Красноярск
Галина, в отряде с 2015 года
Был у нас один поиск в конце октября 2018 года, потерялся мальчик Ваня (имя героя изменено. — Прим. ТД) в поселке, до которого больше 400 километров езды от Красноярска по разным дорогам — сначала трасса, за ней проселочные. Ване было одиннадцать лет. У Вани было расстройство аутистического спектра. Вечером он убежал от мамы в лес, там она не смогла его найти.
Пропал Ваня в пять часов вечера, а заявка поступила в одиннадцать часов утра следующего дня. Волонтеры выехали через двадцать минут. Но добираться пришлось больше шести часов. Красноярский край — самый большой регион в «ЛизаАлерт». Для нас расстояние 250 километров вообще не расстояние. Такие уж особенности края. Когда мы приехали, уже стемнело. Экстренные службы разъезжались со словами «утром продолжим», местные расходились по домам. Я никогда не забуду глаза Ваниной мамы, наполненные ужасом, который сменился надеждой, когда мы сказали, что будем искать всю ночь.
Пошел снег, было очень холодно даже в теплом зимнем пуховике. У Вани шла вторая ночь в лесу. У Вани, который боялся людей. Если в обычном случае можно было звать его и был шанс, что он отзовется, потому что ему до безумия страшно, он замерз, выбился из сил, сходит с ума от одиночества, то в случае с Ваней — он от нас убегал. Потому что боялся людей больше холода, одиночества и смерти.
Всего на поиске было двенадцать волонтеров. Мне очень повезло — я тьютор и имею опыт работы с такими детьми, как Ваня. Мы придумали хитрый план — выгонять его своими криками из леса на родителей. Папа с мамой шли по дороге вдоль деревни, останавливались через каждые 25 шагов, звали Ваню по имени и ждали 10 минут с секундомером. Так повторялось много раз. Мы точно знали, что чужих людей он боится и убежит от них, если будут хоть какие-то силы. Ваня нашел их и выбрался на дорогу к двум часам ночи.
Из-за аутизма у Вани развито стереотипичное мышление. Это значит, что он совершает привычные действия, не задумываясь о последствиях. Видимо, в первые сутки пропажи он устал и уснул, но перед сном, как и дома, по привычке разделся. Пропал Ваня в куртке, сапогах и синтепоновых штанах. А нашелся в тонкой футболке, трениках и носках. Было минус семнадцать градусов. Снег сыпал вовсю.
По статистике, 90 процентов детей с аутизмом теряются. Эти малыши живут в своем мире — они не всегда понимают, что происходит, куда они идут, как действовать в той или иной ситуации, как спастись от беды. Я думаю, третью ночь Ваня бы не пережил — просто переохладился бы, а выбраться сам бы не смог. Но нам повезло — всем нам: и «ЛизаАлерт», и Ване. Его одежду мы так и не нашли.
Родители Вани и его старшие сестры не любят вспоминать эту историю. И я отлично их понимаю — мой собственный ребенок потерялся на природе, когда ему было три с половиной года. Это были самые страшные шесть часов моей жизни. Тогда, больше десяти лет назад, не было отрядов, никто ничего не знал про поиски. В такие моменты любому человеку, наверное, кажется, что ничего сделать нельзя. И это чувство безысходности, когда не знаешь, где находится самый дорогой для тебя человек, — оно, наверное, уже навсегда со мной. Так хочется, чтобы его никогда никто не испытывал…
На поисково-спасательные операции по всей России ежедневно отправляются десятки волонтеров. Для многих поисков 100 или 200 километров от города — это не расстояние. Искать людей приходится часами, иногда сутками. Только вот волонтеров, готовых участвовать в поиске, чаще всего больше, чем машин, на которых они могут доехать до места сбора. К примеру, каждая ночь «на колесах» — это десятки часов беспрерывной езды: патрулирования местности, ожидания в машинах в холодное время года. Средняя ежемесячная потребность отряда в топливе — 240 000 литров. Снаряжая людей на поиск, региональные представители «ЛизаАлерт» должны гарантировать, что даже пешие волонтеры смогут добраться до места и вернуться домой на машине.
Московская область
Татьяна, в отряде с 2012 года
Я помню каждый свой поиск. Мы отдыхали за городом с моим молодым человеком — он тоже состоит в отряде, — жарили шашлыки, топили баню. Был уже поздний вечер, когда в общий чат упало сообщение о поиске в Серпухове. Мы были в Подольске — ехать по прямой. Очень хорошо запомнила свое ощущение усталости в тот вечер. У меня случилась пара единственных выходных за долгое время. Вечер, баня, мокрые волосы, нет сил ни на что — только бы добраться до постели. А еще — я координатор в отряде. Это значит, что я не могу, как обычный поисковик, приехать на пару-тройку часов, выполнить все задачи на совесть и уехать, если я устала или у меня свои дела. Я должна курировать поиск от и до: принимать решения, давать задачи, фиксировать приезжающих и уезжающих волонтеров, координировать все их действия. Это может длиться часами, а может и днями. А значит, может не хватать еды, сна, энергии.
Но шли долгие мучительные вечерние минуты — никто из наших не откликался на поиск. Пришлось выезжать. Бабушка же погибнет.
Это были последние дни февраля. Выезд мы объявили очень поздно, в два часа ночи, но приехали многие — двадцать один человек. На месте уже работали сотрудники полиции, кинолог с собакой, спасатели и родные бабушки. Искали всю ночь.
Все осложнялось тем, что у бабушки Тани был подтвержденный диагноз — деменция, куда и зачем она пошла, не знал никто, не знала она сама. Она ушла из дома в домашних тапочках, но, конечно же, потеряла их. А около калитки дома родственники заметили ее очки и следы падения. То есть бабушка Таня босиком, без очков ушла в сторону леса. На дорогах было привычное зимне-весеннее месиво — грязь, лед, снег и вода. В этом всем волонтеры искали следы, пока не обнаружили петляющую дорожку на краю обочины уже ближе к рассвету. Она исчезала через пару метров, в лесу.
Как она могла далеко уйти по такой погоде? А главное — куда?
Было четыре часа утра, когда я шепнула Антону фразу, которую, честно скажу, нам запрещено произносить: «Слушай, ну, наверное, бабушка уже всё…» Мы не говорим так в отряде, потому что у нас случались какие-то невероятные случаи выживаемости. Но бабушка всю ночь провела в снегу босиком. Мысли у меня были нехорошие…
Самое страшное и неприятное в поиске — отсутствие результата. Как бы дико ни звучало, погибший человек — это тоже результат. Найти погибшего чуть сложнее — он не откликается, не шевелится. Родственники порой просят нас найти тело. Что лучше — один раз похоронить или всю жизнь искать? Я не знаю ни одного человека, который бы выбрал искать всю жизнь. Все хотят итога, каким бы страшным он ни был. И, если есть ресурсы, мы стараемся всегда продолжать поиски, даже если надежды на хороший исход уже практически нет.
Для меня самое больное — две вещи. Найти человека, находящегося в крайне тяжелом состоянии, — он умрет у тебя на руках. Каким бы подготовленным ты ни был, ты бессилен в эту минуту. Это очень тяжело. И момент, когда надо сворачивать поиск. Пока ты в штабе, пока на связи, пока работают волонтеры, пока родственники это видят, надежда есть. Когда мы уезжаем, умирает надежда. У родных начинается паника, их мир рушится в одночасье. Самое неприятное — говорить родственникам: «Мы прекращаем поиск, мы не нашли, у нас есть другие пропавшие, нужно ехать к ним».
Когда мы искали бабушку Таню, группы выходили на задачу и возвращались без результата, но не сдавались и брали новую задачу, потом еще одну, насколько хватало сил. К утру заканчивались силы и у меня, я понимала, что нужно время, чтобы меня сменили и организовался новый поисковый штаб. Нам привезли напечатанные в типографии ориентировки, я отдала их сыну бабушки, проинструктировала, как правильно расклеивать. В этот момент мне поступил звонок:
— Нашли!!!
— Следы нашли?
— Бабушку, бабушку мы нашли!!! Нужна эвакуация — она босиком! Укутали чем могли, срочно нужна помощь!
Адреналин зашкаливал: позвонить в скорую, вызвать эвакуацию, сообщить всем, что поиск закончен, остановить родственников с листовками. Бабушка лежала в кювете. Мы укутали ее в термоодеяла, стащили с себя всю теплую одежду, накрыли ее. Во мне до сих пор пульсирует этот крик в трубке: «Живая!» Как мы тогда все выдохнули.
Координатору отряда — человеку, отвечающему за ход всей операции, регулярно приходится думать о том, чтобы волонтеры не только доехали до точного места поиска, но и благополучно вернулись в город, не замерзли и сами не потерялись по дороге.
С появлением топливных карт стало гораздо спокойнее. Если Татьяна как координатор поиска ищет себе экипаж — на языке отряда он называется «ветер», — она точно знает, что сможет обеспечить его бензином. Главное — быть на связи с куратором и найти ближайшую заправку. Бывает, что на поиске много пеших людей, они готовы выезжать и тратить свое время, но довезти их до места некому. Пешие сидят в городе — ночью транспорта меньше.
Саратов
Костя, в отряде с 2013 года
Один из самых запоминающихся поисков в моей жизни прошел 28 декабря 2018 года. В одной из деревень Саратовской области пропал двенадцатилетний мальчик Вадим (имя героя изменено. — Прим. ТД). Заявка пришла поздно ночью. По всем признакам ребенок сам втихаря ушел из дома и двинулся в сторону города, поймав попутку. Зима, ночь, снегопад, погода нелетная, пять градусов ниже нуля. Мы из Саратова отправляем два экипажа на патрулирование трассы рядом с их деревней — в 150—200 километрах от города. От села до райцентра, в который ребенок направился, еще 20 километров. По обе стороны дороги — бескрайние поля. Из-за них радиус поиска расширяется. Можете себе представить, сколько это квадратных километров? 130. Огромная цифра. По снегу, ночью, без освещения.
Проанализировав всё, мы поняли, что ребенок, скорее всего, не ушел в город по дороге — по дороге дольше, — а пошел напрямую, через поля. И заблудился, конечно же, потому что зимой в полях дороги заметает. Ночной поиск никаких результатов не дал, кроме одного: мы понимали, насколько критично в такую погоду остаться ночевать в поле под снегом. С утра мы продолжили искать. Волонтеров прибавилось. Подключилась местная полиция, которая договорилась с частной компанией, и та бесплатно предоставила четыре снегохода, на которых сотрудники компании по просьбе полиции прочесывали все близлежащие поля несколько раз туда-обратно. Но Вадима нигде не было.
Мы все время увеличивали площадь поиска. Огромное бескрайнее белое поле — заходишь и проваливаешься по пояс. Когда мы ищем грибников в лесах, у нас есть точка входа и понимание, что заблудившийся человек в лесу, скорее всего, плутает по кругу. Средний радиус, в котором мы находим человека, пропавшего там (если он только сам не взял ориентир по компасу и не ушел в какую-то сторону), от точки входа — два с половиной-три километра, иногда пять. Если мы не смогли его найти и дозваться в первую ночь или две, работать можно сплошным прочесом. Но, если человек выходит в поле, ему ничего не мешает идти. Он идет и идет вперед, к горизонту. Может пройти десять километров, может пятнадцать — насколько хватит сил. Когда человек идет, а погода хорошая, видимость хорошая — его еще можно увидеть с возвышенности, за полкилометра, километр, как повезет. Но если возвышенности нет, если ночь, пурга, мороз, сплошные степи с низинами и оврагами, как у нас в области, то как его разглядеть? А если человек не идет, а уже лежит? В высокой траве, в снегу, а его заносит? Тут вы и с двух метров ничего не увидите.
К сожалению, когда ты выезжаешь с поиском на ребенка, заранее готовишь себя к тому, что ребенок найдется погибшим. Очень часто дети погибают до того момента, как мы начинаем их искать. Они тонут в болотах, прудах, реках. Тонут в выгребных ямах. Мы знали, что Вадим провел сутки на морозе, в метель. И я ехал на этот поиск со страшным ощущением: мы едем искать уже неживого ребенка.
На второе утро с момента пропажи температура упала до минус восемнадцати, но зато стало ясно. На этот момент у нас работала одна пешая группа в полях, один экипаж на трассе, один снегоход частной компании и четыре снегохода Росгвардии, также была на месте дежурная смена областной службы спасения и порядка ста сотрудников полиции. У каждого пилота снегохода был навигатор, и каждому я поставил задачу закрыть полосу шириной в километр и длиной шесть километров, таким образом мы закрывали вторую половину полей, ту, которую снегоходы не осилили в первый день.
Именно один из наблюдателей на снегоходе заметил мальчишку. Он прыгал, размахивал руками, стараясь согреться и привлечь внимание.
Никогда не забуду это ощущение беспредельного счастья. Все бегали, обнимали друг друга, кричали от радости. Когда ты понимаешь, что ребенок жив, это настоящее чудо, произошедшее прямо здесь, прямо сейчас. Пережил бы он еще ночь? Скорее всего, нет.
Вадим отделался обморожением, через две недели его выписали из больницы. Сейчас с ним все хорошо.
В начале мая, с приходом тепла, у отрядов «ЛизаАлерт» начинается сезон непрерывных поисков. Люди чаще начинают теряться на природе за городом: отправились в лес по грибы или ягоды, пошли через поле до райцентра, чтобы срезать путь, решили прогуляться в соседнюю деревню за парным молоком вечером. И заблудились. Родственники чаще отправляют пожилых родных на дачу — отдохнуть от городской суеты. Это значит, что каждый из них может выйти из дома и не найти дороги обратно. У координаторов поисковых штабов есть одна большая общая мечта — перестать беспокоиться о том, как обеспечить волонтеров самым необходимым, и бросить все силы на поиск людей, которых надо найти.
Татарстан
Адриана, в отряде с 2019 года
7 мая 2020 года поздно вечером на горячую линию нам пришла заявка: «пропал дедушка, 82 года, потеря памяти и большие проблемы со слухом, передвигается с самодельной деревянной тросточкой, ушел в неизвестном направлении».
Это был период первых коронавирусных ограничений — наш регион тогда первым ввел пропускной режим, выйти на улицу можно было только со справкой, в которой обозначались точка А и точка Б: дом — магазин, дом — аптека, дом — МФЦ. Получается, нас полностью лишили возможности развернуть полноценный штаб — мы не могли привлечь на поиски много добровольцев, лишний раз никто не хотел контактировать с отрядом напрямую, все боялись инфекции, а как указывать точку поиска в справке, если точки нет, и вовсе было непонятно.
Чтобы не перезаражать друг друга, отряд работал в парах, которые формировались заранее, — один водитель и один пеший волонтер. Мы старались подбирать людей, которые живут недалеко друг от друга, и не менять эти команды до конца самоизоляции, чтобы не увеличивать число контактов.
Дедушка, конечно, был без справки и без пропуска — просто вышел гулять сам по себе, куда глаза глядят. Мы обзвонили все больницы и морги, распространили ориентировки по соцсетям, а к полуночи выехали из города в область, под Казань. Одна группа поехала в соседнее село, а другая — в село потерявшегося дедушки, обыскивать ближайший лес и поле, клеить в районе ориентировки. Родные тоже искали дедушку на своей машине, объезжая всю округу.
К трем ночи уже рассвело, третья группа готовилась выехать из Казани в еще одно соседнее село, до которого мог дойти дедушка. К четырем утра наш координатор решил, что пора возвращаться в город и ждать, пока все местные проснутся — с рассветом по ориентировкам им будет легче заметить и опознать дедушку. Мы поехали обратно.
Когда возвращаешься с такого поиска ни с чем, внутри опустошение. Чуда не свершилось, дальнейшая надежда только на людей, которые увидят ориентировки на столбах и в социальных сетях. Может быть, помогут, может быть, узнают.
Кто-то называет это шестым чувством, кто-то — интуицией, а наш отряд — просто надеждой. И у нашего координатора в четыре часа утра, несмотря на бессонную ночь, отсутствие результата и усталость, надежда была. Обратно мы ехали по трассе на небольшой скорости — осматривали с двух сторон из окон машины лес, не промелькнет ли дедушка среди ветвей, не выйдет ли на дорогу, на свет фар. Мы всегда делаем так, когда результата поиска — «найден, жив» или «найден, погиб» — нет. Кругом лес, темнота, густой молочный рассветный туман. Вдруг координатор вскрикнула: «Там человек, я вижу человека!»
Мы остановились, выбежали из машины и через ветви деревьев добрались до нашего дедушки Гриши. Это точно был он — в той же одежде, шапке и темно-синей куртке, со своей самодельной тросточкой, на краю леса, стоял и ждал помощи.
Когда видишь человека живым, понимаешь, что ночь без сна прожита не зря. Мы сразу же позвонили внучке дедушки Гриши, Ксюше, она приехала, дрожа от радости, обняла его, усадила греться в теплую машину. Перед тем как уехать отсыпаться, Ксюша спросила: «Мы вам что-то должны?» Мы улыбнулись в недоумении, ответили: «Конечно, нет». Тогда она пообещала: «Я вступлю в ваши ряды».
В ту ночь Ксюшу поразило, что отряд не взял денег за свою работу и не попросил ничего для себя. Ксюша уточнила, чем она может помочь добровольцам, и через несколько дней привезла в отряд несколько топливных карт. И осталась. С тех пор она волонтер «ЛизаАлерт» в регионе, ездит с отрядом на поиски, когда позволяют время и силы.
Вся деятельность поисково-спасательного отряда «ЛизаАлерт» абсолютно бесплатна для любого человека, обратившегося за помощью. Отряд не принимает денежной помощи, не имеет расчетных счетов и виртуальных кошельков. В режиме 24/7 во всех регионах страны волонтеры регулярно просматривают чаты, отвечают на звонки горячей линии, собираются в группы — и днем и ночью выезжают на поиски пропавших людей. Потому что верят: чужих людей не бывает.
На верном пути
В конце декабря 2020 года АЗС «Газпромнефть», предоставляющая ранее отряду на безвозмездной основе топливные карты, придумала способ удобного распространения бесплатного топлива для поисковых операций. Нужно было решить довольно сложную задачу: передавать большой объем пластиковых карт в разные, самые отдаленные уголки России было непросто, в первую очередь логистически. Карты требовали регулярного пополнения, когда на них заканчивался лимит, а возить карты из одного конца страны в другой было трудозатратно для поискового отряда. Неудобно было всем, а люди продолжали теряться.
Разработчики приложения сети АЗС «Газпромнефть» придумали выход: с конца декабря клиенты сети «Газпромнефть» — зарегистрированные пользователи программы лояльности «Нам по пути» — могут поделиться любым количеством накопленных за покупки на заправке бонусов с поисково-спасательным отрядом «ЛизаАлерт», чтобы помочь волонтерам в поиске пропавших людей.
Перевод бонусов для заправки автомобилей волонтеров стал доступен в несколько кликов во вкладке в приложении «Благотворительность» — бонусы начали напрямую поступать на карту отряда. Исчезла необходимость использования пластика, волонтеры в 45 регионах присутствия сети АЗС «Газпромнефть» начали оплачивать топливо бонусами по пути на поиск и возвращаясь с него.
Всего с декабря 2020 года пользователи программы лояльности «Нам по пути» перевели более 7,3 миллиона бонусов для помощи отряду «ЛизаАлерт», 25 398 уникальных пользователей мобильного приложения приняли участие в проекте. Это более 2700 полных баков. Чтобы к каждому человеку, нуждающемуся в поиске, смогли доехать те, кто будет искать. И найдут. Наверняка найдут.