Шиномонтаж, помада, тверк

Наливала кофе Даша недолго. Общаться с клиентами и мыть пол у нее получалось не очень, да и она это все не любила. А тут начало зимнего сезона, в сервисе очередь из машин, рук не хватало, и Даша постепенно занялась шиномонтажом. Так как авторемонт ей был не чужд и она уже многое умела, то вышло это естественно. Дядя Давид в свою очередь включил режим отца-дедушки и следил за тем, чтобы ее никто не обижал. Он ценил Дашину сообразительность, помощь в делах и относился к ней тепло и заботливо.

«Мне кажется, он меня как женщину не воспринимал, — смеется Даша. — Возможно, если бы я была армянкой, он бы и переживал по поводу того, что я живу неправильную жизнь и что женская участь не такая. Но так как я не армянка, а еще и москвичка, он, видимо, думал: ну что с тебя взять. Но при этом он меня опекал, искренне жалел, что я мучаюсь все время с этой машиной, и у меня правда не было ни копейки денег. И вообще, он был вполне передовых взглядов — мне кажется, советская закалка предполагала более эмансипированное отношение к женщинам, чем даже у современного молодого поколения. Да и он был просто хороший мужик».

Кроме Даши у дяди Давида в сервисе работали еще два человека, и атмосфера была вполне домашняя: он всех кормил обедами, причем теми же, что ел сам: сыром, лавашом, зеленью и мясом, которые ему привозили исключительно из Армении. А иногда и ужинами.

Так прошло около полугода. А потом у дяди Давида нашли рак селезенки — и он уехал к себе в Армению делать операцию: как и в случае с едой, доверял он только своим врачам. Уезжая, он на время оставил Дашу за главную. Она стала вести его дела, а ему регулярно отправляла деньги. После операции врачи посоветовали дедушке не возвращаться в Москву (мол, холод, дурной климат и плохая экология) — так Даше достался автосервис.

«У меня была его печать, это и все владение, — говорит Даша. — Потом наш бокс снесли, я сняла другой от его имени. Мир черного гаражного бизнеса скорее понятийный, чем легальный, поэтому сказать, что я владела бизнесом, было бы преувеличением. Но я стала всем там управлять. А ему так до смерти и посылала деньги — умер он, кстати, не от рака, а от инфаркта, несколько лет спустя, уже совсем глубоким стариком».

По понятиям

Бизнес дяди Давида был устроен специфически, и Даше пришлось много чего разгребать. «Во-первых, у него обслуживалась исключительно диаспора, что и понятно, — вспоминает она. — К нему ездили богатые бизнесмены, еще певец какой-то знаменитый. У меня часто было ощущение, что они приезжали не столько обслуживаться, сколько тусоваться — часами о чем-то трещали, играли в нарды, пили чай. Сложно сказать, кто из них реально у него что-то чинил, а кто просто так приезжал».

«Во-вторых, бухгалтерия, которая досталась мне от дяди Давида, — это отдельное чудо, — продолжает Даша. — У него была тетрадка, в которую он все записывал по-армянски, мне даже как-то пытались перевести, но бесполезно. У меня вообще ощущение, что все расчеты были основаны на натуральном обмене: ты мне машину починил, я тебе за это жену в больницу положу, твоя моей за это прическу сделает — в таком духе. Когда я в это окунулась, у меня ум за разум зашел, в этом нереально было разобраться. У бесконечного диаспорального бартера были и свои плюсы: с одной стороны, ты можешь всегда быть уверен, что тебя не бросят и помогут, с другой — живых денег ты, скорее всего, никогда не увидишь. Помню, был у дяди Давида один клиент, Хачик (так его звали), и вот они часами играли в нарды: кто выиграет, тот и платит за ремонт. Так и строился бизнес».

Но Даша работать таким образом не могла и не хотела. После отъезда дяди Давида она еще какое-то время продолжила играть с клиентами в нарды, но им с ней было явно не так интересно играть. Потом его сотрудники постепенно поувольнялись, и Даша наняла новых. А армяне, которые у него обслуживались, постепенно заменились женщинами — сарафанное радио сработало, и клиентки, сначала случайные, рассказывали своим приятельницам про «женский» автосервис и как там комфортно. «Это и понятно, — говорит Даша. — Женщинам проще со мной: я их внимательно слушаю, не смотрю на них свысока в стиле “Тупая дура, ничего не понимает в машинах”. Так я постепенно и обросла женской клиентурой».

В какой-то момент боксы на Ленинском окончательно снесли — и Даша переехала в промзону около МКАД. И привычная мирная атмосфера «своего» сервиса кончилась. «Новый бокс мне сдавали азербайджанцы, и это было ужасно, — говорит Даша. — Каждый раз из-за каждой мелочи мне приходилось в их же агрессивной манере — то есть с криками и воплями — доказывать им, во-первых, что баба тоже человек, а во-вторых, что не надо мешать людям работать и зарабатывать деньги. Они смотрели на меня и разговаривали как с ничтожеством. Слава богу, мы от них съехали».

«Это было на 8 Марта в прошлом году, прямо перед карантином, — вспоминает Даша. — Мой бокс находился на территории ужасной промзоны, какие-то груды металлолома, ужасные кафе, фуры, проститутки — жуть, короче. На втором этаже бокса у меня был офис, и там на диване в тот момент сидели три клиентки “в шубах и с сумками Gucci”, на очень приличных машинах. Мы угощали их безалкогольным шампанским и дарили по розе — я часто на 8 Марта что-то такое устраиваю. И вот к нам без стука входит завхоз этой стоянки и при всех говорит мне, мол, Даша, ко мне гости уважаемые из Баку приедут, я их к тебе приведу, у тебя самый чистый и теплый офис, а ты тут сообрази им чайку, угощение, все такое. Я вывела этого типа в коридор и сказала, чтобы он с такими приказами больше не появлялся, что я ему тут не прислуга, а вообще-то снимаю у него бокс и плачу за него ни много ни мало 250 тысяч в месяц. Я была в ярости. Он, видимо, тоже — через две недели пришел хозяин и сказал, что нашел нового арендатора, земляка, и что у нас три дня на то, чтобы съехать. Я еле договорилась остаться еще на месяц, и мы нашли уже это место, в котором мы сейчас, на Варшавке. Тут намного лучше».

Детство среди машин

Даша родилась в Москве в профессорской семье и рассказывает про нее так: «Мама — художник, папа — наркоман, бабушка и дедушка — профессора химии, прадедушка вообще был академиком. Мама занимается с маленькими детьми творческим развитием. Папа вообще изначально керамист, но наркоман — больше. Я старшая сестра. Средняя сестра — реставратор, занимается резьбой по дереву, работает в детском саду с детьми с разной инвалидностью. Младшая сестра — психолог. Родители давно не вместе, лет пятнадцать».

Про отца Даша говорит просто, с некоторым разочарованием, но и с жалостью. «Мы с ним пару лет назад поругались и с тех пор не разговариваем. Он очень серьезный наркоман, ему шестьдесят два года, и он не работал ни дня в жизни. Он все мечтает сказочно разбогатеть, ничего не делая, поэтому все время участвует в мутных схемах. Больше всего на свете он любит тусоваться. Сейчас живет в комнате, потому что продал очередную свою квартиру. Здоровье у него при этом не очень, да и провалы в памяти постоянно, и вообще удивительно, что еще жив. Он из первых хиппи, из компании Умки. Большинство его корешей давно умерли. Он шесть раз лежал принудительно в психушке по 228-й статье, его жизнь полна классных историй, он довольно добрый, но при этом очень хитрый. Еще у него много баб, причем иногда каких-то двадцатилетних. Еще — прекрасный дар убеждения, и он многих снял с наркоты. Но отец из него никакой, да и друг он тоже не очень».

Детство у Даши было свободное, и так получилось, что довольно рано она познакомилась с машинами. Например, вспоминает историю, когда ее с одноклассником какая-то женщина отвела в милицию. «Уж и не помню за что, нам было по десять лет — то есть это 2000 год. Мы сидели в кабинете участкового, и на тумбочке у него лежали ключи от “шестерки”, и когда он вышел из кабинета, мы схватили эти ключи, выбежали на улицу, завели эту “шестерку” и укатили на бензоколонку. Что у нас было в головах?!»

Водить Даша никогда специально не училась — то в деревне каталась на одной машине, то с приятелями в городе на другой. С пятнадцати лет она уже регулярно ездила на разных автомобилях друзей, без прав. Как-то везла своих старших друзей после пьянки по Ленинскому, их догонял мотоцикл ДПС, они решили от него оторваться, в итоге их остановили. Отделались легким испугом: приехал отец одного из парней, дал гаишнику 100 долларов, этим все кончилось. Таких историй у Даши вагон. Говорит, что когда ты молод и безумен, то водить абсолютно не страшно. А когда нет прав, то и терять нечего. Свои она получила уже в двадцать лет, и тогда стала намного аккуратнее и законопослушнее.

«“Четверка”, “девятка”, уазик, Lanos, василек, — это Даша загибает пальцы, вспоминая все свои машины. — Василек — это Volvo 240, она была синего цвета, а водительское крыло было покрашено в красивый такой светло-голубой. Два Cherokee, мерс, Lexus, Nissan. Штук 20 всего было. Все мои машины — подержанные: на новые никогда денег не было. Сейчас у меня Lexus 300 1994 года. Есть два легендарных двигателя: м104 мерседесовский и 2JZ японский — я всегда хотела на них поездить. У “лексуса” моего стоит 2JZ — это двигатель-миллионник. Мне он очень нравится — он как мотоцикл, мощный, задний привод, за жопу хватает — то что надо. Кстати, на мотоциклах давно не езжу, но в следующем сезоне хочу возобновить».

Мужской мир

Несмотря на Дашину закалку и прыть, работать в агрессивном и на сто процентов мужском мире ей непросто. Причем сексизм, с которым она сталкивалась все эти годы, был со стороны как сотрудников и партнеров, так и клиентов. И, по словам Даши, мужчины, вопреки всеобщему мнению, разбираются в машинах не лучше женщин.

«Как-то заезжает ко мне в бокс мужик масло поменять, я ему говорю: “Ок, столько и столько с тебя”, — вспоминает Даша. — Поднимаю машину на подъемник, откручиваю пробку, кладу ее в карман, масло течет в тазик. И тут он, видимо, осознал, что я не просто у него деньги взяла, а сама все делаю, и начинает кричать: “Срочно опусти машину!” Ну я и опустила, мало ли что — за два дня до этого один мужик так осознал, что у него в машине кошка осталась, и тоже закричал срочно опустить машину. А он ногой выбивает из-под машины лапы, садится в нее и с визгами: “Чтобы моя машина была в бабских руках?!” уезжает. Без масла! И пробка у меня осталась в кармане. Не знаю, далеко ли он смог так уехать, но ко мне он больше не возвращался. Небось потом ходил и всем рассказывал, как дура баба ему машину сломала».

ДашаФото: Владимир Аверин для ТД

Авторемонт, по словам Даши, — тяжелый и грязный физический труд, и он таков как для мужчины, так и для женщины. Коробка передач, например, весит от 25 до 50 килограммов, и снять ее тяжело для любого человека. «Вон у моего мужа тоже спина болит».

При этом среди сотрудников — а у Даши их сменились десятки за эти годы — у нее не было ни одной женщины. «Но не потому, что это непосильный для женщин труд, — считает Даша. — В этой сфере пробиваться не очень приятно: сначала учиться в техникуме, потом идти тягать железо, да еще и терпеть весь этот сексизм и мерзость, и главное — ради чего? Проще, быстрее и прибыльнее пойти работать в магазин или делать маникюр. Да и мужчин-сотрудников непросто найти нормальных. К сожалению, они почти всегда бухают. Это специфический контингент: одного посадили, второй забухал, третий пропал, четвертый просто начал косячить. Еще они вечно исчезают: уезжают домой и не возвращаются. И текучка страшная, нон-стоп их увольнять приходится. Вечно сначала ноют, что им очень нужна работа, а на следующий день просто не выходят. Что в головах — непонятно. В карантин это еще усугубилось. У меня одна клиентка — эйчар-специалистка, и она мне объяснила, что пандемия по этому классу проехалась таким образом, что они совсем опустились на дно и как-то там научились выживать и вовсе без денег и работы: переедут к родителям жить на мамину пенсию, и ладно. Но работать не будут».

Кстати, Даша отмечает, что если раньше мужчины-сотрудники могли смутиться работать на женщину, то сейчас она почти с таким не сталкивается. Если работники и пропадают, то точно не из-за этого. Поэтому все ее люди сидят на проценте — получают 40 процентов от работы.

Сейчас у Даши ООО, которое они оформили на ее мужа. На Варшавке снимают офис, помещение для мастер-класса и два бокса: там три подъемника и малярка. Платит Даша за все это около 130 тысяч в месяц, и еще тысяч 20 коммуналка. У Даши 10 сотрудников: помощник, водитель, мастер-приемщик и слесарь (по совместительству муж), электрик, маляр, помощник маляра, еще три слесаря и еще один помощник.

Около 90 процентов Дашиных клиентов — женщины. Она берет в работу любые машины, кроме «жигулей» (правда, говорит, что и тут бывают исключения: «Если позвонит девка, которая мучается с этими несчастными «жигулями», как я в детстве, то я ей, конечно, не откажу»). Недостатка в клиентах нет — наоборот, проблема всех принять и распределить. В прошлом году, в разгар пандемии, был спад и несколько месяцев вообще не было работы. Сейчас все налаживается, но долгов за это время накопилось много.

Сама Даша уже в железе не копается. «У меня из-за диабета половина пальцев не работает, да и организовывать процессы получается лучше всех в сервисе, а гайки крутить может каждый», — говорит она. Но вообще при необходимости может многое: любую подвеску, свечи, масло, сцепление, шиномонтаж. Говорит, что не делает сход-развал, дизельные двигатели, сложную электрику и малярку.

Восемь женщин

Полгода назад Даша запустила мастер-класс под названием Dasha’s Garage. Клиентки долго просили научить их разбираться в своих машинах, и со временем у Даши созрела идея оформить все это в семинары. Ее помощница все организовала: создала группу в фейсбуке, всех записала и распределила. В августе 2020 года прошел первый мастер-класс: в группе было восемь женщин, сначала два часа теории от Даши про устройство автомобиля, потом чай с печеньками, а потом еще полтора часа практики. Всего таких семинаров уже прошло десять штук. Девушки учились менять то колеса, то свечи, проводили диагностику. Мастер-класс стоил 2 тысячи рублей с человека.

Сейчас Даша продумывает второй набор, более продвинутый. Осталось решить, как быть с материалами: например, можно менять масло, но если каждая будет это делать — масла не напасешься. Участницы очень довольны — пишут восторженные отзывы в фейсбуке и выкладывают фотоотчеты. «Я даже не ожидала, что это окажется настолько востребовано и популярно, — говорит Даша. — С другой стороны, наверное, оно и понятно: все проходит в таком веселом женском междусобойчике, в безопасном пространстве, без сексизма. А у женщин за многие годы накопилась масса вопросов по теме автомобиля, и задать их, видимо, было некому. Сейчас мы можем эту потребность удовлетворить».

Муж Миша

У Даши есть муж — Миша. Это второй ее брак — первый был в девятнадцать и продлился недолго. Два с половиной года назад Миша устроился к Даше слесарем — тогда они оба проходили через тяжелые расставания, сблизились, через полгода начали встречаться, а еще через полгода поженились.

«У Миши крепкая деревенская психика, не обремененная высшим образованием и экзистенциальными поисками, и это прекрасно, — говорит с благодарностью Даша. — Мой первый муж был алкаш и историк, и там как раз были всякие заморочки и сложные поиски себя — с меня хватило. А с Мишей мы отлично сочетаемся. Он из деревни в Пензенской области, кстати, она называется Каменка, поэтому там все каменское — очень смешно. У него вообще нет в натуре патриархата, несмотря на деревню. Его мама — простая тетка без заморочек, которая считает, что все хорошо, лишь бы не героин. Она его просто любит, и всех, кто с ним связан, тоже. И к его бывшей жене нормально относится. У нее, как у дяди Давида, здоровые феминистические взгляды. Она сама считает, и Мишу так воспитала, что мужик должен сам все уметь и что женщина ему не обслуга. В итоге у нас в семье готовит он: любит все как-то хитро смешать, нафаршировать, запечь. Очень удобно».

Даша и Миша вместе живут и работают, но она говорит, что в этом нет проблем. Более того, они спокойно пережили карантин, сидя вместе взаперти несколько месяцев. Даша платит Мише зарплату как своему подчиненному. Точнее, денег как таковых она ему особо не дает: «Я считаю все наши общие расходы, делю их пополам, а оставшиеся деньги каждый тратит на себя: я на врачей, а Миша на алименты, помощь родителям и все такое. Так что я отвечаю за наши общие деньги, но наличные в руки ему не даю: Мише сколько ни дай, он все потратит, даже в “Пятерочке” умудрится купить тонну ненужного».

Тверк и свобода

Как и многие современные молодые женщины, Даша считает себя феминисткой — правда, ее феминизм никак не институционализирован и пришел к ней не с теорией, а с практикой. «Раньше мой феминизм был тихим и фоновым, я росла в интеллигентной семье, и мне это казалось просто обычной адекватностью, — говорит Даша. — До недавнего времени я даже терминологией не владела, да и взгляды у меня не были такие “радфем”, как сейчас. Но поработаешь с мое в автосервисе — и не так запоешь. Тут даже самая мягкая женщина превратится в кремень — столько сексизма и пренебрежения, да и работа, в общем, тяжелая и грязная».

Справляться с тяжелой работой Даше помогает психотерапия, на которую она ходит уже пять лет. «Еще я хожу к психиатрке, мне недавно диагностировали атипичную депрессию, и я принимаю антидепрессанты, — говорит Даша. — Как-то я не спала восемь дней подряд, я была готова на все, лишь бы уснуть, и так я попала к своей психиатрке. Моя атипичная депрессия выражается в том, что я часто не могу нормально спать, при этом я активна и не выпадаю из жизни. Антидепрессанты принимаю курсами, но в принципе смирилась, что это может быть на всю жизнь. При этом я вообще считаю, что если человек работает с подчиненными и клиентами, то он обязан ходить на психотерапию».

Помимо атипичной депрессии у Даши еще диабет, который тоже диагностировали не так давно. «Наверное, он у меня всю жизнь: с детства часто были головокружения, болела голова и очень хотелось сладкого — видимо, это был низкий сахар. Или, наоборот, высокий — тогда трясло и не сиделось на месте. У меня проблемы с гормонами и проблемы с серотонином на фоне этих гормонов. Сейчас мне намного лучше, потому что я колю синтетический американский инсулин и набор гормонов. Связываться с государством и оформлять инвалидность я не стала: это не для моих нервов. Я покупаю инсулин на свои деньги: один укол стоит 6 тысяч, его хватает на восемь дней».

Еще Даша занимается спортом — раньше плавала и бегала, а сейчас занялась танцами. «Когда ты плывешь или бежишь, ты башкой свободен и крутишь бесконечно в голове по кругу долги по аренде и всякие другие проблемы, и хотя физически чуть расслабляешься и улучшаешься, но психологически загружаешься еще больше, — говорит Даша. — Поэтому я искала спорт, где за моим мозгом будут следить. Танцы попались просто по району, а тверк выбрала, так как не очень много было начинающих групп и групп, где не нужен партнер. Ну и вообще тверк — это такой уличный дерзкий танец, без всяких бальных и сильно сложных музыкальных заворотов. Ну и попа у меня подходящая. И вообще, это оказалось на удивление крутой историей: спина не болит, магия с Ямайки работает. Мне нравится, что это такая женская, но в хорошем смысле тема. И возможно, кому-то вообще пригодится мой опыт».

Дашин опыт точно многим пригождается — она активно пишет про свою жизнь и мысли в фейсбук, и лайков у нее там немало. Еще она выкладывает видео своего тверка, и это смело, бодро и вдохновляет.

«Танцы родом с Ямайки и Латинской Америки, они вообще про смелых, в том числе толстых женщин, которых столько лет гнобили, что теперь им по фигу. Они впихивают свои бока в блестящее мини и подобными танцами фактически показывают, насколько они вертели весь этот сраный мир белых мужчин. Это и есть самый настоящий бодипозитив. А я не то чтобы кому-то что-то доказываю, скорее прикасаюсь к прекрасному. Я всю жизнь толстая, но при этом всю жизнь не парюсь. Я бы хотела приходить в магазин и покупать то, что мне нравится, а не то, во что я влезаю, — этим мой дискомфорт ограничивается. Для нашего стереотипного мирка нет ничего хуже толстой счастливой женщины. Мне кажется, что у изначальных латинок это не протест, а просто констатация лично обретенной свободы. И я верю, что их пример и мой в него вклад могут помочь другим толстым женщинам стать чуть счастливее».