Дома без Кати

Через месяц она пожаловалась: «Мамочка, у меня какая-то шишечка под кожей спереди». Люба прощупала ребра. Люба вызвала врача.

«У вас аномалия развития ребер — вилочка на конце, это врожденная патология», — с ходу предположил хирург. Люба потребовала направление на рентген — патологию не нашли. Зато нашли воспаленный лимфоузел под правой подмышкой. Катя начала кашлять, поднялась температура, аппетит пропал. Катю положили в реанимацию, взяли пункцию. Обнаружили плеврит.

В ее маленьких легких накапливалась жидкость. Дышать было тяжело и страшно. Катю мучили обследованиями и КТ, пока не подтвердили: «Патологический перелом правого ребра и опухоль, резать нужно срочно». Кате было больно — опухоль сдавливала нервы. От боли Катя сучила ногами по ночам. Катя с трудом садилась в кровати, опухоль не давала дышать. Любу стращали, что дочь не перенесет операцию, и тянули время. Опухоль не смогли вырезать полностью, но не потому, что она «слишком близко к сосудам», просто в больнице не было нужного оборудования. 

Люба винит врачей, которые дали опухоли вырасти. Люба винит врачей, которые убегали от нее по коридорам и не давали ответов. Люба винит врачей, которые, узнав, что после операции Катя не может вставать, кричали: «Что вы вообще хотите, вы что, не понимаете, что такое рак?» Люба винит всех. 

За Катину боль и бесконечную Катину рвоту. За потрескавшиеся от боли Катины губы и язык. За засорившийся от Катиных слез катетер, за ее ночи в холодной безлюдной реанимации, где Кате не давали пить. За неприбранную палату, где все было кувырком. За неприбранную, невыспавшуюся, сумасшедше отчаявшуюся себя. За прощание Кати с родителями. 

Она тогда попросила, чтобы они обнялись. С ней, друг с другом, по очереди и вместе. Она попросила, чтобы они не плакали. Катя улыбалась им треснувшими губами, сквозь свой страх и свою боль. Катю не обезболивали. 

Люба в отчаянии кричала на весь коридор: «У вас дети, вообще, есть? Помогите ей, помогите!» Врач услужливо предложил: «Давайте я лучше дам вам отдельную палату, вы выспитесь и придете в себя?» Люба ничего не понимала.

ЛюбовьФото: Владимир Аверин для ТД

Когда Катю перевели в отделение онкологии, стало легче. Ей начали давать противорвотные препараты. Люба писала письма в столичные центры онкологии — имени Блохина и имени Дмитрия Рогачева. В ответ пришли отказы: без трижды подтвержденного диагноза не берем. Шли недели, гистологический анализ не возвращался, диагноз подтвердить было нечем. Кате назначили химиотерапию только тогда, когда она начала задыхаться и хрипеть. 

Диагноз поставили — опухоль Юинга (Аскина), два ребра справа. Первая химия уменьшила ее на девять сантиметров. У Кати выпали волосы, у Любы начала отниматься рука, заболели ноги. К концу третьего курса врачи признались: «Опухоль то уменьшается, то разрастается вновь. Мы не можем ничего сделать». 

Сестра Любы начала сбор средств на лечение, чтобы попробовать спасти Катю за границей. Денег хватило на Турцию.

«Я не понимала раньше, почему дети улетают из России, — шепчет Люба. — Но с Катей поняла. Из-за качества медицины. Нам там сразу сказали, что гистологический анализ сделан не до конца. И сразу сделали ПЭТ КТ. Метастазы уже были везде. Нам поменяли протоколы лечения и сделали повторную операцию — убрали часть легкого, переднюю грудную мышцу, метастазы кое-где. Но Катю уже было не спасти».

Из Турции они переехали в Подмосковье. Люба надеялась, что в столице Катю смогут обезболить. Она нашла в интернете информацию про Детский хоспис «Дом с маяком» и написала письмо с просьбой взять их под опеку. Получив согласие, семья вернулась в Россию. Только боль у Кати росла. 

Катю прикрепили к Путилковской амбулатории в составе Красногорской городской больницы №2. Я записываю это, потому что хочу, чтобы все знали, что происходило с Катей в конце пути. 23 декабря 2020 года врач от Детского хосписа «Дом с маяком» рассчитала и назначила Кате правильную дозу морфина «для купирования прорывной боли». Получить рецепт нужно было в поликлинике. С этого дня они каждый день проводили там.

В поликлинике говорили, что нет подходящих рецептурных бланков, писали рецепты с ошибками, упрекали Любу в том, что Катя употребляет слишком много морфина, грозились обысками и задержаниями, угрожали проверкой Детского хосписа; в аптеках не хватало заказанного морфина, приходилось ездить в другие подмосковные города.

Люба писала в Минздрав, в Росздравнадзор и в прокуратуру: «Заместитель главного врача ГБУЗ МО Красногорская городская больница №2 (Детская поликлиника №2) Силкина Светлана Владимировна хамит, угрожает семье, оставляет ребенка без минимального запаса необходимых лекарств, настаивает на принудительной госпитализации ребенка и вызове органов опеки и полиции». Врачи и юристы хосписа боролись за то, чтобы Катю обезболили, вопреки бюрократизму и бесчеловечности подмосковных медиков, привозили семье лекарства и расходные материалы, консультировали Любу.

Любовь с картиной, которую сама недавно нарисовала. Мультяшная лисица была одним из любимых персонажей Кати. Она же стоит на заставке ее смартфона — каждый день Любовь следит, чтобы он не разрядился. Любовь рассказывает, что, только когда закончила картину, поняла, как сильно лиса здесь взглядом похожа на дочкуФото: Владимир Аверин для ТД

Кати не стало 5 февраля.

* * *

Мама сказала, что у тебя был самый красивый венок — с игрушками и цветами. И самый красивый гроб — белый, с позолотой, по росту тебе. Ты в нем лежала в новом  комбинезоне с ушами, твоего любимого фиолетового цвета. Родители положили тебе с собой зажженный ночник — светильник-бабочку, чтобы не было страшно и темно. 

Я побоялась спросить, сколько продержатся батарейки. 

Прошло два месяца. 

Может быть, бабочка все еще горит. 

Пожалуйста, поддержите работу «Дома с маяком». Это очень просто — оформить регулярное пожертвование можно за одну минуту.

Редактор — Яна Кучина.