За шрамами всегда стоит история. В 19 лет я потеряла близких и родных мне людей и сейчас понимаю, что у многих из тех, чьи шрамы не видно снаружи, есть что-то не менее глубокое внутри. Шрамы есть у всех — но те, у кого они заметны, сталкиваются с неприятным любопытством окружающих и зачастую с неприятием себя.
Говорят, что шрамы украшают мужчин, но что тогда делать женщинам? Им бывает сложнее увидеть собственную красоту и уникальность и принять свое тело таким, какое оно есть.
Во время съемки мы с героинями моего проекта много говорили о том, как у них появились шрамы. Кто-то шутил и смеялся над глупым стечением обстоятельств, кто-то плакал и переживал заново тяжелые минуты. Некоторые говорили, что шрамы — это урок, который преподнесла им жизнь, другие — что наказание за нелепые ошибки.
Шрамов не стоит стесняться или ненавидеть: они показывают, что прошлое существовало на самом деле, каким бы сложным оно ни было. Это зажившие раны, и они уже не болят. Они просто есть. Они многому научили моих героинь и остались с ними как воспоминание. Они придают исключительную красоту женскому телу.
За шрамами всегда стоит история. А историю нельзя переписать.
Наталья, 43 года
Наталья
Фото: Лена Альтшуль
«Это был обычный наш русский подмосковный комар. Потом — заражение и операционный стол. Если честно, я очень боялась ампутации, так что, можно сказать, отделалась легким испугом.
Иногда на пляже или в бассейне люди очень пристально смотрели на мою ногу — и это причиняло жуткий дискомфорт. Я задумывалась о пластике или татуировке, чтобы сделать шрам более эстетичным.
Но потом я его приняла: это моя особенность! Мой муж говорит: «Тебя точно ни с кем не перепутаешь».
Надежда, 38 лет
Надежда
Фото: Лена Альтшуль
«У меня врожденный порок сердца. Операцию сделали, когда мне было 11: мама перестраховалась. Можно было сделать разрез под ребром, но мне распороли грудную клетку. До сих пор не уверена, нужна ли мне была эта операция.
Потом я купила мотоцикл. Аварий не было, я постепенно осмелела и начала ездить без защиты. Джип меня не заметил. Сильный удар в бок — ключица рассыпалась вдребезги.
Я всегда старалась скрывать свои шрамы и жила с этим комплексом очень долго».
Саша, 27 лет
Саша
Фото: Лена Альтшуль
«Тело — это мой инструмент. Я профессионально занималась танцами. А еще — сноуборд.
Упала за четыре дня до отъезда домой: потеряла сознание, закрытый перелом, раздроблена кость. И вот я во французской больнице, где никто не говорит даже на английском. Это была бесконечная боль и страх.
Я занималась степом, поэтому после возвращения могла продолжать танцевать.
И кстати, французы красиво зашили».
Агата, 23 года
Агата
Фото: Лена Альтшуль
«Мне было семь. В доме шел ремонт, и во дворе валялись стройматериалы. Я слонялась по улице, споткнулась и упала на цементный столб, из которого торчала арматура. Плакать я начала, только когда увидела, что вся рука раскурочена. До сих пор помню эту белую жировую прослойку.
Я выросла со своим шрамом. Сейчас я его даже не замечаю».
Анастасия, 36 лет
Анастасия
Фото: Лена Альтшуль
«Это уже третий шрам на том же месте, поэтому он меня совсем не смущает.
После родов мне необходима была операция: у меня был диастаз. От него опускаются внутренние органы, что приводит к различным неприятным последствиям. Шрам мог быть, конечно, поменьше, но я решила совместить: убрать диастаз и сделать себе плоский красивый живот. Всё получилось прекрасно».
Татьяна, 35 лет
Татьяна
Фото: Лена Альтшуль
«В 13 лет у меня заболел живот. Оказалось, аппендицит. Вырезали. Но неужели нельзя было зашить аккуратнее? Они же видели, что молодая девушка. Сделали тяп-ляп, как и всем бабушкам, с которыми я лежала потом в палате.
Сейчас я практически не замечаю свой шрам. Но раньше, конечно, я его очень стеснялась и прятала».
