Саша
По просьбе фонда «Дети наши» имена всех героев в тексте изменены
Саша хохочет и играет в войну. Стреляет в Дашу из игрушечного пистолетика.
— Умирай, мам, ну умирай! — капризничает Саша.
Даша смеется, но не двигается с места:
— Нет, дочь, простыми пулями меня не убить.
Маленький деревянный дом на окраине Демидова, небольшого города в Смоленской области, ничем не выделяется на фоне других. Внутри две печки, газа нет — приходится использовать баллоны. Туалет на улице — крошечный сарайчик, буквально продуваемый всеми ветрами. Душа и тем более ванны нет. Ярких красок тоже. Наверное, поэтому комната трехлетней Саши так бросается в глаза.
На стенах салатовые обои с огненно-рыжими лисами, повсюду пестрая россыпь игрушек, да и сама Саша — как вспышка в своем розовом кардигане с надписями Love. В семье ее зовут самородком: в три года девочка уверяет, что ей девять, считает, говорит, все время что-то придумывает.
Даша всегда любила детей и давным-давно загадала себе дочку. В какой-то момент надежда, что мечта исполнится, почти угасла: подозрение на бесплодие. Она пыталась лечиться, пробовала зачать, но ничего не получалось. А потом, в двадцать восемь лет, узнала, что беременна.
Беременность началась с переживаний. Сначала умер дедушка, потом, на пятом месяце, Даша осталась одна: биологический отец Саши решил, что ребенок ему не нужен, уехал на родную Украину, и связь с ним окончательно оборвалась.
Даша временно переехала в умирающую деревню Крутели под Демидовом. Больницы и школы там нет, из всех домов жилых осталось только четыре, но в деревне могли помогать родные — мама и бабушка.
— Видимо, на фоне переживаний у меня начались проблемы с сердцем. Сначала на них внимания врачи особо не обращали: «Ребенка под сердцем носишь, сложности всякие на фоне беременности — это нормально». Ребенку было четыре месяца, когда на одном из обследований выяснилось, что все-таки не все в порядке.
Даша стала ездить по врачам — Смоленск, Москва. Диагностировали серьезные нарушения сердечного ритма. Сердце «с ничего начинало часто-часто биться», до 200 ударов в минуту, а потом вдруг замедлялось до 28 (так показал холтер, прибор для кардиоисследований). Чаще всего плохо Даше становилось в горизонтальном положении: стоило прилечь, как сердце снова давало сбой.
И тогда пришел страх: оставить дочь одну.
— Мне стало страшно спать. Часто я спала сидя и просыпалась, когда сердце вновь разгонялось. С ребенком как могли помогали мои бабушка с мамой, но, как мне сказали врачи, любой приступ тахикардии мог стать для меня последним. Я испугалась, что дочка меня потеряет. Пока Саше восемнадцать лет хотя бы не исполнится, нельзя мне умирать.
Врачи предложили Даше сделать РЧАсердца. На операционном столе неожиданно выяснилось, что местная анестезия не сработала в области паха.
— Я застонала от боли. Врач спросил: больно? Я ответила: больно. Но врач ничего не мог сделать: он должен был продолжать.
Даша терпела ради дочери. Она очень хотела жить. Стопроцентных гарантий, что Даша поправится после операции, не было, но с тех пор, как прошла операция, проблем с сердцем не возникает. Но за лечение и жизнь в Москве во время обследований пришлось платить из своего кармана.
Даша взяла кредит 30 тысяч и кредитную карту — еще на 50. Она работала поваром в местном санатории, и казалось, что со временем с долгами удастся расплатиться. Даша очень хотела, чтобы ее дочка жила хорошо, и решилась купить полуразрушенный дом в Демидове в ипотеку. Лучше она себе позволить не могла.
Даша мечтала отремонтировать дом и поселиться там с дочкой, но в 2020-м началась пандемия, потом — карантин, и в санаторий перестали пускать постояльцев. Работы у Даши не стало, а кредиты с ипотекой никуда не делись.
Знакомые еще во время отлучек Даши в Москву на лечение начали спрашивать: «Не боишься, что ребенка у тебя отберут, что опека вмешается?»
Страх стал больше, сильнее.
— Однажды в автобусе я случайно услышала про фонд «Дети наши». Я решилась обратиться за помощью. Позвонила в фонд и сказала: «Есть я, маленький ребенок, недостроенный дом, а еще куча долгов и кредитов. И больше ничего нет». Через пару дней ко мне приехала социальный педагог Надежда.
Даша пришла в фонд «Дети наши» с конкретным запросом: помочь с ремонтом дома. Ей пообещали помочь.
— В итоге фонд много чего облегчил в нашей жизни: нам купили гипсокартон, привезли детские обои, кровать для Саши, а летом помогли со вспашкой огорода.
Теперь Даша почувствовала, что у нее появились тыл и поддержка. Она нашла работу на местном предприятии по расфасовке мягких игрушек и познакомилась с молодым человеком, который женился на ней и удочерил маленькую Сашу. Его девочка зовет папой.
Стало казаться, что жизнь наладилась, и необходимость в помощи фонда как будто исчезла. Но летом снова начались проблемы. Сначала заболела бабушка: ее госпитализировали с коронавирусом.
Потом случилась беда с маленькой Сашей.
— Мы с мужем и дочкой временно переселились в общежитие. Надо было подготовить дом к переезду. У нас там нет стиральной машинки, я всегда стирала руками. Поставила греться воду — просто в таз положила кипятильник. Саша собиралась гулять, за ней как раз пришла моя племянница, она постарше. Дочка взяла самокат, сделала буквально пару шагов и врезалась в дверной косяк, отскочила назад — а комната-то у нас маленькая — и села прямо в таз с кипятком.
Скорая приехала быстро. Дашу с дочкой повезли в Смоленск. В больнице их встретили холодно: «Опять этот ваш дурной Демидов. Вы что, детей там варите?»
Даша поинтересовалась, есть ли угроза жизни для ее девочки, и ей коротко ответили: «Есть».
Сашу с ожогом 30 процентов сразу положили в реанимацию, одну. Даша уговорила позволить ей переночевать на свободной кровати в одном из отделений, но утром врачи отправили ее домой. Остаться с дочерью не разрешили.
Никого видеть и слышать Даша не могла, ни родных, ни близких. Не хотела тревожить проблемами, пока все не прояснится. Была не в силах выслушивать советы или критику. Вызвала такси, поехала до кафедрального собора Успения Пресвятой Богородицы и стала молиться за Сашу.
Выйдя из собора, Даша остановилась в растерянности.
— Хотелось с кем-то поговорить, а поговорить как будто было не с кем. И я вдруг решила позвонить Наде из фонда. Надя разговаривать не могла, но сразу написала смс: «Что случилось?» Я ответила: «У нас беда, Сашка в реанимации». Надя среагировала мгновенно. Она попросила меня оставаться на месте. «Сейчас придут наши люди», — сказала она.
Вскоре приехали Денис и Игорь, психолог и социальный педагог фонда. Даша, казалось, была в прострации, не могла связать несколько слов. Денис с Игорем долго разговаривали с ней на ступенях собора, пока Даше не стало легче, а потом позвонили в больницу и удостоверились, что с Сашей все хорошо.
Сама Даша позвонить не могла, ей было сложно и страшно сосредоточиться на словах врачей.
— В больнице говорили: «У Саши состояние тяжелое стабильное». Меня это пугало. Я только со временем поняла, что легкого стабильного состояния в реанимации быть не может, но тогда я этого не осознавала.
Фонд помог Даше добраться из Смоленска в Демидов. После этого с ней начал работать психолог Денис. «Он молодец-молодец, отвлек меня ото всего», — говорит Даша. Она вновь почувствовала, что у нее есть тыл. Даша знала: можно позвонить в фонд в любой момент, там всегда помогут. Это ощущение поддержки помогло продержаться десять дней, пока Саша лежала в реанимации.
К дочери Дашу по-прежнему пускать отказывались. Женщина ездила в больницу и передавала Саше еду, а потом возвращалась домой и просто ждала, когда ее девочка вернется.
— Я не знаю, как я жила. Казалось, время просто стояло на месте. Одно слово: ужас. Я жила от звонка в больницу до звонка.
Когда Саша впервые после разлуки увидела маму — заплакала. Даше казалось, дочь смотрела на нее как на предателя. «Мама всегда была рядышком, маму просто не пускали», — раз за разом повторяла Даша девочке. В конце концов в отношениях с дочкой все стало по-прежнему, но больницу Саша так и не смогла забыть. Каждый раз, когда мама уходит, она начинает волноваться: «Мама, ты куда? Ты меня не бросишь?»
Самой тяжелой после выписки для Саши стала первая неделя. Ходить было больно, сидеть тоже. Даша заново учила дочь делать первые шаги. Кроме того, после возвращения Саши домой появились новые расходы. Лечение дочери оказалось для Даши и ее мужа дорогим. Одна только мазь, заживляющая ожоги, стоила 600 рублей за тюбик, а хватало ее на день. У Даши оклад 12 тысяч, у ее мужа 13, вместе с премиями в месяц выходит немногим больше 30 тысяч на троих с ребенком.
Лекарства могли бы стать существенной статьей расходов, но тут семью снова выручил фонд: помог с оплатой бинтов, перекиси, одноразовых пеленок, мази.
Пока мы разговариваем, Саша сосредоточенно строит больницу из подаренного фондом конструктора. С ней на полу сидит тетя Надя. Со стороны может показаться, что это и правда Сашина родная тетя. На самом деле Надежда — социальный педагог фонда «Дети наши». Просто за это время уже стала своей.
Даша и ее семья — не единственные, кому помогает фонд «Дети наши» в Смоленской области. Регион считается дотационным, 16 процентов семей с детьми живут здесь за чертой бедности и нуждаются в поддержке. Фонд тоже в ней нуждается, чтобы иметь возможность оперативно помогать своим подопечным и платить зарплаты сотрудникам, а также реализовать социальную программу «Не разлей вода» по профилактике социального сиротства. Даже небольшое, но регулярное пожертвование может дать возможность фонду помочь еще одной семье и вернуть в ее жизнь надежду на будущее.
