«Я поняла, что могу все»

Об этом времени она помнит только хорошее. Тепло и доброту отца, как любила проводить с ним время, как бегала с подругой в гости по соседям и веселилась.

Но все изменилось, когда отцу Сабрины пришлось вынужденно вернуться в родную страну. Вместе с мамой и сестрой Сабрина переехала в Крым. Ей тогда было около пяти.

В Керчи они жили в двухкомнатной квартире у бабушки. Но на самом деле бабушка жила в большой комнате одна, а во второй, площадью меньше одиннадцати метров, ютились Cабрина, сестра и ее мама.

В квартире ничего нельзя было трогать, не было горячей воды, все время светил тусклый свет. Бабушка чувствовала себя хозяйкой, била Сабрину каждый день по любым причинам, просила называть по имени и отчеству и никак иначе. Мама нередко забирала Сабрину с собой на заработки в другой город, потому что боялась, что бабушка что-то с ней сделает.

Сабрина не знала, как себя вести, чтобы ее не ударили. Бабушка всегда говорила ей, что она плохой ребенок. Это была жизнь на пороховой бочке.

Сабрина на студии записывает новый трекФото: Мария Гельман/VII Agency

«Я часто мыла пол и, если я делала что-то не так, как нужно ей, она брала грязную половую тряпку и била меня по лицу, — вспоминает Сабрина. — Что бы ни случилось, меня били. Мы заболели — меня били, моя маленькая сестра описалась — меня били. [Бабушка] практически прокусила мне нос в семнадцать лет… потому что я набрала много воды в тазик, чтобы помыться перед школой. Я должна была быть для нее идеальной, самостоятельной, смиренной девочкой и не доставлять проблем».

Никто не знал, что происходило у них дома, кроме близких и соседей, которые иногда слышали крики. Но и они ничего не могли сделать, а от полиции ждать помощи не приходилось.

«Бабушка сама ходила в полицию и придумывала истории, — вспоминает Сабрина. — Однажды она избила мою маленькую сестру и написала заявление, будто это сама Сюзанна напала на нее. Мою сестру поставили на учет в детскую комнату милиции».

Одно из самых страшных воспоминаний Сабрины — темный подвал. Однажды бабушка сильно ее избила, потому что Сабрина набрала ежевики в банку без горки. Сабрина вспоминает, что бабушка била ее железным прутом по ногам и заводилась от собственной агрессии, визжала и топала ногами.

Девочка пыталась загородить хотя бы младшую сестру, но бабушка заперла их обеих в темном подвале.

«Мы просидели там с сестрой несколько часов на ледяном полу в кромешной тьме. И единственное, что мы видели, — это щель, где бабушка ходила и мило разговаривала со своим ухажером, — говорит Сабрина. — Я всегда ее ненавидела. Я ничего к ней не чувствовала, кроме страха, агрессии и отвращения».

Дома бабушка унижала девочек из-за их национальности. Она называла их черножопыми, нечистоплотными, шлюхами. «В двенадцать лет я даже не знала этого слова», — говорит Сабрина.

C двенадцати лет Сабрина спала с ножом для масла под подушкой и мечтала, что однажды даст отпор бабушке. Но вместо этого она подавляла злость и запрещала себе испытывать агрессию. Плакать тоже было нельзя. «Плачешь? Значит, буду бить еще сильнее, чтобы было за что».

В школе унижения и оскорбления продолжались. Классная руководительница ругала Сабрину за опоздания и стыдила перед всем классом. Говорила гадости за спиной, могла поставить двойку из-за того, что у нее не было денег купить контурные карты.

Одногруппницы по танцам тоже нападали на Сабрину. Обижали, рылись в вещах и забирали сладости. Сабрина защищала себя как могла. Приходилось и драться, — весь дневник был в красных отметках за поведение. Но она никогда не била первая и после каждого конфликта плакала.

Я отсчитывала каждый год, чтобы уехать

Cабрина говорит со мной на миллион разных тем, она может говорить часами без перерыва. В один из дней, что мы провели вместе, она даже извинилась за это передо мной.

Она о многом переживает, и ей сложно держать это в себе. Сейчас Сабрина читает много статей по психологии личности и изучает, как работает мозг. Так она старается лучше понять поведение других и себя.

Теперь Сабрина уверена, что в детстве у нее началась деперсонализация. Тогда она как будто теряла разум.

Однажды, вспоминает Сабрина, она подошла к маме и сказала ей: «Я — не твоя дочь».

СоломонФото: Мария Гельман/VII Agency

«Мама рыдала в ванной, а я подходила к зеркалу и не понимала, почему я, смуглого цвета кожи, родилась у белой матери, почему говорю по-русски. Я просто отрицала свою причастность к этой семье».

Сабрина отсчитывала каждый новый учебный год, мечтая уехать. Школ она сменила много, но везде училась хорошо, ходила на разные кружки, стремилась узнать как можно больше. Сабрине не раз говорили, что она «схватывает все налету», и только в семье все ее достижения — в школе, на танцах, в учебе — обесценивались.

Однажды Сабрина прожила полтора года у родителей маминой подруги в Задонске, пока ее мама была на заработках в Воронеже. Сабрина увидела другую реальность, где любовь и забота — это норма: «Меня любили и заботились. Я поняла, что в семьях может быть по-другому».

Но потом ей снова приходилось возвращаться «в этот ужас в Керчи».

Едва закончив школу, в семнадцать Сабрина уехала в другой город и поступила в университет на переводчика французского и английского. В университете она изучала психологию и поняла, что надо работать над своими травмами. «Я увидела семьи, где не бьют и не говорят, что ты шлюха, если хочешь учиться и работать, или за то, что ты распустила волосы или накрасила ногти».

Это помогло ей поверить в себя.

В конце первого курса Cабрина стала участницей украинской «Фабрики звезд-3». Родные убеждали, что у нее снова ничего не получится. Но она стала финалисткой «Фабрики» и объездила всю Украину с гастролями. Денег было немного, приходилось выступать с температурой и спать в дороге, но Сабрина не хотела возвращаться и мечтала вытащить младшую сестру из несчастливой квартиры.

«Никто не знал, что происходит у нас дома»

После университета Сабрина рассталась с парнем, с которым была вместе семь лет, и встретила будущего мужа Семена.

Ей казалось, что он загадочный, интересный и неглупый, — видеограф-самоучка, сам снимал свадьбы и сам монтировал. Они влюбились друг в друга и быстро съехались. Не было никаких признаков того, что случилось позже.

Сабрина перестала выступать, они стали снимать свадьбы вместе. Ей очень хотелось детей, хотелось построить такую семью, которой у нее не было. Но разговоры о ребенке и любых планах вызывали напряжение. «Видимо, он хотел закончить все, но не хватало смелости. Он хотел быть хорошим для всех», — говорит Сабрина.

Когда Сабрина забеременела, все стало хуже. Семен то говорил, что тоже ждет ребенка, то отчитывал: «Иди —делай аборт, иначе ты мне не нужна». Он стал забирать все деньги и называть Сабрину тунеядкой, хотя они сняли порядка шестидесяти свадеб вместе.

На третьем месяце Сабрина ушла — устала чувствовать себя неуместной. Сабрине хотелось верить, что все может стать лучше и что Cемен может измениться. «У меня был жуткий комплекс: отец ушел, дома я не нужна, денег не было и мне некуда было идти. И как только он попытался меня вернуть, я согласилась, и в итоге мы поженились».

Но скоро отношения снова стали ухудшаться. Перед родами у Сабрины случилась паническая атака. Муж ругался, что она не убрала квартиру накануне Нового года, и не разрешил ей пригласить маму в гости, хотя она могла приехать буквально раз в год.

Сабрина была уже на седьмом месяце беременности, но рано утром встала и начала мыть полы. Когда муж проснулся, он сказал только, что это вообще не уборка и нужно все переделывать.

Это был первый раз, когда Сабрина поняла, что не хочет жить. А через три дня у нее родился сын.

«Мой сын умирал у меня в животе»

Соломон родился на тридцатой неделе, раньше срока. В больнице врачи сделали Сабрине кесарево сечение, она потеряла много крови.

На следующий день ей пришлось идти на четвертый этаж в другой конец здания, чтобы посмотреть на ребенка. Его забирали в другой город на реанимобиле, Сабрина успела подержать его только за пятку. Так прошла их первая встреча.

Cабрина хотела только одного: чтобы сын выжил. Она пролежала шесть дней в больнице после сложных родов и очень боялась за Соломона. Через некоторое время Cабрина узнала диагноз: церебральная лейкомаляция в стадии кистозной трансформации, отек головного мозга.

Соломон на реабилитацииФото: Мария Гельман/VII Agency

Когда Сабрина была на третьем месяце беременности, она написала песню «Малыш». Когда Соломон был в реанимации в Симферополе, Сабрина приходила к нему и пела эту песню. Он открывал глаза и узнавал ее.

Их положили в одну палату. Первое время Сабрина боялась брать Соломона на руки, — он был очень маленький. Ей нужно было отмечать в дневник каждый день его жизни: сколько весил его подгузник, сколько он набрал веса и сколько потерял.

Сабрина сохранила график жизни в больнице у себя дома. «Я рыдаю, когда его смотрю. Я не понимаю, как я тогда выжила».

Когда Соломону стало лучше, их выписали из больницы. Но бывший муж не захотел их принять и отвез в квартиру своей матери. Напротив того дома была тюрьма, и каждый час громко звучала сирена. Оставаться в этой квартире одной было невыносимо.

Из-за отека головного мозга Соломон мог спать только по пятнадцать минут в день. Сабрина все время ходила с ним на руках. Сутками она не могла уснуть. И наконец написала мужу, что больше так не может.

Семен забрал ее, но через пару месяцев ударил в первый раз — за то, что она хотела пойти гулять с ребенком и положить его в слинг, а не в коляску. Мама Семена, которая постоянно была рядом, потом сама обвинила Сабрину в насилии.

Через какое-то время Соломон перестал видеть. Семен был в гневе, он обвинял Сабрину в том, что ребенок родился с инвалидностью. Муж совсем перестал помогать деньгами на лечение сына и требовал, чтобы Сабрина сама зарабатывала на няню и реабилитацию.

Сабрине пришлось уехать в Москву, подруга устроила ее певицей в стриптиз-клуб. Так, вместе с ребенком, она прожила около месяца в общежитии стриптизерш. На репетициях с ребенком сидела ее сестра.

«C сиськами, опухшими от молока, я шла на репетицию, чтобы петь по вечерам и зарабатывать сыну на реабилитацию, — вспоминает Сабрина. — За все это время Cемен приезжал к нам два или три раза, и я всякий раз была во всем виновата».

СабринаФото: Мария Гельман/VII Agency

В 2016 году Сабрина открыла первый сбор на лечение ребенка. Родственники возмущались, а муж угрожал разводом и снова избивал. «Мы снимали блог, как видеоотчет, ездили реабилитироваться. Я решала все вопросы, связанные с сыном, а ночами Cемен говорил: “Вставай на колени и молись, чтобы ребенок выздоровел” и бил меня».

Насилие продолжалось. Однажды Сабрина осмелилась, выгнала Семена из дома, пошла спать с ребенком. Через полчаса он вернулся с украшениями и говорил ей: «Прости меня, я люблю тебя, я просто сам не свой».

Сабрина верила, терпела и надеялась на лучшее.

Так они прожили еще несколько лет. Сабрина работала в две смены. Она была креативным продюсером в их совместном продакшне, писала сценарии, искала моделей, вела коммуникации. А вечером и ночью — качала ребенка. И снова жуткий недосып, никакой помощи, оскорбления из-за инвалидности Соломона. Дважды, вспоминает Сабрина, она была на грани самоубийства.

В 2019 году Соломон попал в гастроэнтерологию с желудочным кровотечением, бывший муж сказал: «Умрет, так умрет». Сабрина поняла, что у нее уже нет сил разбираться с этим, и за день до очередного концерта они расстались уже навсегда.

Семен говорил, что оставит все накопленные средства ребенку, но в итоге забрал почти все. У Сабрины остались 170 тысяч рублей сбережений, сын и музыка.

Музыка как спасение

Музыка была с Сабриной все это время. Даже пока мы говорим с ней, она продолжает ритмично качать Соломона на руках.

Обычно Cабрина писала новые треки, когда ребенок не спал по ночам. Cын мог просыпаться восемь раз за ночь или каждые 15 минут, громко кричать. Она качала его на мяче всю ночь и напевала разные мелодии. «Ребенок там что-то мурлыкал, и я повторяла эти звуки. Это было интересное переплетение нот, теперь я использую это в своих вокальных решениях. Я всегда писала, когда он был на руках. В этот момент мне казалось, что я живу, что я счастлива».

Cабрина выезжала в студию пару раз в месяц и много работала, боялась, что не будет другой возможности. Она начала выпускать свою музыку, и ей стали писать люди с предложениями. Им нравилось, что она делает. «До 27 лет я никак не воспринимала себя и была всегда недостаточной. А потом я поняла, что все не так. Мои коллеги говорили, что я предлагаю интересные музыкальные решения, потому что у меня нет музыкального образования и я нестандартно мыслю. Они — самые лучшие люди на свете, часто помогают мне бесплатно, это моя большая семья».

СоломонФото: Мария Гельман/VII Agency

Cабрина пишет песни, опираясь на свои переживания, — она переосмысляет их и перерабатывает в новый материал. «Я никогда не знаю, о чем я пишу. Я просто сажусь и пишу обо всем, что я думаю в данный момент, такое некое интуитивное написание песен. Погружение в себя, в свой опыт, где ты находишься, что чувствуешь и видишь. Я выпустила свой первый альбом, и там не было ни одной песни “в стол”. Второй альбом — ни одной песни “в стол”».

Сейчас Сабрина работает с лучшими саундпродюсерами — Esmo Prod, с Fargo или Витей Исаевым. Через свою музыку она хочет поддержать тех, кто тоже сталкивается с насилием и агрессией.

«Я знаю, что где-то есть девочка, которая сидит дома и не знает, что у кого-то такой же опыт и что это ненормально, — говорит она. — Что нельзя терпеть оскорбления и унижения от агрессора, что есть люди, которые могут помочь, что не стыдно быть жертвой, не стыдно рассказать о насилии и просить помощь».

«Я – другая»

Ее жизнь изменилась, когда появился Тимур. Они познакомились на карантине, Тимур работает режиссером и сценаристом. Поначалу Cабрина не воспринимала его всерьез, думала, что он сдуется или подставит ее. Долго отталкивала. «Я сама себя обесценивала и думала, что я недостойна чего-то хорошего. Конечно, ведь мне это с детства вбивали в голову».

Для Сабрины важно, чтобы ее ребенка любили, и, когда она увидела, как Тимур общается с малышом, это ее покорило.

Ее новые отношения полностью строятся на принятии и диалоге, на совместном творчестве.

«У нас нет гендерных стереотипов, мы просто живем и помогаем друг другу, — говорит Сабрина. — Тимур очень заботливый и любящий папа, я не видела такого отношения отцов к детям. Даже Соломон изменился: он теперь спит по ночам, хотя я думала, что я обречена на бессонницу».

Через особое материнство Сабрина поняла, что у нее есть огромные внутренние ресурсы, она поверила в себя. Теперь Сабрина говорит, что рождение Соломона — это лучшее, что случилось в ее жизни, потому что именно особенный ребенок открыл ей глаза на все, что происходило в ее жизни.

Больше всего Сабрине хочется узнать, о чем Соломон думает, о чем мечтает. «Иногда я плачу, потому что я не знаю, чего он хочет, страшно осознавать, что он в заточении своего собственного тела, которое не дает ему выражать свои желания и мысли. Я могу ориентироваться пока только на уровне языка его тела и интонаций, но наверняка ошибаюсь каждый день».

Сабрина долго смотрит на Соломона и говорит: «Я не знаю, что будет с ним и сколько он проживет. У меня нет ожиданий. Я хочу, чтобы он просто был счастлив. Для меня важно просто любить ребенка, важно дать ему правдивое понимание реальности, важно, чтобы он чувствовал себя в безопасности дома и не боялся быть собой».

СабринаФото: Мария Гельман/VII Agency

Последний год Сабрина старается не забывать про себя — учится жить моментом и быть внимательнее к своим ощущениям. Она пошла на психотерапию и перестала общаться с родственниками, которые давили на нее. Для Сабрины это большой и важный первый шаг к себе.

«Мне стало спокойнее и легче дышать. Когда ты постоянно в стрессе, на тебя давят и дергают, сложно прислушиваться к себе. Все эти годы я занималась спасательством кого угодно, но не себя. Я устала быть для других. Терапия, моя музыкальная карьера и школа вокала, гармоничные отношения дома, результаты моего ребенка — я счастлива, все это меня наполняет, и теперь я другая. Я выбрала свободу, любовь, себя и своих детей».

P.S. Пока материал готовился к выходу, Сабрина родила второго ребенка. Девочку назвали Ава Лия.

Редактор — Владимир Шведов