На заводе по производству косметики одновременно работает несколько конвейеров. На одном могут разливать кондиционер для волос, тут же, на следующем, — крем для рук совсем другого бренда. Возьмем, к примеру, линию, где разливают шампуни. В начале конвейера специальный аппарат, за которым сидит работник, заполняет флаконы. Дальше — уже другие работники закручивают на них крышки. Следующие выравнивают товар по линейке, чтобы лазер мог прописать на дне срок годности.
Потом на шампуни надевают пленку. Это тяжелая работа. Корейцы ее, как правило, не делают. На такие линии ставят иностранцев без рабочей визы, которые находят временную работу на заводах. Таких, как я.
Шампуней очень много, они идут и идут, а я должна успеть взять лист пленки, раскрыть, как полиэтиленовый пакет в супермаркете, и натянуть на бутылку. Замешкалась, пленка в стопке слиплась — шампунь ушел. И вот уже три банки ушло и так далее. Надо успевать здесь и сейчас. И так два часа на скорости. Раз-два, раз-два, раз-два. Потом перерыв 10 минут. И снова раз-два, раз-два, раз-два.
Иногда я думаю: как я здесь оказалась, что я делаю?
Любовь с первой поездки по автобану
Я влюбилась в Южную Корею, когда приехала сюда в командировку в 2018 году. Мне кажется, в тот же момент, как вышла из аэропорта. Ну хорошо. Может быть, я вышла из аэропорта, нас посадили в машину, я посмотрела в окно и увидела, какая это классная страна. Мы ехали по какому-то автобану, вокруг были небоскребы, все было невероятно красиво. Я была под впечатлением, несмотря на то что до этого ездила в Гонконг, тоже современный азиатский город. Это не было первой моей заграницей.
Тогда я жила в Хабаровске и работала корреспондентом на региональном телеканале. Редакция поручила мне снять в Южной Корее репортаж о медицинском туризме. Считается, что здесь лучше развита медицина, поэтому состоятельные дальневосточники ездят в Корею лечиться. По крайней мере, так было раньше, когда существовал прямой рейс Хабаровск — Инчон. Долететь можно было за три часа.
В Южной Корее сразу бросается в глаза, что все вокруг сделано для людей. Пошел в парк, в кроссовки забился песок — на выходе из парка увидишь воздушный пистолет. Снимаешь ботинок, продуваешь воздухом обувь — весь песок вылетает. На улицах скамеечки, где ты можешь посидеть, фонтанчики для питья, туалеты на каждом шагу. В Хабаровске была великая проблема в центре найти туалет. Это мелочи, но они привлекают. Еще транспортная доступность: тут можно сесть на метро и уехать просто на другой конец страны.
Я вернулась домой и рассказала, как классно в Корее, своему мужу Вове. Его дед был корейцем, но Вова никогда не интересовался своими корейскими корнями. Я смогла убедить мужа вместе съездить на родину его предков. После этого и он загорелся идеей переехать. Мы начали выяснять, как это можно сделать, и оказалось, что в Южной Корее есть программа переселения для этнических корейцев, под которую подпадал и Вова.
Мы не торопились с переездом, решили сначала пойти на языковые курсы, чтобы ехать в страну, зная корейский. Задерживала нас еще и квартира, которую мы купили в 2017 году на этапе застройки. Пока дом строили, пока мы делали многострадальный ремонт… В итоге мы въехали в квартиру только в январе 2022-го. К тому моменту мы уже подумывали остаться в Хабаровске. Все устаканилось. Вова получил повышение, меня пригласили на радио работать.
Но случился февраль.
«Короче, надо валить»
Я помню, у Вовы в конце февраля была дистанционная учеба, и он сидел дома. Я прихожу с работы, он мне говорит: «Ксюша, садись за компьютер. Будем оформлять справку об отсутствии судимости». Она нужна, чтобы переехать в Корею».
Муж сказал: «Непонятно, что будет в этой стране… Короче, надо валить».
Мы обратились в туристическую компанию, которая сотрудничает с консульством во Владивостоке. Они сами отправляли туда все, записали нас на прием. Нам надо было собрать стопку документов: например, свидетельство о смерти деда, где было указано, что он кореец. Вова собирал старые семейные фотографии, составлял древо семьи. Решение, давать нам визы или нет, приняли буквально за пару недель. Если считать время, потраченное на подготовку документов, то на все про все ушло полтора месяца.
Из-за кота мы решили большую часть пути в Южную Корею проделать на поезде. Дорога заняла почти четыре дня. Как я уже говорила, прямой рейс в Инчон из Хабаровска отменили. Лететь можно только с несколькими пересадками, а у нас шотландский вислоухий кот, который весит семь килограммов. Он слишком тяжелый для перевозки в салоне, а в багаже его везти нельзя из-за приплюснутой морды. Поэтому мы на поезде поехали в Улан-Удэ. Оттуда тоже на поезде в Монголию — и дальше на самолете в Южную Корею.
Авиакомпанию мы обманули. Нас попросили прислать фотографию с котом на весах. Как сейчас помню, после ремонта остался лишний светильник. Мы взяли, поставили его на выключенные весы, включили их, убрали светильник. И на табло высветилось не «0.0 кг», а «-1 кг». Посадили на весы кота, и он стал весить шесть килограммов. В монгольском аэропорту нас никто про вес не спросил. Милый котик. Мур, мур, мур. И все.
Кот-нелегал
Я переживала, как в Южной Корее теперь относятся к русским, потому что везде транслировалось, что за границей нас теперь не любят. Оказалось, что у корейцев свои погремушки: они живут в своем мире. Они больше смотрят, что происходит в Китае или в Америке. У них, кстати, по телеканалам показывают сюжеты про СВО, Зеленского часто можно услышать, но нет такого, что к русским относятся плохо. Во-первых, это все как-то далеко от них, а во-вторых, они понимают, что простые люди тут ни при чем.
Помню, момент был: мы пришли в кафе возле дома, а тогда как раз в Крыму взорвали мост. Подошла девушка и спросила, все ли в порядке с нашей семьей. Для них, если взорвали Крымский мост, значит, где-то там рядом наш дом. У них нет представления о том, насколько Россия большая.
В поисках квартиры тоже не было проблем с тем, что мы из России. Один хозяин отказал, потому что не хотел сдавать в принципе иностранцам. Больше сложностей было из-за кота.
В Южной Корее квартиры ищут через риелторские агентства. В первый день мы прошли три агентства, и нигде нас не хотели принимать. Говорили, с котом снять квартиру нельзя. Целый день пытались, а толку никакого. Решили дальше не говорить про кота. Пусть он у нас будет нелегалом. Пошли в новое риелторское агентство и в тот же день нашли квартиру.
Хозяева к нам не заходят. Всего один раз пришлось просить их прийти, когда у нас отключился интернет. Я перед их приходом чистила линолеум, чтобы ни одна шерстинка не налипла на носки. Высыпала наполнитель из лотка, лоток спрятала в чемодан: вдруг они пошли бы осматривать шкафы. Когда пришел риелтор, я гуляла с котом по району. Он не смог разобраться, и на следующий день пришли хозяева. Тогда уже Вова с котом сидел в кафе, ждал, пока они уйдут.
«Мужчина — это небо, а женщина — земля»
У нас с Вовой разные визы. Его виза дает право работать в Южной Корее, поэтому он устроился на постоянку рабочим на завод, где производят алюминиевые детали. Найти работу лучше невозможно, если не знаешь в совершенстве корейский. Вова его практически не знает, потому что в Хабаровске мало времени уделял занятиям. Я то, что говорят местные, понимаю с трудом. Да, я могу переписываться, читать тексты, но в живой речи улавливаю только некоторые слова и понимаю, о чем разговор, из контекста. А бывает, вообще ничего не понимаю.
У нас были «трудности перевода» с компанией, куда устроился Вова. Мы изначально думали, что там делают детали для кондиционеров. В описании деталей были слова «холодный» и «горячий». Потом решили, что это что-то связанное с водоснабжением. А потом он говорит: «Блин! Это вообще детали для кофемашин». Такие мы молодцы — знатоки корейского.
Моя виза дает право жить в Южной Корее, но работать я не могу. Официально не могу. На самом деле работу и без специальной визы можно найти за пять минут. Здесь есть такое понятие — «арбайт», временная работа. Предприятия понимают, например, что у них увеличился объем выпускаемой продукции и им нужно еще дополнительно нанять 10 человек. Они обращаются в компании по трудоустройству, а они набирают людей. Тебе говорят: «Вы будете работать сегодня, завтра, адрес такой-то, такой-то завод». Все.
Рабочий день девять часов, реже — 12. Платят за него в пересчете на рубли от трех с половиной тысяч — это размер минимальной оплаты труда в Южной Корее. Переработки оплачивают по увеличенной ставке. Если ты отработал пять дней, тебе заплатят еще дополнительно за шестой, и это притом, что ты официально не трудоустроен. Обеды тоже за счет предприятия. Думаю, из-за таких условий здесь работает много нелегалов, то есть россиян, которые приехали по туристической визе, но потом не вернулись домой и устроились на заводы. В России на каком производстве ты будешь получать такие деньги?
Работа физически тяжелая. Я понимаю, если бы мне раньше кто-то сказал, как ему тяжело, к примеру, закрывать контейнеры с косметическими масками, я бы сказала: «Ну вот чего вы жалуетесь? Ребята, что тут сложного?» А это реально тяжело. Чтобы захлопнуть контейнер, нужно на него надавить. Один-два раза сделать это несложно, но за рабочий день я захлопывала сотни контейнеров. Были люди, которые бросали работу спустя два часа: у них появлялись мозоли на ладонях — и они уходили.
Однажды меня одну поставили закрывать контейнеры там, где я до этого работала с напарницей: то ли людей не набрали, то ли еще что случилось. Я одна за два часа закрыла 1,8 тысячи упаковок, в два раза больше обычного. День поработала, второй. И у меня начали ужасно болеть запястья и локти. В субботу беру кружку с кофе и понимаю, что я не могу ее держать — больно.
Я работала на семи предприятиях на самых разных участках. Тут с меня, можно сказать, спали розовые очки. Когда я приехала в Южную Корею в командировку, мне показалось, что все корейцы невероятно доброжелательные и вежливые. Оказалось, что они могут быть разными. На заводе начальник на тебя и накричать может, может подтолкнуть к твоему рабочему месту. Вроде как показывает «иди сюда», но можно же и просто сказать. Один раз на меня разоралась другая работница, кореянка. Я стояла у линии, скрестив руки на груди. Она стала кричать: «Что ты так стоишь? Так нельзя стоять!» Еще подошла и руку мою одернула. Я не могла понять: может, этот жест что-то не то означает? Оказалось, нельзя стоять без дела после звонка о начале работы. Даже если продукция к тебе еще не подъехала, делай вид, что чем-то занята. Но она же могла это просто мне объяснить.
Мне Вова говорит: «Ксюша, ты говоришь, что корейцы злые, но ты же работаешь на заводе. Туда не от счастливой жизни попадают. Работа тяжелая, некоторые, видимо, вымещают злость на иностранцах».
У мужа на предприятии условия лучше. Он складывает детали в коробки и, бывает, надевает на них пластиковые колпачки. Вове можно работать в наушниках, хотя на всех предприятиях, где я работала, это было запрещено из-за техники безопасности. Он часто рассказывает, какой у него классный начальник: то холодный чай ему принес, то подвез до дома, потому что Вова ногу ушиб. И разговаривает начальник с ним на английском.
Я не знаю точно, из-за чего такая разница. Может, дело в том, что у Вовы рабочая виза. Может, корейцы принимают его за своего. Я замечала, что, если у человека европейская внешность, сто процентов его запрягут: дадут самую тяжелую работу. Своих они берегут. Этническому корейцу с неплохим знанием языка дадут позицию лучше, хотя знаешь ты язык или нет, на производстве не важно. Но по мужу не скажешь, что он на четверть кореец. Возможно, причина в том, что Вова мужчина. Им дают работу попроще. Мне знакомая с завода как-то сказала, чтобы я этому не удивлялась. Здесь говорят: «Мужчина — это небо, а женщина — земля, об которую он вытирает ноги». Я подумала, что она перегибает, но теперь вижу: что-то есть в этой поговорке правдивое.
Конечно, молчать, стоять и хлопать крышками весь день для меня тяжело. Но, мне кажется, лучше я буду работать на заводе в Корее, чем журналистом в России. Не хочется быть причастной к этой профессии. После февраля позиция моей редакции была такова: про СВО мы не говорим, даем только деловые новости. Я продолжала работать до отъезда, но чувствовала внутри: что-то с этой работой уже не то. К тому же работать здесь, на заводе, просто выгоднее. Это тоже было одной из причин отъезда. Мы с мужем прикинули, что после переезда мы сможем получать зарплату в валюте и нормально на эти деньги жить, оплачивать ипотеку, которая у нас осталась в России, а не сидеть на пороховой бочке.
Овощи здесь недорогие и свежие. Мясо стоит дороже, чем в Хабаровске, но с моей зарплатой и зарплатой мужа мы спокойно можем сходить в кафе-барбекюшную, пожарить мясо или поесть тартар. В месяц за аренду квартиры в административном центре Инчона мы платим 18 тысяч рублей — это минимальная цена за однушку. Одежда в Южной Корее очень доступная. Этим летом я решила купить три базовые футболки. Так вот эти три футболки мне обошлись в 700 рублей. В Хабаровске, наверное, одна футболка столько бы стоила.
После того как началась мобилизация, многие писали мне и спрашивали, как можно сюда переехать. Я отвечала, что многие въезжают по туристической визе и остаются, но в последнее время получить визу стало очень трудно. Отказывают даже тем, кто действительно хочет в отпуск приехать. Возможно, визы не дают, потому что здесь и так живет до фига нелегалов из России, и в миграционной службе опасаются, что их станет еще больше.
Новые возможности
Я не хочу и дальше оставаться на заводе. Чтобы устроиться на работу журналистом (а здесь есть радиостанция, которая вещает и на русском, и на английском), мне нужен идеальный корейский. Я занимаюсь с преподавательницей каждое воскресенье. Пробовала и рассылать резюме в СМИ, но пока ни ответа ни привета. И конечно, вопрос, возьмется ли новая редакция делать мне рабочую визу, даже если я подойду.
Но в Южной Корее есть и другие возможности. Когда я только устроилась на завод, мне одна девушка сказала: «Зачем ты вообще сюда пришла? Почему ты не работаешь моделью?» Здесь многим компаниям, которые выпускают одежду, косметику, продукты, нужны для рекламы девушки с европейской внешностью. Если получится устроиться в модельное агентство, то я получу рабочую визу. Сейчас я рассылаю портфолио и наполняю аккаунт в инстаграме фотографиями, чтобы искать заказы и там.
Пока мне удалось один раз попасть в массовку корейского сериала. Кастинговое агентство закрывает глаза на наличие разрешения на работу. Видимо, заинтересованы брать иностранцев, которые подходят им по внешности или еще по каким-то параметрам.
Мы с преподавательницей корейского переводили название сериала. Там то ли «Доминирующие виды», то ли «Правящие круги» — он еще не вышел. Сериал снимают для корейской платформы Disney+. Я изображала участницу конференции. Мы все были представителями разных стран. Надо было смотреть на экран, аплодировать, поднимать руку, будто хочешь задать вопрос выступающему. Потом снимали сцену торжественного ужина после конференции. Там была задача делать вид, что мы едим, а потом еще смотреть по сторонам с удивленным видом. На монтаже дорисуют животное, которое вбежало в зал и нас удивило.
Могла ли я еще полгода назад подумать, что окажусь в этих кругах? Вообще никогда в жизни не стремилась работать ни актрисой, ни моделью. А тут раз — и новые возможности.
У Вовы тоже есть план уйти с завода. Он хочет переучиться, чтобы работать отсюда дистанционно и не зависеть от местного рынка труда.
Когда я уезжала из России, я не думала, что это навсегда. Я вообще не люблю это слово. Мне нравится жить в России. Но в ближайшие несколько лет я точно не хочу возвращаться.
Следить за жизнью Ксении в Южной Корее можно тут.