Вот человек!

И все-таки. Я говорю: «Красота», — и Максим отзывается: «Девушки, небеса и тучи плывущие, трава, зеленые листья, река сверкает».

— Вы сейчас совсем ничего не видите?

— Совсем.

Слепота не похожа ни на темноту, ни на свет, объясняет Максим. Она естественна, ее легко представить, нужно просто закрыть глаза. Навсегда. Со временем поменяется восприятие, начнешь считывать иначе каждый звук, каждое прикосновение. На знакомой территории Максиму кажется, что он снова видит. Да, ничего не видно, и все-таки. В голове появляется карта местности, как у перелетных птиц. Непонятно, как это устроено, но работает.

Сначала надо услышать движение транспорта, это самое главное. Справа — дорога. Так.

Пищит светофор. Переходим.

Дальше налево. Бордюр.

На углу магазин. Его легко узнать и запомнить, он звучит не так, как обычный подъезд: слишком часто хлопает дверь, люди заходят и выходят, шуршат пакетами.

Дальше арка. Арка — ориентир для кого угодно, в ней меняются звуки и воздух движется иначе.

Раз. Два. Три. Четыре… двадцать шагов до поворота. Столбик.

Если проходишь мимо чего-то большого, звук пространства меняется целиком: в ушах появляется странное давление. Так можно услышать деревья. Здания. Стены.

— А здание от забора отличить можно?

— Нет конечно. Просто слышишь, что что-то большое.

Нет ничего проще, чем как следует заблудиться в городе зрячих. Приходится расспрашивать прохожих, но их объяснения — ребус, который не так-то просто разгадать. Люди называют цвета, этажность зданий, указатели, но никогда — количество ступеней на пути. Максим спрашивает: «Что под ногами там? Щебенка, плитка, асфальт? Сколько шагов до поворота?» Прохожие что-то отвечают, иногда наугад. Проще идти по людям как по компасам, ориентируясь только на направление. В какую мне сторону? Ага, спасибо. И так до следующего человека.

— Страшно ходить по улицам?

— Страшно первый раз дорогу переходить, когда нет озвученных светофоров. Первый раз переходил, когда в Курске учился. Надо было ездить на сессии, а водить меня было некому, пришлось собрать всю свою волю в кулак. Подходишь к дороге, слышишь дикое движение машин, слушаешь, когда они замрут, тогда, судя по всему, зеленый свет и идти можно. Раз-два-три, перешел, выдохнул. Это все в привычку входит, сейчас уже не страшно.

Сейчас Алиша решает, когда можно идти.

— Алиша понимает, что вы не видите?

— Да.

Кинологи и дрессировщики утверждают, что собаки не настолько сообразительны. Но незрячими хозяевами со шлейкой в руке они никогда не были, только притворялись. Дома на поводырей часто надевают ошейники с колокольчиками, иначе собака просачивается то на кухню, то на диван. Идет прямо к цели, но бесшумно. Знает, когда невидима.

— Как вы поняли, что Алиша догадалась, что вы не видите?

— Например, учим мы новые маршруты. Учить всегда лучше со зрячим человеком, незрячий может многого не заметить, а зрячий подскажет. И, если мы идем со зрячим, она всегда слушается, знает, что за ней контроль. Нельзя заглядеться ни на собачку, ни на котика, ни по диагонали ходить мимо всех бордюров. Зрячий не я, видит все ее косяки!

Каждый день Максим ходит на работу, забегает в магазин, забирает детей из сада. До работы — полтора часа в один конец. Десять минут от дома до станции, потом в метро и еще двадцать минут пешком от Петроградской. С января Алиша вместе с ним. Максим называет ее проводником. Он два года стоял за ней в очереди в центре обучения собак-поводырей. По улицам — асфальтовым, плиточным, бесцветным, состоящим из хлопков дверей, столбиков, поребриков, деревьев, обочин, заросших травой, — они идут очень быстро, так, как незрячий человек может позволить себе идти только со своей собакой. Как ни старайся, чуткая белая трость забирает у движения главную радость — скорость. Но теперь трость крепко зажата в руке над землей. Человека ведет вперед собака.

Некоторым поводырям достаточно пройти по маршруту раз или два. Иные запоминают с пятого раза, с седьмого. Алиша, говорит Максим, «собачка средней успеваемости»: ей нужно пройти по маршруту три или четыре раза. С помощью зрячих волонтеров они выучили сложный маршрут до работы, простенький до магазина, самый нужный — до метро. Прямо сейчас отрабатывают маршрут до детского сада, чтобы Максим мог сам отводить младшего сына. Сад далековато, но Алиша научится, главное — не отвлекаться.

Собака на маршруте, в шлейке, должна быть полностью сосредоточена на себе, дороге и хозяине. Это под силу не каждому животному, и собаки проходят жесткий отбор. Они должны быть энергичны, но в меру, любопытны, не пугливы, но осторожны. Должны быть настроены на человека, не бояться ни ожидания, ни толпы. Есть сотни причин, иногда совершенно непредсказуемых, по которым собак выводят из программы обучения еще до экзамена. Волонтеры, у которых они живут в первый год жизни, приучают их не бояться города, транспорта, больших толп и других животных. Собаки ходят в опознавательных попонах «Я будущая собака-поводырь», привыкая к тому, что скоро на маршруте на ней всегда будет специальная, достаточно тяжелая шлейка. Дома у волонтеров Алиша, поводырь-тинейджер, обожала ходить в джинсовой куртке.

Сейчас она повзрослела. Прошла сложное обучение с огромным конкурсом. Научилась «умному непослушанию»: различает, когда хозяина нужно слушать беспрекословно, а когда — тащить прочь от беды. Сдала большой экзамен в центре. Прошла еще одно обучение, на этот раз вместе с Максимом. Осознала методом проб и ошибок, что они с Максимом разного роста и шлагбаум — такое же препятствие, как ступенька, нужно останавливаться. И переехала в северную столицу — Петербург. Волонтеры просили для нее семью с детьми, потому что она их обожала. Когда Максим впервые привез ее в новую квартиру и отпустил «вольно гулять», она немедленно бросилась к его младшему сыну и, аккуратно притормозив, чтобы не уронить, вылизала его с головы до ног.

Когда маршрут отработан, все просто. Максим говорит громко и четко: «АЛИША, МАГАЗИН», — и Алиша идет куда нужно. Тон у него при этом нарочито серьезный. Командный. Из-за удачного созвучия имен кажется, будто он включает навигатор — Алису — и выбирает маршрут. Только его навигатор нельзя купить ни за какие деньги. Можно лишь встать в очередь и надеяться, что подходящая собака уже родилась и живет где-то у волонтеров. Но вряд ли. Очередь на каждую собаку — два года, иногда больше.

Максим рассказывает, как они учатся вместе, ошибаются, блуждают, возвращаются — и пробуют снова. Бабушки-торговки у метро строго отчитывают его, ведь он «кричит на собачку». Максим объясняет, что отдавать команды на маршруте нужно специальным тоном, иначе Алиша свернет не в метро (где нет ничего хорошего), а на сладкую траву (где мелькнула кошачья тень).

Ни в центре, ни в волонтерской семье у Алиши не было уменьшительно-ласкательных имен. Не было детей, которых нужно забирать из сада. Не было Максима, который называет ее «алишка-мартышка-сберкнижка» и идет по городу так быстро, как ей нравится. Она может сбиться с маршрута, утащить игрушку, поставить лапы на кровать (ну уж нет), прийти в восторг от чужой авоськи с чем-то вкусным, но она всегда смотрит Максиму под ноги и смотрит по сторонам.

Перед любым препятствием она остановится — и сбережет своего хозяина.

* * *

Одна девочка упала в открытый канализационный люк, но успела ухватиться пальцами за железный ободок, а потом люди ее вытащили.

Один мужчина сильно опаздывал, но быстрее пойти не мог.

Одна женщина стояла на краю дороги и слушала движение машин. Она хотела дождаться чужих шагов, но время шло. Надо было решаться. Подняла белую трость повыше и шагнула в тишину.

Собак с ними не было.

Центр обучения собак-поводырей существует на пожертвования. Поддержите их, чтобы кому-то завтра позвонили и спросили: «Готовы забрать собаку?»