Людмила в парке возле своего дома
Людмила знает, как это.
«Я уже и не думала, что смогу забеременеть. Первые три года замужества мы пытались, но ничего не получалось. Я думала, это возраст. Наверное, где-то в глубине души надеялась забеременеть, но уже не ждала и даже отпустила ситуацию. Мы не виделись с мужем полгода — он был в длительной командировке. Но потом приехал в отпуск домой, и, видимо, длительное расставание и бурное воссоединение как-то способствовали, и даже возраст не оказался помехой», — улыбается Людмила.
После того как они среди ночи в аптеке купили тест и он оказался положительным, радости не было предела. Сначала Людмила думала, что это ошибка, но задержка, тошнота, изжога и положительный тест — все говорило об одном. «Леша очень обрадовался и тогда еще пошутил: “О, две полоски — значит, я лейтенант”, — вспоминает Людмила. — А меня с тех пор называл мамочкой. У него есть четыре дочери от первого брака, и он очень хотел мальчика». Это был август 2020 года. Людмиле тогда был сорок один год, Алексею — сорок пять.
«Я не сразу привыкла к тому, что беременна. Поначалу всего боялась — даже не за ребенка, а за собственное здоровье и возраст. Помню, все думала: а сколько лет мне будет, когда он пойдет в школу? А когда ее окончит? А сколько будет Леше? Мне все время казалось, что ребенку будет стыдно, что у него такие престарелые родители. В общем, дурацкие мысли», — рассказывает Людмила.
Отпуск закончился, Алексей уехал в командировку счастливым, а Людмила осталась дома, готовясь проживать свою беременность. Встала на учет в женскую консультацию и одновременно прикрепилась к роддому возле работы. Все шло нормально, пока не сделали первый скрининг.
Людмила ехала в автобусе после работы (она сильно уставала) и задремала, когда зазвонил телефон. «Это был как будто звонок с того света, видимо потому, что я уснула, — вспоминает она. — В телефоне голос врача сообщил мне, что, согласно анализам, у моего будущего ребенка синдром, несовместимый с жизнью, и что мне срочно нужно приехать в женскую консультацию. Я мало что тогда поняла, наутро им перезвонила, а там уже другой голос сказал мне: “Да не обращайте внимания, они просто перестраховываются из-за вашего возраста, носите спокойно своего ребенка”. И тут я окончательно растерялась».
У Людмилы даже мысли не было, что может быть что-то не так. Она до последнего надеялась, что это ошибка. Но когда приехала в женскую консультацию, врач четко сказала, что у ребенка синдром Эдвардса — хромосомная аномалия, выражающаяся во множественных пороках развития.
«Она мне однозначно сказала, что этот ребенок не жилец, даже если мне удастся его доносить, — рассказывает Людмила. — Причина этого синдрома неизвестна. Может, возраст, может, аборт, который я сделала, когда была молодая, может, еще что-то. И тогда же я узнала, что это девочка».
У Людмилы был срок три месяца, и ей было показано срочное прерывание беременности. Она посоветовалась с мужем, и вместе решили слушаться врачей. Сказать, что Людмила была растеряна и потеряна, — ничего не сказать. «Я не знала, что делать и кому верить. Проконсультировалась с мужем подруги, он гинеколог, и еще с одним врачом, все мне говорили одно: прерывание беременности».
Перед прерыванием нужно было сделать еще один анализ — прокол плаценты, чтобы уже на сто процентов подтвердить диагноз. Людмила все еще надеялась на чудо: а вдруг это ошибка — и тогда прокол навредит ребенку. Что-то внутри нее протестовало. И хотя процедура была уже назначена, Людмила в последний момент поехала к своему духовному отцу, чтобы получить благословение на анализ. «И он сказал, что не благословляет. Что прерывание — это грех, потому что это все равно живая душа и она должна пройти свой путь — столько, сколько ей предназначено свыше. Мы же просили ребенка, вот Господь его нам послал. Получается, что нас не устраивает этот ребенок, мы просили другого — красивого и здорового мальчика, а не больную девочку».
И Людмила не стала делать ни прокол, ни аборт.
Потом выяснилось, что у девочки порок сердца. Что она может жить только в утробе матери — пока она там, ей ничто не угрожает, но, как только она родится, ей сразу нужна будет операция на сердце, а это невозможно, пока малышка не достигнет определенного веса, а вес этот она не успеет набрать из-за порока сердца. Замкнутый круг.
«Сложности прибывали по нарастающей. Я постепенно привыкла к неопределенности — насколько к такому можно привыкнуть. Я не знала, что будет завтра, до какого срока мне удастся доносить дочку, родится ли она и как, а если родится, то в каком состоянии и сколько проживет. Не было даже понятно, в каком роддоме я буду рожать — таких детей принимают не везде. Мы постоянно разговаривали с мужем по громкой связи — я хотела, чтобы дочка слышала его голос и привыкала к папе хотя бы таким образом. А Леша сразу, как узнал, что будет девочка, назвал ее в шутку Фрося. Евфросиния».
На Новый год Людмила с мужем поехали в отпуск. Океан, пальмы, солнце и песок. Они купались, загорали, и казалось, что ничего плохого с ними быть не может, что все это просто страшный сон. Алексей подарил Людмиле кольцо в честь Фроси. А сама Фрося сделала родителям подарок — ровно 31 декабря зашевелилась, постучав маме в живот.
Но сказка кончилась, Людмиле нужно было возвращаться в Москву — и в реальность.
«Один из врачей посоветовал мне обратиться в “Дом с маяком”, но я не сразу это сделала. Мне казалось, если я обращусь в Детский хоспис, это будет значить, что я окончательно потеряла веру в то, что все еще может быть хорошо. А я до самого конца не могла расстаться с этой верой. Я боялась, что со мной будут обращаться как с обреченной».
Но очередной врач, консультировавший Людмилу, дал ей телефон Детского хосписа и убедил, что обратиться туда нужно. Он же инициировал консилиум, на котором ей назначили роддом.
«До декрета у меня не было никаких больниц, все было более или менее нормально. А на седьмом месяце, сразу после того консилиума, мне сделали КТГ, и она показала, что Фросино сердце бьется очень плохо, и меня сразу госпитализировали. Врачи хотели делать кесарево, чтобы спасти ребенка. Я не знаю, как это объяснить, но у меня было какое-то странное предчувствие, что рано. Что не надо кесарево. Меня уже положили в предродовое отделение, поставили капельницы и катетеры, все было готово. А на следующее утро у Фроси была идеальная КТГ. Дочка как будто передумала и решила еще остаться со мной подольше. Леша сказал: “Да она у нас хитрая, конечно, у мамочки в животе как в пятизвездочном отеле, еще бы она хотела вылезать наружу, под нож хирурга”. И кесарево делать не стали».
Когда Людмила вспоминает, как обратилась в «Дом с маяком», ее лицо светлеет. «Для нас с мужем открылся совершенно другой мир, — говорит она. — Сотрудниц фонда мы иначе, как добрые феи, не называли. Оксана Попова, руководительница направления, устроила нам с мужем онлайн-конференцию, на которой все объяснила и расписала, какие у нас есть и будут опции на каждом этапе. Она рассказала, как я буду рожать, что будет с моим ребенком. Сказала, что я смогу увидеть Фросю, в каком бы виде она ни родилась. Что, если потребуется, ей окажут всю необходимую медицинскую помощь. Что я смогу ее обнять, даже похоронить. Что на всех этапах и в любом решении они нас поддержат. Мы были в приятном шоке — а что, так вообще бывает?»
Потом Людмила познакомилась с Татьяной — доулой от «Дома с маяком», которая должна была сопровождать ее в родах, прекрасным врачом Снежаной Игоревной и Аней, куратором перинатальной программы. Говоря об этих женщинах, Людмила берет в руки вазу с сухими цветами — они остались от большого красивого букета, который прислал «Дом с маяком». «Это был восьмой месяц, мне было уже совсем тяжело, а еще грустно и одиноко. А тут этот букет, а в нем открытка — для Фроси. Казалось бы, такая мелочь, но у меня нет слов, чтобы передать, как это меня поддержало. И таких маленьких, но одновременно огромных шагов и действий было очень много за все время, что я общалась с нашими феями».
Людмила всю беременность молилась, чтобы удалось доносить Фросю до девятого месяца. Так и случилось. На майские праздники почувствовала странную тянущую боль в животе, несколько дней она не проходила, и десятого мая Людмила поехала в роддом.
«Меня повели на УЗИ, и врач вела себя очень странно. Спросила, когда последний раз Фрося шевелилась. Позвала коллегу, они переглядывались, говорили друг другу: “Ты видишь то же, что я?” А потом сказали, что сердце не бьется».
Людмила знала все возможные сценарии. Но к этому моменту невозможно было подготовиться.
Людмилу положили в палату, вставили специальную грушу для раскрытия матки, дали таблетки для стимулирования схваток. Рожать было очень больно, но все прошло относительно быстро. Фрося родилась рано утром одиннадцатого мая.
«Я попросила показать мне Фросю, врач немного удивился. Сказал, что, судя по состоянию, она уже несколько дней была мертва. Синенькая, крохотная. У меня началась истерика, и меня перевели в одноместную палату. Приехала Таня из “Дома с маяком”, еще раз принесла мне Фросю, я немного с ней полежала, прочитала молитву. Купила специальную пеленку с крыльями ангела, мы положили на нее Фросю, Таня нас сфотографировала, я отправила фото мужу. Без поддержки “Дома с маяком” ничего этого у меня бы не было. Еще “Дом с маяком” подарил шкатулочку — там ее вещи, все фотографии с УЗИ, пинеточки, кулон, который Аня мне подарила в честь Фроси».
Людмилу выписали на третий день. Вскоре позвонил сотрудник «Дома с маяком» насчет похорон и сказал, что поможет все организовать. В назначенный день у морга ждала машина, кроме Людмилы была еще Наталья, нареченная крестная Фроси (нареченный крестный Иван Васильевич хотя не был на похоронах, но тоже помогал Людмиле), и мама Алексея, бабушка Фроси. Они забрали Фросю и поехали на кладбище. «Дом с маяком» прислал белый гробик с красивым покрывалом, сама Фрося тоже была вся в белом.
«Я одна бы не справилась с похоронами, — говорит Людмила. — Я была потеряна, а они все время помогали и были рядом. Благодаря им похороны прошли без стресса. Нам очень важно, что есть место, где лежит Фрося. Если бы я не знала, где она физически, мне было бы намного хуже. А так у нас есть куда прийти. Через полгода, в следующем мае, мы сделаем памятник». Алексей приехал через три дня после похорон, и они сразу поехали на кладбище.
«Я рада, что прожила этот период до самого конца, — продолжает Людмила. — И что Фросе было хорошо внутри меня. Она чувствовала, что мама с папой ее любят, что у нее уже есть крестная, что ее все ждут и очень хотят увидеть. Евфросиния. Такое оказалось непростое имя — и непростой путь».
Людмила говорит, что очень хочет теперь сама помогать «Дому с маяком», но пока может только деньгами. Нужно еще восстановиться эмоционально — со смерти Фроси пошло только полгода, и пока Людмиле непросто видеть подопечных Детского хосписа. Но она очень надеется помогать именно лично.
«Я не знаю, будут ли у нас еще дети. Если это случится — хорошо. Если нет, значит так надо. У каждого своя дорога, каждый должен ее пройти. Главное — ничего не бояться. Страх очень мешает в жизни, мы зацикливаемся на нем. Я боялась, как поведу ребенка в первый класс, а ребенок не дожил даже до родов. Вот чего надо было бояться. Но тогда я не понимала. Такие люди, как Лида Мониава и вся команда “Дома с маяком”, умеют противостоять страху».
Духовный отец Людмилы сказал ей, что даже молиться за Фросю не нужно. «Она уже как ангел, это она будет за нас молиться. Еще один ангел на небе — и навсегда в наших сердцах. Пятая дочка Леши. И моя девочка».
Перинатальная программа «Дома с маяком» абсолютно бесплатно помогает родителям пройти через то, что невозможно представить. Профессионалы хосписа не только помогают пережить горе, но и делают все, чтобы в их памяти осталось только хорошее — насколько это возможно в такой ситуации. Людмила, даже сквозь слезы, говорит, что ни о чем не жалеет — и это только благодаря «Дому с маяком».
Пожалуйста, оформите пожертвование на работу перинатальной программы.
