«Мы жили за высокими стенами, в тюремном здании с решетками. И каждое утро и каждый вечер могли наблюдать, как бритые наголо мальчики в одинаковых серых костюмах выходили во двор на построение и перекличку. Мы сутками сидели в четырех стенах и зубрили. У нас не было ни классов, ни даже парт со стульями. Мы учились прямо на кроватях, где спали. Там же нас стучали и слоили. Сквозь решетки был виден только плац, где маршировали бритые мальчишки».
Это происходило в Советском Союзе. 1980-е, Душанбе. Влиятельные и уважаемые люди отдали туда своих детей добровольно — если можно так называть действия людей, находящихся в коммуне Виктора Столбуна, имеющей признаки секты. Девочка, которая провела за этими высокими стенами учебный год — внучка уважаемого профессора, — вырастет и напишет об этой коммуне книгу.
Клиентура в номенклатуре
На сайте Виктора Столбуна говорится, что его родители — Давид Столбун и Раиса Бабат — входили в советскую научную элиту и работали нейрохирургами-невропатологами. Виктор Столбун пошел учиться по другому профилю и окончил факультет русского языка и литературы Московского заочного педагогического института (впрочем, по другим данным, его отчислили с третьего курса). Но если верить его сайту, через пять лет, в 1961 году, он уже проходил специализацию по нейропсихологии в лаборатории академика Александра Лурия в Институте нейрохирургии им. Н. Н. Бурденко, а в 1963 году — специализацию по патопсихологии в лаборатории другого советского светила, профессора Блюмы Зейгарник, в институте психиатрии Минздрава РСФСР. В те же годы он работал нейропсихологом в 67-й больнице — той же, где работала его мать.
Владимир РословФото: Василий Петров
Психолог-педагог кандидат психологических наук Владимир Рослов познакомился с Виктором Столбуном еще в конце 60-х. Тогда им было около 30 лет и оба «работали в специализированных учреждениях на стыке педагогики и медицины». По словам Рослова, Столбун проявил искренний интерес к психиатрии, не имея еще специального врачебного и психологического образования.
«Он считал, что [проблема в том, что] мозг человека один, а его изучают люди разных специальностей, друг друга не понимающие. Педагоги, которые не мыслят в психиатрии, врач-психиатр, который не знает невропатологии», — вспоминает Рослов. Столбун уже в конце 60-х грезил разработкой универсального междисциплинарного метода.
Рослов в те годы работал дефектологом с детьми, имеющими пограничные состояния психики, диагностировал олигофрению, задержки в развитии — а еще состоял в рабочей группе при психиатрической больнице, обсуждавшей эксперименты Столбуна, которого привлекали для «уточнения диагнозов». Там Столбун, возможно, впервые использует на пациентах полюбившиеся ему в дальнейшем психологические приемы — сыплет провокационными вопросами, использует резкий, на грани давления и унижения, напор.
Тогда же, рассказывает Рослов, у Столбуна рождается идея, что мозг человека используется крайне неэффективно, в лучшем случае на 5 процентов, — и расширить этот предел можно перегрузками: много работать и учиться, мало спать, постоянно систематизировать свои знания. Список того, что считать полезными знаниями, Столбун определял сам — поскольку «произвольное поглощение книг вызывает в голове хаос». Он придумывает концепцию лечебной коммуны: для эффективного лечения сложных состояний специалисты должны вместе не только работать, но и жить.
С повышенным вниманием Столбун относился к шизофрении — это было общим трендом для советской психиатрии того времени. Рослов вспоминает:
«У него чуть ли не все человечество болело шизофренией, и он учил видеть ее в людях, держаться от них подальше»
Уже во время знакомства Рослова со Столбуном тот проявил себя «личностью императивного воздействия». «Это был вождь, требовавший беспрекословного повиновения». Вождь умело создавал впечатление о наличии у него глубоких знаний в науке, получив которые можно легко построить карьеру, стать выдающимися врачами и психологами.
Коммуна Столбуна на колхозном полеФото: из архива Анны Чедия-Сандермоен
«Мне рассказывали, как он лечил одного известного актера и режиссера, — писал журналист Валерий Аграновский. — Лечил от пневмонии. Он будто бы усаживал его перед собой на стул, глядел ему прямо в глаза сверкающим взором гипнотизера и убедительным голосом внушал — разумеется, не один на один, а в присутствии других пациентов, иначе какое же это будет уничижение личности, — что никакой он не артист, а совершеннейшая бездарь, что его режиссерские потуги обречены по той же причине, что как мужчина он типичный уродец, поскольку лыс и маленького роста, и жена его, красивая актриса, конечно же, ему изменяет и рано или поздно бросит его ради какого-нибудь плечистого и кудрявого таксиста, и что как личность он полное ничтожество, трус и конформист».
Есть свидетельства о применении двух основных методик в «клинике» Столбуна: подавление, унижение и воздействие на зоны Захарьина — Геда, участки кожи, обычно исследуемые при диагностике заболеваний внутренних органов. Особенно много рассказывают о воздействии на ягодицы — кого-то били электрическими разрядами, на кого-то лили резко охлаждающий анестетик хлорэтил (именно это ученики и пациенты Столбуна называли слоением). Эту технику, по словам основателя клиники-коммуны, разрабатывала еще его мать. Он назвал ее ДЦРВ: метод дозированного центропетально-реперкуссивного воздействия. Позже, уже в 90-х, от хлорэтила Столбун откажется в пользу специально разработанного аппарата «Элеан».
«Тут все старо как мир — на щеках и на ягодицах [находятся] точки, позволяющие быстро и эффективно пробиться к подкорке, ведь всегда и бьют ремнем по заду и руками по щекам», — объясняет бывший воспитанник одной из коммун Столбуна Константин Ершов.
В 70-е Виктор Столбун начал организовывать сеансы излечения от алкоголизма и шизофрении. Среди его пациентов оказалось много представителей российской эстрады, звезд кино и телевидения, писателей — Ролан Быков, Юрий Энтин, Василий Ливанов, Эдуард Успенский. Именно дочь знаменитого детского писателя в 2020 году выступит с разоблачением отца, в том числе и по линии его участия в секте.
Тогда же, будучи женатым во второй раз, Столбун сближается с коллегой по работе в Первой Градской больнице Валентиной Стрельцовой. В 1971 году они уже работают вместе, в следующие годы активно нарабатывают клиентуру. Впоследствии Стрельцова станет супругой и верной соратницей Столбуна.
Дина Чедия (слева), Валентина Стрельцова и неизвестный чиновникФото: кадр из видео из архива Анны Чедия-Сандермоен
«В 1974 году Виктор Столбун, используя покровительство тогдашнего заместителя главного психиатра Москвы и заведующего отделением психосоматики Первой Градской больницы господина Строгина, перешел на работу в Первую Градскую больницу. Тогда же появилась первая столбунская коммуна. В 1976 году Виктор Столбун уже открыто утверждал, что он лечит не только шизофрению, но и алкоголизм, онкологию и кожные заболевания. Пациентами Столбуна становились все более влиятельные люди, вплоть до членов Политбюро, а также, и это главное, их дети», — говорила в 2001 году журналистка «Радио Свобода» Марина Катыс, исследовавшая наследие Столбуна.
Как вспоминала дочь Столбуна от второй жены Екатерина Кудрявцева, сначала Столбун принимал пациентов в квартире Стрельцовой. «Группа быстро росла, ее ядро составляли человек тридцать». Затем первая коммуна обосновалась в подмосковном городе Дмитрове.
«Перед тобой по энергетике само Солнце»
В начале 80-х Столбун заручается поддержкой новых последователей и создает коммуну в Душанбе — уже преимущественно из детей обеспеченных и интеллигентных семей. Среди них была и Дина Чедия, профессор палеонтологии, доктор биологических наук и сотрудница Таджикского государственного университета в Душанбе.
Дина ЧедияФото: из архива Анны Чедия-Сандермоен
«В 1981 году мне было семь лет. Я окончила первый класс в Ленинграде. На каникулы родители меня послали к бабушке в Душанбе, — вспоминает Анна Чедия-Сандермоен, внучка Дины Чедия и падчерица профессора Высшей школы экономики Марка Урнова). — Приехав в город, где я родилась, в квартиру, где провела первые три года своей жизни, я опешила, увидев, что там живет человек двадцать совершенно незнакомых мне людей разного возраста. В маленькой двухкомнатной квартире все спали на полу под общими одеялами и на общих подушках, тесно прижавшись друг к другу. Ели тоже на полу, расстелив клеенку. У многих были вши. У меня скоро тоже появились».
Анна Чедия-СандермоенФото: из личного архива
Постепенно бабушка вовлечет в коммуну почти всю семью: дочь Ирину, ее дочь Анну, сына Константина, троюродных братьев Константина и Кирилла Ершовых. Коллективная ячейка общества разрасталась, она занимала уже три или четыре квартиры, принадлежащие последователям Столбуна. Вскоре для детей удалось получить помещения в школе-интернате в Душанбе. Именно воспоминания Анны Чедия (сейчас Сандермоен) о детстве лягут в основу книги, которая издадут в Швейцарии на русском языке.
Руководителям интерната удалось создать в «научно-педагогической провинции — в Таджикистане — уникальное образовательное учреждение» для несовершеннолетних преступников, куда пытались направить детей даже высокопоставленные военнослужащие. Так писал в своих воспоминаниях бывший декан психфака МГППУ доктор психологических наук Михаил Кондратьев, ни слова не говоря ни о Столбуне, ни о том, что там проводились психологические эксперименты с детьми, не совершавшими никаких правонарушений.
Летом после такого интенсивного обучения детей отправляли в поездку. «Ехали из Душанбе в Подмосковье или Ленобласть и зарабатывали деньги там на обратную поездку автостопом по Союзу: Москва — Новосибирск — Душанбе», — рассказывает Константин Ершов.
Анна Чедия-Сандермоен и Татьяна Успенская (справа в первом ряду) в первом походе Душанбе — МоскваФото: из архива Анны Чедия-Сандермоен
«Столбун хотел, чтобы в итоге в СССР было много интернатов, в которых у детей будет все свое — студии, телевидение, подсобное хозяйство. Я так понимаю, [он хотел создать нечто] типа кибуцев. А финал его мечты — ездить на уазике по всему Союзу, по всем этим интернатам и корректировать их работу, об этом он один раз при мне говорил», — вспоминает Ершов. Он признается: при разговоре со Столбуном было ощущение, что «перед тобой по энергетике само Солнце, которое поменяет твою жизнь к лучшему и откроет путь к счастью и обретению себя».
Лаборатории моделирования человека
В середине 80-х Столбун со Стрельцовой живут и работают в Ленинграде — в «Лаборатории моделирования человека как системы» Научно-исследовательского института информатики и автоматизации (ЛИИАН), которой заведовала Дина Чедия. Занимались в этой лаборатории все тем же — лечением алкоголизма и психических заболеваний методом ДЦРВ.
«По фактам избиений в секте Столбуна против него в 1988 году было возбуждено уголовное дело, которое, однако, было закрыто по указанию сверху», — пишет энциклопедия «Новые религиозные организации России деструктивного, оккультного и неоязыческого характера», изданная православным издательством «ПаломникЪ». На несколько лет движение тихо расползлось по квартирам и арендованным помещениям в санаториях.
1987—1988 годы, коммуна Столбуна под Ступино, Белопесоцкое
В 90-х Виктор Столбун и его сторонники стали организовывать школы-интернаты — якобы для социальной адаптации и психокоррекции трудных учащихся. Сначала в подмосковном Ступино, потом в Тверской области — в Торжке, поселке Славном, пансионате «Митино». Но отовсюду приходилось уходить — в 1994 году после проверок по поручению комиссии по правам человека при президенте РФ, а в 1996-м и вовсе методы Столбуна запретили приказом Минздравмедпрома.
Важную роль в поддержке клиники-коммуны оказал Александр Цалко, генерал-майор авиации в отставке, зампредседателя Госкомобороны РСФСР, председатель Совета по внешней и оборонной политике. В 1992—1993 годах он занимался помощью военнослужащим, служившим в Афганистане и других горячих точках, и членам их семей и, по его словам, пытался справиться с «валом писем», требующих помочь с устройством детей-сирот.
«И мне подчиненный сказал: а чего искать, [куда их пристроить] — у нас в районе на базе пионерлагеря Минатома есть интернат. Туда их отдай, их там нормализуют, им там крайне интересно живется», — рассказывает «Таким делам» Цалко.
Делегат XXVIII съезда КПСС от Вооруженных Сил СССР полковник Александр Цалко, 1990 годФото: Алексей Бойцов / РИА Новости
Позже школа-интернат закроется по решению властей, генерал-майор уйдет с госслужбы, но связь со Столбуном будет поддерживать до самой смерти последнего.
Цалко поясняет, каким образом в эти заведения попадали новые пациенты: «На базе санатория “Митино” было создано медицинское учреждение, можно обозвать школой коррекции: у всех детей, кто туда попадал, были нарушения ЦНС».
он сам разработал методику исследований, которые указывали на диагноз
Наука и армия
В августе 1996 года практики Столбуна и его последователей официально запретили во всех учреждениях здравоохранения — приказом Минздравмедпрома. Ощутив такое противодействие, те решили узаконить свое присутствие в науке. Большинство самых близких сторонников — от его дочери Юлии и Константина Чедия до руководителей его школ-интернатов и реабцентров — получили дипломы о высшем образовании Тверского госуниверситета, а затем написали кандидатские диссертации, удивительным образом очень похожие друг на друга и тематикой, и научными источниками. Во всех говорится о деградации морально-нравственного облика современной молодежи, их эгоизме, пренебрежении к целям и интересам общества в угоду материальным благам.
Административный ресурс сторонники Столбуна использовать умели. В общественную организацию помощи бывшим военнослужащим «Забота», которой руководил генерал-майор Цалко, входили специалисты, профессора и академики многих важных госучреждений — от центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского до кафедр психиатрии и психологии медицинских вузов в Санкт-Петербурге, Твери, Ярославле, Саратове. Материал для исследований они брали из жизни в Ступинской экстерной школе-интернате в Московской области.
Официальная клиника Столбуна в Ленинграде на территории Александро-Невской лавры. Хор комсомольско-патриотической песни, 1985 годФото: кадр из видео из архива Анны Чедия-Сандермоен
Фамилии научруков и оппонентов дипломов и диссертаций учеников Столбуна постоянно повторяются и перемешиваются, среди них есть члены ИВС «Забота» (Александр Зиньковский, Сергей Литвинцев) и другие деятели на стыке силовых и медицинских структур — Владимир Мазилов, Алексей Шикун, Алексей Глоточкин.
В живых из той плеяды ко времени работы над этим материалом остались только Владимир Мазилов, заведующий кафедрой общей и социальной психологии Ярославского государственного педагогического университета им. К. Д. Ушинского, и Сергей Литвинцев — бывший главный психиатр Санкт-Петербурга, сейчас главный врач ГУЗ «Городской психоневрологический диспансер № 7». Оба не ответили на вопросы «Таких дел».
По мнению активистки Светланы Романюк, много лет оппонировавшей сторонникам Виктора Столбуна, высшее образование и ученые степени в области психологии те получили незаконно и с нарушениями. Для легализации сначала нужно было стать психологами — и для этого, писала Романюк, они оканчивают Московский экстерный гуманитарный университет (ныне Московский институт открытого образования имени Н. Н. Халаджана) по специальности «психолог» или «педагог-психолог».
Аккредитации у МЭГУ не было до 2007 года. В 2000 году Романюк ответили в Министерстве образования, что у этого вуза нет права выдавать дипломы гособразца. Аккредитация стала обязательной для вузов с 1997 года, но последователи Виктора Столбуна учились в нем раньше. В 1994—1996 годах они массово поступали на факультет психологии Тверского государственного университета. По словам Романюк, она анализировала документы из архива вуза: фактически многие из этой плеяды учащихся числились в университете по четыре — четыре с половиной месяца, захватывая часть одного и часть другого года — чтобы складывалось ощущение, что они получали образование два года.
Дина Чедия читает лекцию о методе, показывает фото «вылеченных»Фото: кадр из видео из архива Анны Чедия-Сандермоен
На основе этих дипломов они могли идти дальше и защищать диссертации, часть которых одобрялась не Высшим аттестационным комитетом (ВАК), а ВМАК — его «коммерческим» аналогом. ВАК же дал Романюк однозначный ответ, не подтвердив факт присуждения Столбуну и Стрельцовой каких-либо ученых степеней.
Но этих дипломов и диссертаций оказалось достаточно, чтобы убедить Минобороны. Ведомство создало в те годы в Пятом центральном военном клиническом госпитале Военно-воздушных сил подразделение медико-психологической реабилитации, и его нужно было заполнить. Цалко предложил Виктора Столбуна и его людей — теперь уже дипломированных психологов и кандидатов наук: «Возьмите, пригодится». Минобороны взяло.
«Летом 2000 года отправили в эту лабораторию первых людей из госпиталя в Ростове-на-Дону. Госпитали тогда были забиты после военных действий в Дагестане в 1999 году. Вернулись с шикарными отзывами: “Помогает”, “Здорово”», — утверждает Цалко. После этого в Подмосковье начался эксперимент Столбуна на детях — внутри психиатрической больницы № 3.
«В новое отделение отбирали детей из психоневрологических интернатов, кто пожелает улучшить свое здоровье. В отборе принимали участие шесть психиатров — вначале Столбун со Стрельцовой, а потом главный психиатр Министерства обороны, психиатры из Питера, Твери, Москвы, Ярославля и Саратова. Отбирали молодых людей в возрасте под 18 лет из учреждений Московской области. Официальные диагнозы у них были — дебильность, имбецильность, олигофрения. Столбун со Стрельцовой диагностировали им шизофрению», — рассказывает Александр Цалко, подбиравший детей для эксперимента.
Светлана Романюк утверждает, что эксперименты происходили ночью и состояние детей после них ухудшалось. Видя это, осенью 2000 года медперсонал больницы обратился к губернатору Московской области. На проверку учреждения прибыл даже областной прокурор.
«Детей этих спрятали, сказали, что они пошли в поход, — говорит Романюк. — Прокурор сделал представление министру здравоохранения Московской области, министру образования Московской области, главе администрации Егорьевского района о недопустимости подобной деятельности. Министр здравоохранения Московской области [Владимир Семенов] написал письмо замминистра обороны Владимиру Исакову о том, чтобы немедленно прекратить эксперимент».
На сайте Столбуна рассказывалось, что в 2000 году они совместно с супругой Валентиной Стрельцовой «осуществили показательное излечение своим методом заведомо некурабельных больных» — якобы всем пациентам до этого вынесли неправильный диагноз. На самом деле, пояснял Столбун, у них была «рано начавшаяся детская злокачественная шизофрения с выраженным олигофреноподобным дефектом» — нечто подвластное его уникальному методу. И вот «в течение 2-3 недель от начала лечения у юношей и девушек исчезла продуктивная симптоматика (псевдогаллюцинаторные расстройства, тревожность, агрессивность, психомоторные возбуждения и прочее), затем, в последующие 2-3 месяца, практически полностью ушла негативная симптоматика, восстановились интеллектуально-мнестические возможности».
«Проблема лишь в том, что и он сам, и его окружение подсели на наркотик — власть над людьми, — рассуждает в разговоре с “Такими делами” Константин Ершов. — Государство должно было внимательнее контролировать его деятельность — проверки, опрос воспитанников и другое, но этого не было, а родители особо не парились, избавляясь от трудных подростков независимо от их соцстатуса. Тот же Эдуард Успенский не сильно горевал, отдав туда свою дочь Татьяну… Тут как в армии, но армия и коллектив Столбуна грешили одним существенным пороком — они ломали вместе с неправильными стереотипами и саму психику человека, иными словами, выплескивали вместе с водой и самого ребенка».
НИИ туберкулеза
В 2005 году Виктор Столбун умирает — и его последователи начинают переходить в федеральные медицинские учреждения, параллельно ведя частную практику как психологи. Их точкой сборки становится базирующийся в Москве Центральный научно-исследовательский институт туберкулеза (ЦНИИТ).
Первой туда перешла Наталья Сиресина, недолго руководившая школой в Торжке, а затем числившаяся сотрудником той же «Заботы». Одна из первых научных статей Сиресиной, написанных в институте, посвящена психологическому сопровождению больных туберкулезом легких в ходе их лечения. В своей работе она указывает на особенности работы коры головного мозга у больных туберкулезом, ухудшающие память.
Один из корпусов Центрального научно-исследовательского института туберкулеза в МосквеФото: Максим Блинов / РИА Новости
Этой темой в различных вариациях в последующие десять лет Сиресина продолжит заниматься в ЦНИИТ, где к ней присоединятся другие выходцы из школы Столбуна – его пасынок и сын Валентины Стрельцовой от первого брака Владимир Стрельцов, руководительница интерната в пансионате «Митино» Галина Баранова, дочь Столбуна Юлия. В 2009 году они выпустили научную публикацию в составе академической группы РАМН под руководством академика Виталия Литвинова — человека, при участии которого разработан «Диаскинтест», один из самых популярных в России тестов на туберкулез. Впрочем, тема публикации была в духе традиции Столбуна — изменение психоэмоционального состояния больных туберкулезом на фоне психологического и нейропсихологического сопровождения терапии. Спустя год появилась еще одна, очень похожая статья, подготовленная «по результатам обследования больных туберкулезом в Центральном НИИ туберкулеза РАМН».
Из текста статьи следует, что в конце нулевых бывшие ученики Столбуна начали работать психологами с детьми в детско-подростковом отделе ЦНИИТ на Яузской набережной. По оценке авторов, дети и подростки, больные туберкулезом органов дыхания, «отличаются эмоциональной неустойчивостью и инфантильностью и требуют комплексной психологической реабилитации, в том числе коррекционных мероприятий».
Спустя еще несколько лет в очередной научной статье все тех же Стрельцова, Сиресиной, Барановой проливается свет на предлагаемые коррекционные методы: знакомый читателю метод рефлексотерапии ДЦРВ с электростимуляцией зон Захарьина — Геда.
О связях можно судить по совокупности факторов — диссертации на схожие темы и со схожим посылом, защищенные в Тверском и Ярославском госуниверситетах, родственные связи, совместные юридические лица, работа в ЦНИИТ и использование там метода ДЦРВ (заявку на патентирование которого подавал в регулятор сам Виктор Столбун), участие в ИВС «Забота».
Из диссертации Константина Чедия, ныне педагога дополнительного образования в центре содействия семейному воспитанию «Южный» (подчиняется департаменту труда и социальной защиты населения Москвы), основанной на опыте Ступинской школы-интерната, мы узнаем, кто за что отвечал там в воспитательной работе с детьми: Галина Баранова — за литературные чтения, Альмира Ахтямова — за ИЗО, Сергей Бармин — за танец, Владимир Стрельцов — за фото и видеодело, а сам Столбун с дочерью Юлией, Еленой Славиной и Константином Чедия — за театр. Выводы работы: неуклонный рост в среде детей и молодежи «дезадаптированности, девиантности и делинквентности» из-за духовно-нравственного кризиса в обществе.
Владимир Стрельцов работает в ЦНИИТ, ведет частную практику в Научно-практическом центре психологической реабилитации в Москве. Его диссертация посвящена социальной адаптации трудных учащихся в условиях психокоррекционной общности на материале использования видеоаппаратуры в экстерной школе-интернате в Ступино. В работе знакомые мотивы: нужно срочно организовывать сопротивление «нарастающей девиантности и делинквентности молодежи».
Еще одна кандидатская работа, основанная на полученных в СЭШИ эмпирических данных («Формирование социально реадаптационного коллектива экстерной школы-интерната»), — за авторством Елены Славиной, упоминавшейся в работе Константина Чедия. Оппонировал ей доктор психологических наук Владимир Мазилов, научрук нескольких последователей Виктора Столбуна из Ярославского госуниверситета.
Владимир Стрельцов, Наталья Сиресина и защитившая кандидатскую диссертацию под руководством того же Мазилова Наталья Золотова опубликовали в научном сетевом журнале «Психосоматика и саморегуляция» за 2015 год статью о сопровождении противотуберкулезной терапии «нейрокоррекционными» программами, включая знакомый читателю метод ДЦРВ с воздействием на зоны Захарьина — Геда.
Юлия Столбун работала в ЦНИИТ и писала совместную работу с Галиной Барановой, Натальей Золотовой, Натальей Сиресиной и Стрельцовым; в своей диссертации дочь Виктора Столбуна говорит, что «молодежь XX века практически не знает счастья коллективной работы ради общего блага». Муж Юлии Столбун Сергей Бармин в сентябре 2012 года, по данным СПАРК, учредил издательство «Научно-практический центр психологической реабилитации», по адресу совпадающее с тем центром, где ведет частную практику Владимир Стрельцов.
Наталья Золотова сейчас — ученый секретарь в ЦНИИТ. Ее кандидатская посвящена наследию одного из учителей Столбуна, Блюмы Зейгарник, и содержит перекликающиеся с другими работами коллег замечания о глубоком кризисе современности. Золотова числится гендиректором одноименного с издательством Бармина Научно-практического центра психологической реабилитации, это юрлицо в 2009 году возглавляла Надежда Харитонова — еще одна сотрудница ЦНИИТ. Золотова — автор труда «Отечественная медицинская (клиническая) психология: проблемы истории становления и развития», написанного в соавторстве с еще одним последователем Столбуна, Михаилом Базиковым, и их бывшим научруком Владимиром Мазиловым.
Галина Баранова — клинический психолог в ЦНИИТ, ее диссертация на отвлеченную тему наследия советского терапевта Александра Яроцкого также полна увещеваний на тему глобального духовно-нравственного кризиса среди молодежи, связанного с переходом к «западным моделям экономики и морали». О «катастрофическом росте армии дезадаптированных подростков» пишет в своей кандидатской Наталья Сиресина.
Сиресина, Баранова, Золотова и Стрельцов не ответили на вопросы «Таких дел», контакты других найти не удалось.
На запрос «Таких дел» в ЦНИИТ отказались отвечать, сославшись на то, что у ТД отсутствует лицензия СМИ. Мы попросили составить запрос наших коллег из издания «7×7» — им в ЦНИИТ ответили, что ничего не знают о «личных связях научных сотрудников» с Виктором Столбуном и что метод ДЦРВ в работе не используют.
В Минздраве «Таким делам» посоветовали направить свои вопросы в Минобрнауки, а в Минобрнауки не ответили на запрос.
В ЦНИИТ в Москве сторонники идей Виктора Столбуна продолжают работать до сих пор — хотя его покинула его дочь Юлия. Последние годы она увлеклась альтернативными психотерапевтическими течениями, в частности звукотерапией. Помимо этого, она строит дом и увлекается выпечкой домашнего хлеба на продажу. Некоторые из ее пятерых детей тоже пошли в медицину и психологию. Одна из дочерей Юлии работает в подмосковной детской больнице, а сын, увлекшись псевдославянскими течениями, проводит психологические тренинги в Крыму.
