Таня фотограф, ей 35 лет, у нее двое детей: девятилетняя дочка Марта и сын Федя, которому скоро 12. У Феди расстройство аутистического спектра. В декабре прошлого года Таня выпала из окна седьмого этажа. Чудом выжила, но получила множество травм. Спустя три месяца одну ногу пришлось ампутировать. Поэтому она и приехала на Чистые пруды на коляске.
Самый тяжелый период в жизни
Когда началась специальная военная операция, у меня был самый тяжелый период в жизни. Я только что выписалась из больницы, у меня был очередной ковид (третий по счету) с ужасными последствиями, не было протеза на ноге, я еле вставала с кровати. И тут все друзья в начале марта начали уезжать: многие из них — врачи и журналисты. Они мне приносили и оставляли свои цветы, и скоро в квартире вся стена стала зеленая. Когда я смотрю на количество растений, то всякий раз осознаю, как много моих близких людей уехало из страны.
Сначала я тоже думала, что нужно уехать. Но на протезе это очень трудно, к тому же у меня плохой английский. И я решила подождать. Было очень тяжело, пока я проходила реабилитацию, но дети мне все время помогали, несмотря на то, что с Федей иногда непросто из-за его аутизма. Марта очень в быту помогала. Мы с ней договорились, что, когда у меня будет протез, она неделю ничего не будет делать.
Протез я ждала полгода — из-за санкций он очень долго ехал из Германии и вот приехал буквально две недели назад. Я с ним освоилась, но все равно не могу ходить, потому что вторая нога как-то не так срослась, в итоге я могу стоять максимум минут пять. Непонятно, как решить эту проблему, я уже смирилась с мыслью, что буду всегда передвигаться на коляске. Это далеко не самое страшное. Я пытаюсь жить максимально полноценной жизнью, хотя в нашей стране людям с инвалидностью непросто. У меня, например, была целая война с «Яндекс.Такси», потому что их таксисты не хотели брать меня с коляской. Я уже решила для себя, что буду социальным активистом. Ненавижу словосочетание «с ограниченными возможностями» — я считаю, все люди имеют право на равные возможности.
Нужна видимость
Несмотря на все, что со мной произошло, я постепенно практически вернулась к прежнему образу жизни. У меня очень поддерживающие друзья, я активно занималась реабилитацией. До аварии я была фотографом и остаюсь им, но теперь больше переключилась на продюсирование и SMM, а недавно выучилась на веб-дизайнера, чтобы иметь возможность работать удаленно. Фотографировать в студии я могу (на коляске это даже удобно!), а вот репортажная съемка для меня теперь почти недоступна.
Я давно в разводе, но бывший муж принимает активное участие в жизни наших детей. Он сейчас живет и работает в Дании, и три недели назад я отправила к нему Федю и Марту.
На самом деле, именно их отъезд подтолкнул меня выйти на митинг. Но задумывала я это давно. Когда Марина Овсянникова вышла в эфир Первого канала с антивоенным плакатом, меня это очень вдохновило. У меня появилось ощущение, что я не одна. Меня уже спросили, зачем я вышла и что это изменит, но я считаю, что обязательно нужна видимость. Это помогает остальным почувствовать и увидеть, что они не одни, потому что у людей вокруг очень много отчаяния. У меня отчаяния нет — я и до своего падения пережила много всего: насилие в детстве, одиночество и несправедливость в подростковом возрасте. За себя я уже не боюсь, но вот за детей — да. И не могу себе позволить, чтобы они видели, как их мать заберут и посадят в тюрьму. Ощущение, что они в безопасной стране, дало мне силы выйти на митинг.
Получилось все не так, как я планировала. Я собиралась пойти на шествие с другими женщинами, оно должно было начаться в пять вечера, но, когда я приехала на Чистые пруды в 17:20, там уже никого не было. Я проехала бульвар до конца, никого не увидела и подумала: зачем тогда я сюда приехала, либо сейчас, либо никогда. И я достала плакат. Получилось все спонтанно, хотя плакат я придумала накануне. Меня вообще эта тема тревожила, что с боевых действий многие мужчины вернутся с ампутированными конечностями — и это будет беда. Это боль, шок, испытание. Ладно я — я семь лет в психотерапии, у меня крепкая психика, но вот мужчинам это будет очень тяжело.
Хотела посмотреть, как они меня будут арестовывать, заносить на коляске в автозак и размещать в отделе полиции — кстати, как у них там с доступной средой? Так что меня даже удивило, что меня не арестовали. Только отобрали плакат, и все. Стали смотреть на меня, а я на них. Даже ничего не сказали.
Потом я просто развернулась и поехала прочь по бульвару. Там стоял следующий полицейский кордон, а передо мной был бордюр, который я не могла преодолеть на коляске. И тут я вижу, ко мне бежит «космонавт», и думаю: ну все, они все-таки решили меня забрать. Но он подбежал и начал помогать мне преодолевать препятствие. Я от удивления сказала ему, что думала, будто он меня бежит арестовывать. А он так удивился, мол, за что? «За то, что я с плакатом вышла». Он ответил: «А вы что, против?» — «А вы что, за?» — «Да, мой дед воевал, и я пойду». — «А что ж вы не воюете тогда?» В общем, странный сумбурный разговор у нас вышел. В итоге он ушел, а я поехала дальше.
Мой план — быть с детьми
После моей акции мне написали несколько человек с ампутированными конечностями — предложили как-то скооперироваться и устроить совместный митинг. Но я не готова что-то такое возглавить. Что могла, я сделала. У меня дети, которым я правда нужна.
На случай ядерной войны я хочу быть с ними. На самом деле, это моя ключевая мотивация. Когда я представляю, что самое ужасное может случиться, то думаю, какой у меня план на этот случай. И понимаю, что мой план — это быть с детьми.
Поэтому, думаю, теперь настало время уезжать. Я хочу переехать в Европу, к детям. Но проблема в том, что я очень зависима от медицины — у меня сломан крестец, постоянные боли, многие органы малого таза до сих пор работают не так, как надо. Мне нужно сначала привести свое здоровье в более-менее сносный вид, чтобы быть в состоянии вообще хоть куда-то уехать. Пока что я даже технически не очень представляю, как я одна — с двумя чемоданами, на коляске — куда-то лечу. Но сделать это все-так придется, потому что быть рядом с детьми в России теперь небезопасно, а без них я не могу.