Перед тем как взять в семью детей из детского дома, мы с мужем целый год читали статьи, форумы, дневники приемных родителей и несколько недель обучались в школе приемных родителей. Нашим первым приемным сыном стал полуторагодовалый малыш Вадим. Несмотря на проблемы со здоровьем и поведением, он очень быстро всем полюбился, и казалось, что нас ничем не удивить. Очень смешно сейчас вспоминать эту нашу уверенность.
Через два года мы решили принять в семью еще одного ребенка. Искали шестилетнего мальчика, но вдруг нам попался пост волонтеров про девочку Галю. Ей совсем скоро должно было исполниться восемь лет, и ее перевели бы из дома ребенка, в котором она жила с рождения, в коррекционный детский дом.
Нам стало жалко Галю, и мы забрали ее домой.
Было самое начало июня, а в сентябре наш сын Тимур должен был пойти в первый класс. Вместе с ним записали в школу и Галю. Я решила, что, чтобы подготовить Галину к школе, трех летних месяцев нам будет достаточно.
Но сначала дочке нужно было привыкнуть к нашей семье, к жизни в обычной квартире, к прогулкам по улице. Галя всему удивлялась, вскрикивала, показывала пальцем. Называла мамами всех женщин: соседку, продавщиц в магазине, парикмахера. Почему-то в ее доме ребенка детей специально приучали каждой воспитательнице говорить «мама». Было непросто объяснить Галине, что в нашем мире мама — только я, а остальные женщины — чужие тети.
Оказалось, что Галя не знает самых элементарных вещей. Например, она не знала, что человек растет, стареет, а затем умирает. Галя думала, что ей повезло оказаться девочкой, а кто-то всегда существует в образе женщины или бабушки. Когда я объяснила дочке, что она будет расти, станет девушкой, потом женщиной, затем бабушкой и в глубокой старости умрет, как все люди, Галя сначала не поверила, а потом испугалась. На прогулках она тыкала пальцем в проходящих старушек и громко спрашивала: «Она уже скоро умрет, да?!»
Когда я пыталась объяснить Гале, что мы живем на планете Земля, она имеет форму шара и летает вокруг Солнца, дочь смеялась, думая, что это такая шутка.
Но больше всего ее потряс мой рассказ о том, что дети сначала находятся в животе у женщины, а затем рождаются. «Ну не знаю, — с недоверием говорила Галя, — у вас тут все как-то странно происходит. У нас в детском доме никогда дети из живота не рождались, их просто переводили к нам из другой группы, и все…»
А я не могла поверить, что девочка в восемь лет не знает таких элементарных вещей. Мне казалось, что дети должны всю информацию об устройстве мира самостоятельно впитывать из окружающей среды. Но в том-то и дело, что в доме ребенка нет такой среды, и дети, которые живут в нем с рождения, находятся в жутком информационном вакууме. Им не читают книг, с ними никто не разговаривает о рождении, о будущей жизни и смерти. Они как рыбки в стае: все пошли направо — значит, нужно идти направо, все сели на стульчики — значит, нужно тоже сесть на стульчик. Никто никогда ничего не объясняет, а у детей со временем пропадает способность задавать вопросы и разбираться в том, что происходит вокруг них и почему.
В первый год дома Галя часто спрашивала: «Мама, а мне дадут полотенце?» Я отвечала: «Галя, а кто должен его дать?» — «Ну я не знаю, обычно, когда мы идем мыться, нам просто дают полотенце…» — «Галя, но здесь только ты и я, больше никого нет. Придется мыться без полотенца?»
Такие вопросы ставили Галю в тупик, и она не знала, как быть в этой ситуации. Я объясняла раз за разом, что полотенца лежат в шкафу и Галя может попросить меня принести одно из них или сходить за полотенцем сама. Дочь удивлялась и радовалась, что решение найдено, а потом наш диалог повторялся снова. И только спустя месяцы она начала проявлять инициативу. Больше всего меня тревожила Галина беспомощность в нестандартных ситуациях. Если происходило что-то непредвиденное, она «зависала» и просто ждала, когда что-то изменится или кто-то скажет ей, что делать. Например, однажды в комнате перегорела лампочка и стало темно. Я случайно проходила мимо, заглянула и увидела, что Галя просто сидит в темноте на диване.
— Ты почему меня не зовешь? — спрашиваю.
— Не знаю. Лампочка выключилась, — отвечает Галя.
— Да, но надо выбежать туда, где светло, и позвать меня!
— Я не знала, что можно так делать.
Или был случай, когда с прогулки прибежал наш сын Тимур и рассказал, что Галя гуляет на улице с окровавленной ногой. Я спустилась во двор и увидела, что в самом деле у Гали разбита коленка. Кровь струйками стекает по пыльной ноге, но дочь как будто этого не замечает.
— Галя, что случилось?
— Что?
— Что с твоей ногой?
— А, это. Я просто упала.
— Но почему ты не пришла домой? Нужно же вытереть кровь и обработать рану, разве можно продолжать гулять дальше в таком виде?!
— Да? Я не знала, что так нужно делать.
Сейчас мы уже вместе смеемся, вспоминая, как Галя панически боялась нашего кота и старалась реже ходить в туалет, чтобы не пришлось проходить мимо него.
И как Галя сказала, что обожает кукурузу, а когда мы положили ей вареный початок на тарелку, оказалось, что она не знает, как ее есть, потому что впервые видит.
И как ночью дочка почему-то надевала на себя несколько слоев своей новой одежды и перестала это делать, только когда я предложила лечь спать сразу в сапогах и куртке.
Много было смешного, как будто мы не Галю привезли к себе домой, а дикаря из Африки.
А 1 сентября Галя пошла в школу. За лето мне удалось научить ее читать, считать простые примеры и писать прописные буквы. Это было непросто, и на школьном уроке вряд ли бы случилось. Обычные буквари и прописи Гале не подходили, потому что она не понимала значение многих совершенно обычных слов. Мне пришлось на ходу придумывать для нее более понятные задания, и постепенно дело пошло.
Всю начальную школу я многократно буквально на пальцах объясняла Гале каждую новую тему. Дочь рыдала и не верила, что поймет. Да я и сама не раз отчаивалась и думала: «Все, больше не могу. Наверное, это ее предел. В следующий класс Галю просто не переведут».
Но год за годом нам как-то удавалось продержаться, невероятными усилиями заработать свои заслуженные тройки и переползти в следующий класс. Гале было очень сложно, но она старалась изо всех сил.
Сейчас Галя учится в седьмом классе и просит помочь ей только по математике и физике. Даже английский и немецкий языки приспособилась делать сама. За четверть у дочки стоит только одна тройка — по музыке. Запуталась в какой-то опере и неправильно написала итоговую контрольную работу.
Галя — спокойная, уверенная в себе четырнадцатилетняя девушка, которая недавно загорелась желанием научиться собирать кубик Рубика и мало того что научилась, но еще и освоила разные трюки с этой головоломкой. Наша Галя!
Теперь я уверена, что дочь сможет доучиться до девятого класса, а потом выучиться на парикмахера, как мечтает. Но я даже думать боюсь, что было бы с ней в детском доме. Когда я вспоминаю ее шесть лет назад, я прекрасно понимаю, почему каждому второму ребенку в детском доме в итоге ставят диагноз «умственная отсталость».
Большинство детей в детских домах — социальные сироты. У них есть живые родственники, которые вряд ли их когда-нибудь заберут. Такие дети даже не попадают в сиротские базы, они никогда не попадут в семью, не поговорят со взрослыми о том, что детей вынашивают в животе, о том, что полотенце нужно брать самим из шкафчика, а когда перегорела лампочка, нужно звать на помощь взрослого, а не сидеть в темноте. Единственная надежда этих детей — это фонды и их образовательные программы.
С помощью учителей и репетиторов фонда «Большая перемена» у детей-сирот появляется шанс получить образование, возможность выбрать профессию и прожить счастливую жизнь. Пожалуйста, поддержите работу фонда.