«Как в сказке — все страшнее и страшнее»
Рассказывая свою историю, Ольга не раз и не два плачет, и я не сдерживаю слез. Ольга оплакивает свою судьбу, а я снова встречаюсь с миром, в котором никто из нас не защищен от обманов, бед и болезней, но главное — в котором, оказавшись в беде, нередко остаешься с ней один на один. В котором мало кто знает, как помочь, и поэтому проходит мимо. В котором часто бывает просто некуда пойти за помощью. Но Ольге снова повезло. Ее история случилась в пригороде большого города Петербурга, где, к счастью, есть организации, помогающие тем, кто оказался на улице, где незнакомый человек может не пройти мимо — и этим спасти.
«Вообще жизнь у меня, как в сказке, — все страшнее и страшнее», — говорит эпиграфом к интервью Ольга. И рассказывает мне отрывисто, с белыми пятнами самых страшных времен, свою историю потерь.
***
У меня в детстве подруга была, мы в школе вместе учились. Очень я ее любила. У нее умерли родители, и воспитывала ее бабушка. И вот бабушка тоже умерла. Когда у нас в школе уроки были, ее пришли и забрали в детский дом. Классе в пятом или шестом это было. Мы с мамой к ней ездили, она к нам приезжала, а потом у нас связь потерялась. Не знаю, где она сейчас, жива ли она. Очень хорошая она была.
Я пела хорошо, меня одну из троих из всей музыкальной школы выбрали, чтобы профессионально дальше заниматься. Но учеба платная была, и родители меня не пустили. Еще я хотела поступить в училище на загранплавание, но туда родители тоже не пустили. Побоялись загранплаваний — что, как говорится, по рукам пойду. И я пошла в колледж на кондитера. Проучилась три года, как положено. Работала по профессии в разных самых местах. Потом еще училась в техникуме на кассира-продавца. Работала в магазинах, в общепите, на хлебозаводе ромбабы и кексы делала, в пирожковой работала кондитером. Потом ушла в декрет. Потом в столовой кондитером работала. То тут, то там.
Вышла замуж в 22. Муж на мне женился только ради ленинградской прописки и жилья. Вот и все. Ничего я не понимала, молодая была. В 23 родила. Потом, через три года, я с ним развелась. Он получил половину моей жилплощади, мы с сыном остались в коммуналке.
Сестра моя старше меня на шесть лет была, мы с ней близки были. Ее второй муж оказался бандитом. Она на него работала и меня работать устроила. А потом он подставил ее. 94-й год был. Они пропали. Мы их ждали, в церковь ходили, молились, а они уже тогда, оказывается, в могиле лежали. Больше ничего не могу сказать.
Тут белое пятно. Ольга отказывается подробно объяснять. Больше двадцати лет прошло, а она до сих пор боится. Из истории, рассказанной социальным работником, я знаю, что в страхе за свою жизнь Ольга попыталась переехать, обменяв свою жилплощадь на квартирку в Ленобласти, но оказалась обманутой черными риэлторами и жилплощадь потеряла. А ее мать лишила Ольгу родительских прав — и сын остался жить с бабушкой. С этого момента моя героиня фактически осталась одна.
Я не знаю, что там, за этими белыми пятнами, какие ошибки и заблуждения. Я вижу только сегодня: измученного одинокого человека, у которого голос дрожит, когда он вспоминает о прошлом. С тех пор Ольга стала бездомной.
Днем и ночью
Когда я оказалась на улице, я к матери идти не пробовала, у нее однокомнатная квартира, куда я пойду. Я никогда к матери за помощью не ходила, она никогда не сочувствовала мне. Какая у меня жизнь, ей было все равно.
Сыну сейчас 36. Мы общаемся по телефону. С ногами стало плохо, и я теперь не могу к нему дойти. Для меня далеко — это пешком, а в автобус никак не забраться с одной палкой. Звонила ему, пока телефон не украли. Но он не знает, где я сейчас нахожусь. Ничего не знает. Ну что я ему буду говорить? У него своя семья, своя жизнь. Он же ничего не знает. Я говорю ему, что у меня все хорошо. А что я ему скажу, что я спала на скамейке? Что я стала инвалидом? Зачем ему это надо?
Я рада, что у сына все хорошо. Мне вообще врач говорила, что детей у меня не будет. Больные придатки. А через полгода я к тому же врачу пришла на сохранение. Чего, опять придатки? Нет, ребенка жду. Не может быть! Нет может. В Бога нужно верить.
Сын восьмимесячным родился. Больше двух суток рожала. Сорок пять сантиметров, два пятьсот. Даже страшно было его в руки взять — вдруг что-нибудь сломаю? Но он быстро вес набрал. В год уже 11,5 кило был. Хороший был аппетит, но морковное пюре не любил, выплевывал — любил яблочное. Ростом в папу пошел. Метр семьдесят восемь, нормальный такой. Закончил училище на шофера, работал шофером, какого-то начальника возил, потом ушел, говорит: «Мама, я машин боюсь». Потом на хлебозаводе работал, в кафе каком-то официантом. Сейчас сказал, что с работой все нормально. А кем работает, так и не сказал.
Самое страшное — это одиночество. Когда самые близкие друзья отворачиваются. Вот что самое страшное. Была подруга, приходила ко мне, плакала, что у нее муж гулял. А потом отвернулась от меня — бомжиха, говорит… Были и ребята хорошие, кушать приносили, чай-кофе, все горячее из дома, с женами приходили ко мне на скамейку.
Смотрю как-то, идут наркоманы, думаю, сейчас пристанут. А они подошли и говорят: «Можно с вами посидеть?» — «Ну сидите» — «А вы хотите покурить?» — «Сигарету если только». Дали сигарету. «А будете стопочку, у меня коньяк есть?» Ну я с ними и выпила. Они там траву курили, а мне пачку сигарет подарили. Нормальные ребята. Так иногда женщины подходили тоже, бабушки судьбу рассказывали… Днем никто не подходил, в основном ночью, когда уже темнело.
«Чтобы хоть кто-нибудь оттуда взял»
По субботам я молиться в церковь ходила. А по воскресеньям нас там кормили супом. И я там с человеком разговорилась, а он меня в деревню позвал. Там мы тоже Богу молились, по субботам мылись из тазика, по воскресеньям в церкви были, церковь там красивая. Там все бывшие наркоманы, пьяницы… И работа была тяжелая, воду сами из колодца носили, дрова рубили. Там-то у меня ноги и стали совсем отказывать.
После той общины Ольга снова вернулась на скамейку в маленький пригород Петербурга. Сначала ходила с палкой, а потом уже и с ней не смогла. Просто сидела.
Друг ко мне приходил, Вячеслав Викторович, у него внуки уже, жена лежачая. Помогал мне. Сигареты и еду приносил, хотя сам не курит лет сорок уже. Тоже не знает, где я нахожусь, может, думает, что меня в живых уже нет. Я Вячеслава Викторовича просила: «Вызови мне скорую?» — «Чего, прямо сюда?» — «Да, прямо сюда». Но он не вызвал.
Я иногда, когда никто не видел, на колени вставала у своей скамейки, плакала, молилась Богу, чтобы меня хоть кто-нибудь оттуда взял.
И одна женщина, вообще посторонний человек, мне помогла. Она работала в библиотеке. Видит, что я постоянно сижу на улице. Она мне принесла пальто теплое, она позвонила, и меня в больницу забрали. А потом из больницы на улицу выписали. И вот после больницы я сидела на скамейке, плакала. Мужчина, ни слова ни говоря, на меня смотрит и нажимает на кнопку. Потом подходит ко мне и говорит: «Пойдемте! Такси приехало» — «Куда вы меня везете?» — «Не переживайте, все нормально. Я вас везу в приют на Черную речку» (там находится Мальтийская служба помощи, — прим. ТД). А с Черной речки меня через некоторое время сюда отправили. И там, и здесь очень хорошие люди работают и живут. Ко всем хорошо относятся. Человечные люди.
***
Рядом с Ольгой сидит Юля — социальный работник «Покровской общины». Когда Ольга начинает плакать, Юля кладет ей руку на плечо, когда забывает, на чем остановилась, Юля подсказывает.
Организация «Покровская община» помогает бедным, престарелым, бездомным и одиноким людям, заботится о стариках в доме престарелых «Покровская обитель», дает кров бездомным инвалидам в Приюте временного пребывания. Как раз в этот приют Ольга и попала, отсюда благодаря работе специалистов «Покровской общины» Ольга и поедет в больницу, где пройдет полное обследование и получит группу инвалидности. После обследования станет понятно, что с ее ногами, можно ли облегчить ее боль и улучшить качество жизни. После больницы Ольга вернется в приют «Покровской общины», и тут сделают все, чтобы устроить ее в стационарное учреждение социального обслуживания, чтобы Ольга больше никогда не жила на скамейке.
В Петербурге по неофициальной статистике более 50 тысяч бездомных людей, а организаций, которые им помогают, совсем немного. Поддержите «Покровскую общину», а значит Ольгу и других одиноких, бездомных, болеющих людей, которым, к счастью, в Петербурге все-таки есть, куда пойти.