТД
Из Кыргызстана в Германию
Фаина (имя изменено) пять месяцев живет в немецком лагере для беженцев. Она считала, что получение статуса беженки займет у нее немного времени, но переезд быстро пошел не по плану. Сейчас ей нужно избежать депортации и добиться рассмотрения своего кейса властями Германии. Этого до сих пор не произошло, потому что в отношении Фаины был инициирован Дублинский процесс.
8 марта 2018 года в Кыргызстане прошел парад за равноправие женщин. К нему присоединились и ЛГБТ-активисты, а на параде мелькали радужные флаги. Из-за этого местные СМИ назвали марш первым ЛГБТ-парадом в Центральной Азии и показали лица участников на государственных телеканалах.
Через несколько дней после марша Фаина смотрела вместе с отцом вечерние новости и увидела там себя. Она привлекала внимание в кадре, потому что была на марше с портретом Курманжан-датки (военная деятельница, правительница алайских киргизов, одна из немногих женщин, когда либо возглавлявших мусульманское государство, — прим ТД), в киргизских соцсетях обсуждали, что геи таким образом опорочили память великого человека.
От родственников Фаина скрывала свою ориентацию, но после трансляций в СМИ стала известна всему Кыргызстану как лесбиянка с ЛГБТ-парада. В тот вечер отец выгнал ее из дома.
Фаина обратилась в организацию «КыргызИндиго», она знала, что у них есть шелтер, где можно пожить какое-то время. Через две недели Фаина рассказала о случившемся своей начальнице, и та предложила переехать к ней.
«Мне очень повезло — я работала в баре, его начальница тоже лесбиянка. Рассказала ей о своей проблеме, и она решила, что мне лучше будет у нее дома, чем в комнате, где очень много людей. Я прожила там до октября. Потом стало слишком неудобно жить с начальницей, встречаться с ней и дома, и на работе. Я переехала к друзьям».
Из-за прессинга со стороны горожан и родственников Фаина решила уехать из страны. Она не знала, что делать, и никогда не получала даже туристическую визу, ей помогала бывшая девушка. Вдвоем они решили, что Фаине удобнее эмигрировать в Германию, так как у ее бывшей девушки там живет брат и сама она тоже собирается туда уезжать.
Фаина попала в число участников конференции в Праге, так что ей сделали к этому событию чешскую бизнес-визу. Девушка думала, что немецкая виза для получения убежища не нужна, достаточно просто въехать в Европу через Германию.
Она купила билеты из Кыргызстана в Берлин, оттуда съездила на конференцию в Прагу, вернулась в Берлин и в последний день действия визы подала документы на получение убежища. Таким образом она попала под действие одного из пунктов Дублинского регламента.
Дублинский регламент — соглашение между странами Евросоюза, Норвегией, Исландией, Швейцарией и Лихтенштейном о том, как будет определяться страна, ответственная за рассмотрение прошения об убежище.
«Дублин» будет запущен в четырех случаях: ваш родственник уже получил в другой стране убежище или подал такое прошение, вы получили визу или вид на жительство в другой стране, вы просили убежище где-то еще и прошли дактилоскопию в другой стране Дублинского регламента, а ваши отпечатки пальцев хранятся в Eurodac, или сначала вы пересекли границу другой страны.
Процедура может длиться от нескольких месяцев до двух лет. И прошение об убежище вообще не будут рассматривать, пока страны не решат, кто из них за вас отвечает.
Первое дублинское интервью у Фаины было через две недели после переселения в лагерь для беженцев. «Они спрашивают, откуда ты приехала, и просят показать билеты». Второе интервью, на котором выясняют, почему ты хочешь остаться, было у Фаины через месяц.
«Но или из-за переводчика, или из-за самой женщины, которая меня интервьюировала, все прошло не очень гладко: мы друг друга совсем не понимали. Я потребовала второе интервью».
Его Фаина ждала еще полтора месяца. Все это время она жила в лагере для беженцев, там бесплатно кормят и платят пособие — 32 € в неделю. В Германии обязательно находиться в лагере для беженцев. Туда отправляют, как только вы подаете заявление об убежище. «В первом лагере было нормально, я слышала, что в других странах они могут быть поужаснее. Когда тебя заселяют в лагерь, нужно говорить, если ты лесбиянка, чтобы вас заселили вместе с ЛГБТ-людьми. В первом лагере не было ЛГБТ-людей, и я жила одна. Мне повезло». Из лагеря нельзя выезжать без специального разрешения от властей.
«Я знаю людей, которые шесть месяцев живут на улице, чтобы избежать “Дублина”»
На первом дублинском интервью у Фаины спрашивали, не хочет ли она поехать в Чехию, которая дала ей визу. Фаина сказала, что не хочет. «Когда мы были на конференции в Праге, я выходила одна гулять по городу и сталкивалась с тем же, с чем и у себя в стране. Мне кричали вслед и, например, просили выйти из женского туалета. Видимо, потому что я выгляжу неженственно».
Первое собеседование нужно для того, чтобы страны поняли, инициировать дублинскую процедуру или нет. У Фаины процесс уже был инициирован, и Германия отправила в Чехию запрос с просьбой «принять на себя ответственность» за нее. На это отводится не больше трех месяцев.
Страна, в которую направлен запрос, обязана ответить в течение двух месяцев. Если не ответит вовремя, то будет рассматривать прошение автоматически. Чехия согласилась взять ответственность за Фаину, так что теперь в течение полугода ее должны туда депортировать. Если Фаина в течение шести месяцев легально сможет избежать депортации, «Дублин» будет завершен и ее прошение начнет рассматривать Германия.
«Обычно приходят ночью, будят в четыре-шесть утра, нет шансов позвонить кому-то. Просто ловят, собираешь вещи и едешь в Чехию. Я знаю людей, которые живут на улице по шесть месяцев, чтобы избежать “Дублина”. Некоторым везет, они находят земляков и селятся у них».
Фаина общается с соцработниками в лагере на английском языке, но все равно не до конца понимает, что сейчас происходит с ее прошением и чего ей ждать. Девушка говорит, что из-за коронавируса резко сократилось количество депортаций, и надеется, что таким образом она избежит переселения в Чехию. Сейчас девушке помогает адвокат, с его помощью она пытается хотя бы переселиться в лагерь для ЛГБТ-беженцев.
Родственники не знают, что она попросила убежища в чужой стране. «Мама до сих пор не верит в мою ориентацию и думает, что что-то поменяется».
Иллюстрация: Рита Черепанова для ТД
Из Москвы во Францию
Летом 2016 года к Рею, психологу из Москвы, и его жене Софье домой начали приходить следователи. Дело было в их свадьбе — у Софьи тогда в паспорте еще был указан мужской пол, а у Рейды — женский. Отказать в бракосочетании сотрудники ЗАГСа не имели права, но вызвали полицию.
«Они пришли к Соне и ко мне домой, где я был прописан, жутко напугали мою маму. Она уже и до того была напугана, потому что при ней сажали моих друзей, понимала, что я в группе риска. Поэтому когда “органы” в очередной раз пришли, как обычно, в гражданском, она вызвонила меня и предложила встретиться на нейтральной территории. Она в страхе озиралась по сторонам. И у меня к концу пяти лет протестов слегка ехала крыша, постоянно снились кошмары — ужасный стресс».
В то же время партнерку Рейды вызвали на военные сборы: «Военные сборы для трансчеловека — это тоже неприятно. Мы чувствовали, что земля горит у нас под ногами».
Молодые люди начали готовиться к отъезду, хотя до этого Рей не уезжал из России дальше Украины даже туристом.
Вопрос «Где у тебя есть друзья?» важнее, чем вопрос «На каком языке ты говоришь?»
Рей с Соней оформили французскую туристическую визу на 10 дней якобы для свадебного путешествия и в августе 2016 уехали. Францию выбрали, потому что могли там пожить у подруги.
«Ни Соня, ни я не говорили по-французски, но лучше было поехать во Францию без языка, зная, что у тебя будет крыша над головой, чем в англоязычную страну — и жить на улице».
Первое время они обитали втроем с подругой на девяти квадратных метрах в пригороде Лиона. «Это был страшно холодный, как обувная коробка, сарай, который отапливался газом. На тот момент я был рад и этому, но сейчас понимаю, что это были жуткие условия: нам приходилось своими куртками затыкать щель под дверью, чтобы хоть немного защититься от холода».
Во Франции сложно арендовать жилье. Нужно предоставить много документов, которых у просителей убежища просто нет. Ребята прожили в «сарае» семь месяцев и только потом с помощью друзей нашли нормальную квартиру с центральным отоплением и ванной, что само по себе во Франции редкость.
В Лионе молодые люди обратились в Forum Réfugié — некоммерческую организацию, которая помогает оформлять заявление о предоставлении убежища.
В таких организациях заполняют бланк о прошении убежища, фотографируют, записывают в «единый пункт приема» и сразу дают повестку с датой — обычно встречу назначают через 3 — 10 дней. Таких пунктов приема во Франции 34, за каждым закреплены определенные районы. В Forum Réfugié Рея попросили рассказать о себе и приложить документы и фото, которые подтвердят преследования и дискриминацию. В едином пункте приема сотрудник также проверяет информацию, чтобы понять, применяется ли в вашем случае дублинская процедура или нет. Если все хорошо и «Дублин» не запущен, вам дадут свидетельство, которое нужно продлевать каждый месяц, пока не завершится процедура.
Затем с вами поговорит сотрудник Французского управления иммиграции и интеграции (OFII) — он спросит о составе вашей семьи и финансовом положении, узнает, нужно ли жилье, и подтвердит право на пособие.
Потом у вас будет 21 день, чтобы собрать все документы, заполнить заявление и отправить в OFPRA — это французское управление по защите беженцев и апатридов. Именно оно решает, кому выдавать убежище, а кому нет. Через некоторое время из OFPRA придет подтверждение, что документы получены. Это письмо нужно сохранить — в нем номер вашего досье.
Прошение могут рассмотреть в ускоренном режиме, если вам отказали все инстанции и вы просите повторного рассмотрения или вы гражданин одной из 16 стран, которые OFPRA считает безопасными, тогда убежище, скорее всего, не дадут.
Следующим письмом OFPRA вызовет на собеседование. По закону, вызова на интервью можно ждать до полугода.
«Ты понятия не имеешь, куда идти»
«Обычно закон соблюдается, но я знаю людей, которые второй год ждут этого вызова», — рассказывает Рей. Его пригласили на собеседование быстро — в августе он отправил документы в OFPRA, в сентябре получил письмо-вызов.
По словам Рея, до собеседования просителям убежища не предоставляется ничего, кроме пособия, — они получали на двоих чуть больше 400 евро в месяц.
«Люди, когда слышат, что тебе платят пособие, как только ты попросил статус, реагируют примерно так: “Ого, сволочи, сидят, жируют там”, — рассказывает Рейда. — Нет, я волонтер в организации, которая помогает беженцам, и вижу, что люди часто сидят в прямом смысле на асфальте: спят на матрасах, в палатках, в нечеловеческих условиях. Этого пособия не хватит, чтобы оплатить жилье, одеться и обуться, — только на то, чтобы на территории Франции ты не умер от голода. И то, если знаешь, где купить дешевую еду. Сейчас, пожив здесь, я могу закупиться на неделю на 25 €, а если зайти в обычный магазин, ты оставишь 20 € на еду за один день. Если знать, куда идти, ты можешь получить теплую одежду, лекарства и купить дешевые продукты, но у людей, которым это больше всего нужно, такой информации нет».
Пособие начинают перечислять в течение трех недель после регистрации прошения в OFPRA. Саму карточку получаешь сразу после сдачи документов, ей нельзя расплатиться или сделать перевод — только снять деньги в банкомате два или три раза в месяц. Тем, кто попал под «Дублин», перестанут платить после перевода в другую страну или бегства.
Вероятность получить жилье минимальна, и надо быть готовым к тому, что его могут тебе найти в другом регионе Франции. Отказаться нельзя: других вариантов не предложат и перестанут платить пособие. Если социального жилья нет, должны дать контакты НКО, которые могут помочь обустроиться.
Только прожив несколько лет во Франции, Рей узнал, что есть организация Habitat et Humanisme, которая предоставляет убежища и строит жилье для беженцев. По его словам, большую часть полезной информации он узнавал уже спустя пару лет жизни в стране, после того как выучил язык.
Иллюстрация: Рита Черепанова для ТД
По словам Рейды, даже знание французского не делает поиск информации проще, потому что у большинства организаций до сих пор нет сайтов: «А если есть, то они похожи на проект, сданный шестиклассником на коленке. Какой там интернет? Написать письмо — хорошо, позвонить — лучше и надежнее, но лучше всего прийти ногами. Столько говорят об интеграции, о том, чтобы беженцы не сидели в изоляции и не уходили в резервации, тогда информация должна висеть на листовках на каждом углу и бросаться в глаза. А по факту ты тратишь очень много времени, не потому что ты не хочешь или недостаточно мотивирован, а потому что понятия не имеешь, куда идти».
«После интервью ты чувствуешь себя изнасилованным»
Приглашение на собеседование Рейда и Соня получили 5 декабря 2016 года, через четыре месяца после подачи документов. На собеседование им надо было ехать в Париж. По словам Рейды, уже давно собеседование можно пройти во многих крупных городах Франции, хотя на сайте OFPRA все еще указано, что только в Париже.
Рей и Соня просили убежище как семья, так что вызывали их на интервью вместе, но допрашивали по отдельности.
На собеседовании вас встречают два человека: переводчик и сотрудник OFPRA — такой подход помогает обеспечить конфиденциальность. Если вы просите убежище как представитель ЛГБТ- сообщества, которое дискриминируют в вашей стране, то фактически на интервью офицер OFPRA должен будет выяснить, действительно ли вы часть ЛГБТ-сообщества.
По словам представителей OFPRA, они понимают, что невозможно точно выяснить в интервью, гей перед ними или нет, поэтому ведомство полагается на разработанные опросники, которые регулярно обновляют. Серьезный акцент делается на умении просителя выстроить внятный, отрефлексированный рассказ о своем опыте. Например, нужно уметь рассказывать, как вы поняли, что вы гей; что вы чувствовали; как переживали этот опыт; как открывались кому-то.
В Чехии с 2011 года практиковали «фаллометрию» — тест, измеряющий интенсивность эрекции. Россиянин, просивший убежища в Великобритании, рассказывал, что в доказательство своей ориентации показывал справки от бывших партнеров: «Не просто письма в свободной форме, а письма от бойфрендов, которые являются гражданами Великобритании, на бланках организаций, в которых они работают». Только в 2014 году Европейский суд постановил, что требование таких доказательств унижает человеческое достоинство.
По словам представительницы OFPRA, офицеры ведомства все равно вынуждены задавать вопросы, касающиеся ориентации, так как у них больше нет способов определить ориентацию человека, но они «стараются оберегать честь и достоинство просителей убежища».
Рею и Соне вопросов об ориентации или идентичности не задавали, так как они построили свой кейс вокруг активизма: «Активистам в этом смысле проще. А если ты просто представитель дискриминируемой группы, то с тобой будут говорить о тех факторах, по которым тебя дискриминируют: ориентация, гендер. Я знаю, что некоторых людей заставляют рассказывать технические подробности занятия сексом.
Ты можешь знать, что у тебя железобетонный кейс. Ты отправил им огромную стопку документов, знаешь, что люди, которые отправили гораздо меньше доказательств, получили статус, но после интервью все равно чувствуешь себя морально изнасилованным. Думаешь, что они считают тебя жуликом, который в наглую приперся изображать из себя жертву режима».
В феврале 2017 года Рей получил уведомление о том, что на почте его ждет ответ из OFPRA. «Письмо сопровождается переводом на 10 языков, чтобы до тебя точно дошло его содержание, если ты до сих пор не научился читать по-французски. Оно полно звенящего пафоса о том, что Франция берет тебя под свою защиту. Оно милое. Я был счастлив его получить».
После получения статуса беженца нужно в префектуре оформить вид на жительство, который заменяет удостоверение личности, — titre de séjour. «А дальше начинается все самое интересное. Люди думают, что ты получил статус [беженца] и твои беды на этом закончились. Нет, они только начались».
Дальше нужно получить остальной комплект документов, без которых не возьмут на работу: страховку, банковскую карту, адрес постоянного проживания. «Одна только карта отняла у нас полтора года. Ты без конца нарезаешь круги в бюрократическом аду: приходишь в банк, они просят номер страховки, страховая спрашивает про налоговую, а налоговая — номер банковской карты».
Сделать большую часть документов Рей смог, лишь когда уверенно заговорил на французском. «В очередной раз я пришел с тем же комплектом документов и сказал: “Значит так, я прошел по всем девяти инстанциям, куда вы меня посылали, это не работает. Сделайте то, что я хочу”. Они ответили: “Отлично!”— и приняли все мои документы. Я следил за собой со стороны и видел, как все, что я делаю, вызывает у меня синдром выученной беспомощности. Это ощущение, будто что бы ты ни сделал, куда бы ни сходил — бесполезно, потому что тебя бортанут. Я сохранял здравый смысл и понимал, что дело не во мне, но знаю людей, которые от такого впадают в депрессию».
Все документы супругам сделать так и не удалось, потому что OFPRA потеряла их российские свидетельства о рождении — из-за стресса ребята отправили в ведомство оригиналы, не оставив себе копий. Без них Рей и Софья не могут получить аналог загранпаспорта — titre de voyage, а значит, не могут и покидать Францию.
«Это все очень нервный процесс, даже если ты все знаешь, юридически подкован и считаешь, что все предусмотрел, потом обнаруживаешь, что сделал фигню, которую можно было легко избежать: не составил опись отправляемых документов, не сделал копии. Просто потому, что ты живой человек и ты нервничал».
В 2019 году Франция рассмотрела 115 050 прошений о предоставлении политического убежища (включая детей). Сколько из них подано представителями ЛГБТ-сообщества, неизвестно — такую статистику вести запрещено. Статус беженца получили 21 125 человек, из них 960 — из России (2425 россиян получили отказ). После обжалования убежище получили еще 200 россиян.
Сама по себе сексуальная ориентация не является причиной для предоставления убежища, чтобы охватить и эту группу людей, пользуются формулировкой из конвенции ООН о статусе беженцев — «принадлежность к определенной социальной группе». Статистику по ЛГБТ-беженцам собрать сложно, например, во Франции вести ее запрещено. В целом число беженцев в мире в 2018 году впервые после окончания Второй мировой войны достигло отметки в 70,8 миллиона человек.
Всего страны Дублинского регламента в 2019 году предоставили политическое убежище 130 899 просителям. Сколько из них россияне — на данный момент неизвестно.
Текст подготовлен в соавторстве с Натальей Третьяк
