Ольга Воронина не профессиональный фандрайзер, не училась этому на курсах и не работает в благотворительном фонде. Она ходит на своих ногах и растит здоровую дочь. Но, однажды посмотрев на ребенка, который не мог ходить, а потом «сел и поехал», она стала волонтером фонда «Продвижение». Фонд помогает людям на инвалидных колясках, и вот уже год, как Ольга «ставит детей на ноги». С ее помощью 21 ребенок пошел в школу, вышел на детскую площадку, отправился в детский сад, устроил бардак дома, сам выгулял собаку, сам сходил в аптеку и в магазин.
«Подопечные фонда — дети с ДЦП, спина бифида, СМА, — рассказывает Воронина. — Вылечить их мы не можем, но можем улучшить качество их жизни. Инвалидные коляски в России для детей до пяти лет просто не производят. Но ребенок в два года уже может носиться сам! И вот наконец Kinesis начал делать в России легкие удобные детские коляски. Они стоят очень дорого — от 160 до 190 тысяч. Многим родителям такие недоступны. Поэтому я помогаю “Продвижению” закрывать сборы на них — просто рассказываю в соцсетях про детей, которым нужны коляски, и собираю деньги».
Компанию Kinesis основала предпринимательница Ольга Барабанова. Сначала она занималась производством легких и надежных велосипедов для детей и подростков, а потом задумалась о детях, которые не могут ни крутить педали, ни шагать. Государство выдает им инвалидные коляски для взрослых, в каждую из которых может поместиться по два ребенка, а одному не удается даже дотянуться до колес. Либо — неактивные коляски, то есть ребенок сидит, а мама его везде возит. И в школу, и в туалет, и на детскую площадку. Даже в 12 лет. Ольга понимала: инвалидные коляски для ослабленных детей должны двигаться от самого легкого прикосновения рук. И команде Kinesis удалось спроектировать ультралегкие складные алюминиевые и карбоновые коляски для детей и взрослых. Если у родителей были средства или ребенок становился подопечным фонда, активную коляску ему покупали за границей.
Сборы на активные коляски закрывают волонтеры «Продвижения». Самому маленькому подопечному фонда 10 месяцев, а самому старшему — 55 лет.
Девочка в рваных колготках
Ольга Воронина родом из Дагестана, старшая из четверых детей. Мама — дагестанка, отец — русский. Родители переехали в Москву, когда Оле было 11 лет. Жили трудно. Сразу после переезда Оля стала работать курьером: развозила по городу документы.
«По незнакомому огромному городу я ездила с бумажной картой. Могла одну доставку делать по пять часов, потому что постоянно блуждала. Однажды зимой я искала больницу. Подхожу по адресу, а это жилой дом. Я не понимаю, что делать, стою и рыдаю. На мне летние кроссовки, холодно ужасно. Ко мне подошла бабушка, спросила, чего я плачу. И помогла найти нужное здание. И я это так запомнила! С тех пор всегда останавливаюсь, когда вижу, что кому-то надо помочь, открываю навигатор и объясняю дорогу».
Из уважения к матери и семье Ольга старалась ни в чем лишний раз им не перечить. Хотела стать психологом, но родители отнесли ее документы в бухгалтерский колледж. Бухгалтерский учет навевал тоску, а любимое дело нашлось гораздо позже, когда она набралась отваги и самовольно выучилась на парикмахера. Восторг, одни пятерки и красный диплом. Днем Ольга стригла, ночью стояла за барной стойкой. По традиции рано вышла замуж, старалась быть «хорошей женой». Но быстро поняла, что из традиционного брака ничего не выйдет. Какое-то время жила с мужем, чтобы «не позорить семью». Развелась. Во втором браке родилась любимая дочка Лали.
Муж сказал Ольге: «Не хочешь — не работай». И она согласилась. Ходила в спортзал, варила борщи. Но однажды подруга предложила Ольге стать Дедом Морозом для одного из детей в социально-реабилитационном центре в Мытищах. Там жили дети, изъятые из семей до определения их дальнейшей судьбы. Воронина слишком легко согласилась.
«Я узнала, что там еще есть девочка, мама которой, наркоманка, умерла. Девочка просила в подарок на Новый год куклу. Я купила самую дорогую и поехала. И вот выходит ко мне навстречу этот ребенок, очень похожий на мою дочь, только старше. И на ней резиновые шлепки и колготка порванная. А я пришла с этой сумасшедше дорогой куклой. И меня это так разболтало! Я эту колготку на всю жизнь запомнила. Возможно, отозвалось мое бедное детство. Мы тогда носили кроссовки до тех пор, пока большой палец не прорывался наружу. Я начала помогать ей. Купила одежду. Потом выяснилось, что в центре еще 15 таких детей. И я стала помогать всем. У меня в инстаграме было тогда 200 подписчиков. И я начала писать: “Может, вы хотите тапочки ребенку купить?” Подписчики переводили деньги. И вот так, шажочек за шажочком, я втянулась в благотворительность… А дальше как в тумане».
Ольга начала активно волонтерить. К реабилитационному центру прибавились дом престарелых, хоспис, детский дом.
«В детском доме я дарила детям подарки на день рождения. Но иногда могла директор позвонить и сказать: “Оль, нам нужен килограмм сахара”. И я покупала. Или звонили из дома престарелых и говорили: “Вот на эту бабушку нужны особенные памперсы или спецпитание”. И пока они это все по бумажкам выбьют… А я раз — и сделала. А еще мы делали концерты для дома престарелых. Бабушки обожают песни. В общем, я очень активно везде помогала, но делала это неправильно. Я все время ждала благодарности… Я разводилась. С ужасом готовилась искать работу. Хотелось сочувствия и внимания, каких-то хороших слов в свой адрес. И если мне за мои добрые дела не говорили спасибо, я расстраивалась. Такая садилась: “Так, почему меня никто не хвалит?” Ну это я утрирую, конечно, но ощущения и мысли такие были. Вообще, человек, который только приходит в помощь, часто эгоист».
88
Однажды Ольге позвонила куратор из «Дома с маяком». Она рассказала про 18-летнего Никиту, у которого саркома Юинга. Парень не встает с кровати, а через два дня у него день рождения. Он мечтает поговорить с хоккеистом Александром Овечкиным. Попросила помочь его найти.
«Я тогда жила в Мытищах, не знала никого, собиралась с ребенком на море, — вспоминает Ольга. — Какой Овечкин? Найти его было как Путину позвонить».
Но когда Ольга прилетела на море, все же не выдержала и написала пост.
«Написала и начала трястись. Всегда очень стыдно обосраться. Есть несколько мечт, которые я не выполнила, и мне очень стыдно: перед детьми, перед собой и перед людьми. Когда открываешь сбор — это очень страшно. А если не закрою? И я маньячу просто. Для меня это личный вызов — закрыть сбор, это очень важно. И с Овечкиным, представляешь, получилось! Было очень много репостов, и его нашли. Он тогда был за границей и позвонил Никите по фейстайму».
Когда Ольга вернулась, она поехала к Никите знакомиться, привезла ему кучу подарков. Красивый парень, хоккеист, лежал в памперсе и смущался. Они подружились, стали переписываться.
«Меня поражало в нем то, что он никогда не жаловался. Ему было очень больно, его накачивали обезболивающими. Но когда я в переписке спрашивала его: “Ты как?” (это сейчас я понимаю, что это тупой вопрос. Ну человек умирает, как он может быть?). Так вот он всегда отвечал, что все нормально. И последнее, что он мне написал: “Все будет хорошо”. А через пару дней Никиты не стало. А мы с ним договаривались, что я к нему приведу мастера, и он ему сделает татуировку. Он играл под номером 88, очень хотел набить восьмерки себе. Не успели. И я его восьмерки себе сделала, такие как бы две бесконечности.
Когда Никита умер, я очень страдала. И его спокойствие, его принятие болезни, хотя ему было дико больно, меня перевернуло. Мне почему-то стало очень стыдно, что я жду, что мне кто-то скажет спасибо за мои добрые дела. Благодаря этому пацану я поняла, что надо либо делать от души, либо вообще не делать. Помог — иди дальше. И с тех пор я так и делаю».
Теперь Ольга не задает «тупых вопросов». Если захотят — расскажут сами. Теперь она рассказывает истории, свои и чужие. Много шутит. Маленькие и взрослые пациенты смеются, их мамы улыбаются. Ольга говорит: «Я выхожу от них без сил, но с ощущением того, что все делаю правильно».
«Кладбище умерших детей»
Адресную помощь многие фонды не одобряют. Собирать деньги на личную карточку — ненадежно и непрозрачно. На каждый честный сбор, закрытый по всем правилам, приходится несколько фальшивых. И любой эксперт подскажет, что проблемы надо решать системно, иначе они будут всегда, а собранные средства помогут одному человеку вместо 80. Ольга это понимает, но делает по-своему.
«Я знаю, что все серьезные фонды пытаются глобально проблемы решать, а я так не могу. Я чувствую счастье, когда дарю детям подарки. Последний раз в онкоцентре два малыша лежали — четыре и пять лет. Попросили планшеты. Я много лет сама говорила, что мы не дарим планшеты. А тут я села и вспомнила, как мама больного мальчика мне однажды сказала: “А если ребенок лежачий, ему больно, ему надо отвлекаться как-то. Ну да, почитала я ему сказку, ну пособирали мы лего… Но я двадцать четыре на семь там, с ним. И я не могу отвлекать его от боли постоянно”. И я переобулась. Я теперь дарю детям планшеты. Недавно собрала мальчику на игровой ноутбук. Ему 16, и он прозрачный… Неизвестно, сколько ему осталось, но он хочет играть сейчас!»
Помогать онкобольным детям морально очень тяжело. Ты знаешь, что ребенок не выживет, но привязываешься к каждому. Ольга говорит, что у нее есть «внутреннее кладбище умерших детей». Она скорбит обо всех и ненавидит, когда ей говорят: «Не бери это близко к сердцу».
«Если бы человек, который занимается благотворительностью, мог не брать близко к сердцу, он бы этим не занимался, — говорит она. — Да, это выматывает. Это тяжело. И просить деньги тяжело. Раз в несколько месяцев я ухожу из благотворительности с криками: “Все, не могу, надоело попрошайничать! Все это надоело…” Я выгораю, ложусь и прям умираю. Потом встаю, и все начинается снова… Часто меня спрашивают: а почему ты помогаешь? А я не знаю… Потому что могу. Потому что хочу. Потому что мне больно, если я не помогу. Я какая-то адреналиновая наркоманка. Когда помогаешь — это и боль, и радость. На это подсаживаешься».
«Наши подопечные — супергерои»
В телефоне у Ольги гигабайты видео. На них дети ездят в крошечных, будто кукольных, инвалидных колясках. Кружатся, хохочут, показывают мамам, как быстро умеют гонять.
Вот двухлетняя девочка, еще толком не умеющая говорить, берется за колеса, разворачивается на месте и хохочет. А вот мальчик делает неуверенные первые «шаги» по комнате. Его ладошки легко справляются с коляской. Мальчик визжит от радости.
«Это такое счастье, когда видишь, как ребенок, который мог только сидеть и лежать, впервые садится в такую коляску! У него лицо сразу меняется, он становится счастливый! Одному мальчику со spina bifida полгода назад мы подарили коляску. Он пристегнулся, взялся руками и… поехал. Это невероятно! Так на ней рассекает теперь!»
Все сборы Ольга ведет в инстаграме. На нее подписано 10 тысяч человек.
Она не очень любит собирать на свою личную карту и всегда размещает еще ссылки на сбор фонда, но все-таки на карточку собирать быстрее: «Мои друзья иногда мне кидают такие суммы, которые сразу позволяют закрыть сбор. Им удобнее так, чем вбивать данные в форму для пожертвований».
Ольга не пишет длинных слезливых текстов. Она «заманивает» на сбор своими красивыми фотографиями, шутками, рецептами, обещаниями и обетами. Она показывает лица детей, а потом делится собственной радостью: маленькими личными видео, которые ей присылают гонщики на колясках. Каждый сбор начинается со страха подвести. А заканчивается общей радостью.
Привет, ребята! Я хочу вам рассказать про чудесного мальчика, моего земляка, умничку и настоящего героя — Зейда. Малышу два года и восемь месяцев. Его мама вкладывает в него все свои силы, любовь и веру. Диагноз Зейда — spina bifida. Для того чтобы мальчику стать самостоятельным, быстрым и свободным, ему нужна легкая инвалидная коляска. Тогда он сможет гулять наравне с другими детьми. Тогда его родителям будет легче. Тогда я буду засыпать и просыпаться с мыслями о том, что сделала мир лучше. Мои друзья, @fond_prodvizhenie, открыли для малыша сбор. Коляска для Зейда стоит 160 000 рублей… (из инстаграма Ольги Ворониной)
«На меня подписаны эмпатичные люди, которые после текста о больном ребенке лягут и будут неделю плакать, — говорит Ольга. — Поэтому я не давлю на жалость или психику. Не манипулирую: “Если мы не соберем, он погибнет”. Пишу, что этот ребенок хочет быть особенным. Я всегда говорю, что наши подопечные — не инвалиды, они супергерои. Мы можем подарить детям “ноги”, подарить движение».
Ольга открывает сборы один за другим, практически без передышки. Потому что просьбы о помощи не заканчиваются.
«Вот вчера я выложила сбор на подопечную, которая три года болеет. Они с папой лежат в Горбачева, попросили электросамокат. Папа хочет ее возить. Вечером я написала пост и сразу собрала. Сейчас пишет мама оттуда: у ребенка рак, тоже хотят самокат. Я вечером напишу пост и, думаю, быстро закрою: самокат недорогой. А завтра буду начинать еще один сбор, уже на коляску. А еще ведь смотря для кого собираешь. Если это светленький хорошенький русский ребенок — сбор закрывается за три дня. А если темненький нерусский мальчик — то две недели. И все эти две недели я собираю так, что душа на разрыв. Я сама из Дагестана, я помню все это, как тяжело быть не таким, как все. Когда я в школу пришла в Москве, классная мне сказала: “Понаехали, черножопые”.
Но я ей благодарна. Я, может, поэтому только человеком стала, что хотела ей доказать, что черножопые — люди».
Ольга понимает, что, если постоянно собирать деньги, погружаться в чужую боль и пытаться помочь всем, можно быстро выгореть. Конечно, она старается отвлекаться. Кроме благотворительности и работы у нее есть дочь, с которой она обожает проводить время. Есть личная жизнь. Вечеринки. И книги.
«Я люблю читать, я так отдыхаю. Но читаю говнину. Чтобы не одной умной мысли в книге — это важно. “Ведьма полюбила дракона, дракон полюбил эльфийку, а эльфийка никого не полюбила!” Такое. И про вампиров книжки обожаю. Мне стыдно, но меня это расслабляет».
Ольга работает пиарщицей Академии парикмахерского искусства. Говорит, это дело мечты. Ей всегда интересно, и команда поддерживает ее волонтерскую деятельность и даже помогает.
«Я прямо в рабочий чат иногда истории закидываю. Коллеги скидывают мне деньги, некоторые любят сами покупать что-то для моих подопечных. Многих девочек мы преображаем у нас бесплатно. Я всегда мечтала работать с классными людьми, чтобы была поддержка, команда. И наконец-то это сбылось».
Один из недавних Олиных постов звучал так:
Я, с одной стороны, воодушевлена, а с другой — обесточена. Огромное количество запросов на помощь, физически не вывезти. На коляску для Мирона осталось собрать 29 701 рубль. После того как закрою, буду отдыхать минимум месяц. (Хотя кому я вру, честное слово.)
А одну мечту исполнить не успели. Малышка не дождалась своей куклы. Так тоже бывает. Я узнала об этом вчера. Ревела. Ну вот не успели. Надо было раньше. Именно поэтому всегда тороплюсь, никогда не знаешь, как сложится судьба того или иного ребенка. Хочется успеть порадовать.
Да, Ольга соврала подписчикам: как только сбор на Мирона закрылся, она открыла новый. Потому что может.