Минус 48. Якутск. Декабрь 2022 года. От автобусной остановки куда-то в плотный белый туман, медленно поспешая, идут две фигуры. Он заметно хромает, она опирается на длинный деревянный посох. Унты, меховые ушанки, завязанные шарфами лица. Арктический мороз обжигает дыхание. В густом молочном мареве я пристраиваюсь следом, уже догадываясь, что мы идем по одному адресу — Новопортовская, 3. С одной стороны там здание заброшенного речного вокзала. С другой — едва проглядывают вмерзшие в лед Лены суда на рейде. В тупике между ними — типичное кафе-стекляшка с полуголой русалкой на витрине летней веранды и размашистым названием «Графский берег». Над ним припорошенная снегом растяжка — «Социальная столовая». Первая и единственная на всю Якутию. Три раза в неделю здесь бесплатно кормят якутян, оказавшихся в трудной жизненной ситуации: одиноких стариков, людей с инвалидностью, многодетных, малоимущих.
Хозяйка «Графского берега» — 63-летняя пенсионерка Ирина Борисовна Гузова — за пять лет приготовила более 60 тысяч обедов и накормила пять тысяч человек. В столовую она вложила душу, пять миллионов рублей собственных денег и все свои золотые украшения. Даже равнодушие чиновников и неоперабельный рак четвертой стадии не заставили ее бросить дело своей жизни. Готовить обеды она умудряется в перерывах между капельницами и врачами.
Обед подели с другом
До полудня еще полчаса. А в холле социальной столовой уже собираются первые посетители. Достаточно в местной соцзащите получить письмо-ходатайство или убедить Ирину Борисовну, что нуждаешься в бесплатном обеде, — и тогда будешь по вторникам, четвергам и субботам получать салат, суп, второе и чай с чем-нибудь сладким. Когда-то тут кормили каждый день и даже развозили обеды по домам. Только ресурсы у хозяйки иссякли.
В самый разгар суровых якутских морозов обедать приходит всего человек 45—50. Осенью их было больше семидесяти. Многодетные родители обычно забирают еду с собой, в лотках и термосах, чтобы не таскать лишний раз детей по морозу. До порта ходит лишь один городской автобус с большими интервалами. Навигация закрыта, и людей в этом направлении почти нет. Одинокие пенсионеры в столовую приходят не только за тарелкой горячего супа, но и за человеческим общением. Про праздники с угощениями, танцами и подарками, которые Ирина Борисовна устраивает для них, они рассказывают охотнее, чем про жизнь, доведшую их до бесплатных обедов.
«Первый раз, когда я готовила елку для одиноких стариков, все мучилась: что им подарить. Решили собрать подарки со сладостями и мандаринами. Когда Дед Мороз со Снегурочкой стали раздавать подарки, услышала, как одна бабушка, развернув подарок, смахнула слезу и прошептала: “Как в детстве”. Так трогательно было», — рассказывает Гузова.
Идея столовой родилась у нее именно из желания помочь таким одиноким, обездоленным старикам. На веранду «Графского берега» периодически заглядывали бабушки и просили налить чаю. Их визиты рвали сердце хозяйки. Она всегда велела своим девочкам кормить бабушек. И думала, как бы их поддержать. Знала, что в других регионах бывают специальные столовые. Год штудировала, как это дело лучше устроить. И решилась.
Когда в августе 2017 года в известном городском кафе-баре возле речного вокзала открылась социальная столовая для малоимущих, многие приятели хозяйки заведения недоуменно скривились. Одни посчитали, что Гузова так пиарится, другие — что хочет за счет социалки поднять пошатнувшийся бизнес. Семья схватилась за голову: «Ну зачем тебе, мама, это нужно?!»
Вопрос «зачем?» задают ей все эти пять лет. В пандемию основной бизнес окончательно загнулся. Поддержки от местных властей, на которую Ирина Борисовна наивно рассчитывала, затевая столовую, так и нет. Когда летом 2021 года ей диагностировали онкологическое заболевание, четвертую, неоперабельную стадию, дети и старшие внуки взвыли: «Остановись, займись уже здоровьем!» Из-за конфликта на этой почве мать год не разговаривала с младшей дочкой. Летом 2022 года столовая почти закрылась. Деньги закончились. Гранты в 2022 году Гузова выиграть не смогла. А на пенсию 16 500 рублей не разгуляешься. Но ей удалось выстоять.
В зимние месяцы только на оплату коммуналки у Гузовой уходит порядка 100 тысяч рублей, из них три четверти — это плата за отопление. В первый морозный месяц, октябрь, отопление кафе обошлось в 42 тысячи рублей. В декабре — уже почти в 70 тысяч.
«Я не собираюсь сидеть дома и думать о своей болячке, прислушиваться к боли и ждать худшего. Это невыносимо», — говорит Ирина Борисовна. Мы сидим за «хозяйским столиком», возле барной стойки. Обеденное время заканчивается, и поток посетителей иссяк. Но за несколькими столиками еще обедают, и чаевничает компания бабушек. Я спрашиваю Ирину Борисовну про самочувствие. За год она похудела на 40 килограммов, потеряла все зубы после химии. Уже месяц, ничуть не смущаясь, ходит с двумя нефростомами, которые висят из-под куртки, как растянувшиеся подтяжки. Из-за тяжелых лекарств стали отказывать почки. «Зову их “мои собаки”», — посмеивается Гузова, поправляя трубки, которые на самом деле ее сильно беспокоят. Но от разговоров про здоровье отмахивается.
«Сегодня я накормила 46 человек. Завтра разморожу шампиньоны — и будет у нас в четверг грибной суп с сыром. А на второе — красная рыба, запеченная в духовке с овощами. Мне привезли хорошую кету. Все приготовлю, а на раздачу дочка выйдет. Мне в больницу, капать иммунотерапию ложиться. А на субботу сварю рассольник. Давно у нас его не было. Праздники, подарки, меню… Вот об этом мне думать интересно».
Наелась за 23 года
Собственным кафе Ирина Борисовна владеет с 1999 года. Ее «Графский берег» за 23 года пережил взлеты и падения. Полную загрузку, когда за вечер через заведение проходило более 500 человек, и почти полное забвение. Бандитские разборки, сотни свадеб, поминок и юбилеев, вспыхнувших романов, сцен ревности.
«Ты, Ирина Борисовна, как мамонт, непотопляемая», — сказали ей в республиканской торговой палате, вручая очередной диплом за добросовестный труд, вклад и все хорошее.
Как бизнес «Графский берег» окончательно закончился в пандемию. Заведениям общепита разрешали работать строго до полуночи, а «Графский берег» всегда был местом притяжения любителей ночных развлечений. В теплое время года летняя веранда вообще работала круглосуточно. Танцпол, дискотека, живая музыка, кальян, стрип-данс. Летом, говорят, со второго этажа открывается живописный вид на реку.
Заново перезапускать кафе оказалось некому. Прошлым летом старший внук загорелся. Покрутился пару недель и бросил. «Чудо само собой не произошло», — ухмыляется Ирина Борисовна. Она понимает: чтобы снова выстрелить, нужны большие изменения и инвестиции. Новые питейные заведения выглядят иначе.
«У нас тут все по-совдеповски. Хотя мне нравится. Но меня эта история как бизнес уже не интересует. Наелась за 23 года».
Гузова приходит в столовую каждый день, кроме воскресенья. Три дня в неделю раздает обеды, еще три дня — закупает продукты, готовит, убирается. Теоретически в штате столовой должны еще быть повар и две посудомойки. Но из-за невысоких зарплат надолго сотрудницы не задерживаются. Иногда выручают волонтеры. Весь прошлый год помогал 17-летний внук Андрей, совмещал с выпускным классом. Сейчас у него уже своя работа, но он приезжает, чтобы помочь с тяжелыми делами: уборкой снега, мусором, разгрузкой продуктов. В дни, когда Ирину Борисовну кладут капать очередную химию, выходит помогать младшая дочка Марина. «У нас сложные отношения», — признают обе. Марина всю эту историю со столовой не одобряла, а когда мама заболела, и вовсе восприняла в штыки: лечиться надо, о себе думать. Но все равно приходит помогать. Знает, как маме это важно.
У Гузовой две дочери и семь внуков. Обе с подросткового возраста помогали ей в кафе, были уборщицами, посудницами, официантками, освоили работу бармена. Мама жестко рулила их жизнями. А сейчас понимает, что была не права в том, что навязывала девочкам свое мнение. Доверительных, теплых отношений, которых ей, может быть, хотелось в душе, с детьми не получилось. Но и ей самой их испытать не довелось.
«Я такая Васса Железнова. Да и мама у меня такая же», — вздыхает Ирина Борисовна.
Почти как вся страна
В Якутск с Приамурья родители Ирины перебрались, когда ей был год. Так что себя она считает якутянкой. Тут выросла и уезжать не хочет. Родители и дед — экономисты-бухгалтеры — мечтали и Иру усадить за бумаги. Голова у девочки соображала отлично. Училась хорошо. Поведение, правда, хромало: яркая, острая на язык, активная школьница доставляла немало хлопот учителям. Но Ира взбрыкнула и продолжать семейную традицию отказалась. Копаться в дебетах-кредитах ей было ужасно скучно. Деятельной натуре требовались размах и движуха. Сидеть на одном месте ей невмоготу даже сейчас, когда «болячка», так она говорит про свой рак, вынуждает притормаживать. А в 17 лет хотелось сразу всего. Порыв поступать в педагогический на химию и биологию (любимые школьные предметы) остудила мама: «Вот попадется тебе такая же неуправляемая ученица, и что ты будешь делать?» По маминой указке Ирина уехала учиться в Хабаровск на технолога общественного питания. Но через месяц заскучала и бросила.
«Вот будешь когда-нибудь директором ресторана — пожалеешь», — словно пророчила мать. Ее слова Ирина Борисовна не раз вспоминала 20 лет спустя. Но тогда девчонку несло вперед. Поработала продавщицей в якутском магазине. Рванула в Москву по лимиту — сначала на подшипниковый завод в Кожухове, потом на хлопкопрядильную фабрику в Реутове. Через пару лет вернулась в Якутск, отучилась на курсах кассиров-проводников быстрокрылых водных «Ракет» и «Метеоров», десятками бороздивших водные пути Якутии в те годы. На вторую навигацию уехала работать еще дальше, на север, в Нижнеянск, «поварешкой».
А когда из родного для семьи Райчихинска в Амурской области пришла новость про тяжелую болезнь бабушки, Иру отправили ей помогать. Там, на Дальнем Востоке, она поступила в строительный техникум, стала комендантом, а потом и начальником местного ЖКУ. И влюбилась.
Будущий муж, правда, крепко выпивал. А за неделю до свадьбы избил невесту так, что перед загсом ей пришлось тщательно замазывать синяки. Это сейчас она говорит, что уходить нужно сразу, без разговоров, как только мужчина первый раз замахнулся. А тогда по уши влюбленная максималистка была уверена, что рядом с ней он станет совсем другим. Особенно когда появятся дети. Иллюзии рассыпались довольно быстро.
Муж бил ее так, что первый ребенок погиб от внутриутробных травм, когда Ирина была на восьмом месяце. Искать защиты было не у кого. В небольшом дальневосточном городе примерно так жили все. Когда Ирина забеременела второй раз, она забрала бабушку и сбежала от мужа в Якутск. Тот приехал следом, обещал, что все будет по-другому, он все осознал и изменился. Устроился на хорошую работу. Получили комнату в семейном общежитии. И даже какое-то время жизнь казалась похожей на нормальную. Но муж продолжал пить. Сорвался, сильно избил Ирину, ударил по голове старенькую бабушку, тумаков и синяков досталось даже шестимесячной Даше, которую Ирина держала на руках в тот момент.
Но в Якутске в дело сразу вмешалась Ирина мама. Потребовала убраться из жизни их семьи в 24 часа, в противном случае пригрозила посадить. Шутить с тещей было себе дороже. Так первый муж из жизни Иры исчез. Она выдохнула. Когда Даше исполнился год, вернулась работать в порт кассиром-проводником на суда, а потом — завхозом гостиницы речного вокзала.
В восьмидесятые жизнь речного порта Якутска бурлила. Десятки грузовых и пассажирских судов. Две с половиной тысячи сотрудников. Для Якутии, большая часть территорий которой до сих пор не имеет круглогодичного транспортного сообщения, водный путь — главный для доставки людей и грузов в труднодоступные районы.
А в девяностые все посыпалось. Поддерживать вечно убыточные речные пассажирские перевозки государство перестало. Зарплаты растаяли. Пустые полки магазинов. Всеобщий дефицит. Ирина вспоминает, как получила перед отпуском зарплату и отпускные за два месяца в размере семи тысяч рублей. И пошла на рынок торговать дефицитными крабами и рыбой за процент с продаж. За один день заработала больше 10 тысяч рублей. Попытки заработать едва не закончились трагедией.
«В 33 года я практически спилась. Только усилие воли меня спасло. Начала выпивать еще при первом муже. Он придет пьяный, дебош устроит и спит. А я на взводе, меня трясет. Махнешь рюмку — отпустило. А потом меня на работе подруга подвела под статью “хищение в особо крупных размерах”, меня могли посадить на восемь лет. Вот тогда я запила всерьез».
Каждую осень порт закупал тонны продовольствия, чтобы в том числе продавать его сотрудникам. Гузова, как завхоз, под роспись получила 20 тонн картофеля на реализацию. И предложила подруге, тоже работавшей в порту, подзаработать. Взять продажи на себя, накинув на мешок картошки по рублю. Сама она тогда уже подрабатывала на рынке, на все не хватало рук. Ирина несколько раз спрашивала подругу, сдает ли она деньги в бухгалтерию — «Сдаю». Прошло два месяца. Подруга ушла в отпуск, а Гузову вызвал бухгалтер: у тебя недостача за картошку. Все деньги за проданные овощи подруга просто оставила себе. Когда через месяц их обеих вызвал начальник порта, подруга пришла в потертом пальтишке и, честно глядя в глаза, сказала, что ничего про картофель не знает, подписей ее нигде нет и к недостаче в 70 тысяч рублей она отношения не имеет.
Перед судом Ирина решила отравиться. Напилась, нашелушила таблеток всех подряд. И одним махом проглотила. Спасли подруги. Дочкам тогда было пять и восемь лет. Суд дело отправил на доследование. Всем тогда было не до того. Порт ущерб не заявил. Дело замялось.
А пить Гузова продолжала. Говорит, на севере вообще сильно пьют. «Помню, после целого дня на рынке прихожу домой, а нас ограбили. Окна побиты. Дверь сломана. Приехала мама моя забрать дочек. А Марина в слезы: “Не поеду, мама денежки будет пропивать”. Меня тогда это прошибло. На рынок на следующий день приехала, выпила банку пива, смяла, выбросила — и все. Перетерпела, закодировалась. Вместо водки подсела на шоколадные батончики Wispa. Но вкус последнего похмелья у меня до сих пор стоит».
Вместе с рынком пришло время челноков. Легкая на подъем, хваткая, Гузова сначала возила вещи из Турции, потом переключилась на Китай. Из Якутска тогда летели до Читы, оттуда до Забайкалья автобусом. Долгая тяжелая дорогая с лихвой окупалась. Все привезенное уходило в первые же дни. Накрутки на товар доходили до тысячи процентов.
Из челноков Гузова ушла, когда в России ввели новые таможенные пошлины на грузы свыше 50 килограммов. В тот момент она как раз была на закупках и с ужасом вспоминает, как сотни челноков застряли в Маньчжурии, судорожно придумывая, как выкрутиться. Грузы исчислялись тоннами, а платить кучу денег за ввоз люди были не готовы.
«Схему придумали простую. Закупщики за небольшую плату зазывали людей с загранпаспортами из Забайкальска. Раздавали им по 50 килограммов, собирали в караваны и так переходили границу. Их называли кэмелами». После этого Гузова бросила курить сигареты Camel с верблюдом на пачке. И челночить перестала. Занялась продажами. У нее было восемь точек на рынках. Все рухнуло в дефолт 1998 года. Импорт резко подорожал. Платить процент с продаж стало невыгодно. Деньги просто испарились.
«Ты должна, тебе должны. У дочки в школе выпускной, а денег на платье нет», — вспоминает она конец своей рыночной эпохи. Тогда Ирина оставила одну точку и торговала сама, чтобы хоть как-то выкрутиться, но уже понимала: нужно искать другое дело. И оно нашлось.
Грозный ресторатор
Знакомые в порту позвали ее завпроизводством в вокзальное кафе «Чайка». Через несколько месяцев она взяла кафе в аренду и решила все там переделать. «Чайка» была одним из первых ночных заведений города, с криминальным душком: разборки, перестрелки, рэкет.
— Как с крышей?
— Нормально. Не течет.
— Ты под кем ходишь?
— Под ментами.
Гузова пересказывает, посмеиваясь, типичный диалог того времени. На втором этаже, над кафе, было отделение милиции. Так что они действительно работали под ментами. «Подати, — категорично говорит она, — я никогда никому не платила». Ирина сделала ремонт и поменяла название. Искала что-то звучное, но связанное с рекой. Ее заведение в те годы было фактически первым, что человек видел, приходя с реки и уходя в рейс. Обшарила все карты и лоции и выбрала. Графский берег — село на левом берегу Лены.
Первые лет десять дела шли очень хорошо. Гузова сначала выкупила кафе, а потом здание и землю. Ночных развлекательных заведений в городе было немного, и народ набивался битком. В лучшие годы в кафе работали 30 человек. Из них восемь — охрана. Хозяйка боялась пьяных драк и сразу останавливала музыку, если где-то что-то назревало.
Правило «Графского берега» было простым — работает до первой драки. Несколько раз Ирина закрывала кафе при полной рассадке из-за конфликта между гостями.
В 2009 году грянул очередной кризис, и «Графский берег» пережил резкий спад гостей. Люди перестали ходить. Хозяйка решила, что нужны свежий ремонт и большая летняя веранда, каких в городе еще не было. Рискнула, взяла в кредит миллион рублей, заказала проект. И не прогадала. В обновленный «Графский берег» народ повалил толпами. За два месяца Ирина отдала все долги. Но легкость, с которой она выкрутилась из кредита, сыграла с ней злую шутку. Такой простой показалась схема с заемными деньгами: взял — вложил — быстро заработал — отдал! И Гузова подсела на кредиты.
Через несколько лет интерес публики к «Графскому берегу» опять угас, наступил момент, когда отдавать банку деньги стало нечем. Пришлось взять кредит, чтобы закрыть другой кредит, порочный круг затягивал все глубже. Ирина тогда как раз задумала социальную столовую. Но посчитала и ахнула — долг по кредитам вырос до трех миллионов рублей. А выручки нет. Какая уж тут благотворительность.
Трудный диалог
Но не бросать же хорошее дело на полпути, подумала Гузова и решительно выставила на продажу свою однокомнатную квартиру, которую получила при расселении общежития. Дом, где жить, есть. А внуки себе сами заработают. Погасила все долги. И оставшиеся 1,7 миллиона рублей пустила на столовую. Грантов тогда не было. Она и слов-то таких еще не знала. Всегда работала на свои.
«Поначалу я, как наивная чукотская бабушка, думала, что мне это потом вернется. Ну видят же, что дело общественно полезное, а я вкладываю личные деньги, — и власти же должны подключиться. Но теперь уже смирилась с мыслью, что это не так».
Первым грантом с Гузовой поделилась Якутская епархия. По субботам в столовой устраивали трапезу выходного дня для 40 семей, которым они помогают. Ирине рассказали, как писать заявки на гранты. В области тогда проводили грантовый конкурс по софинансированию проектов «Народный бюджет». Два раза социальная столовая получала по 1,2 миллиона рублей. А в пандемию выиграла большой грант от Фонда президентских грантов (ФПГ).
Но отношения с местными властями у Ирины Борисовны по-прежнему складываются сложно. Рослую, с громким голосом, любительницу отпускать едкие комментарии трудно не заметить. Она умеет дружить, но не умеет врать или молча смотреть в глаза. За словом в карман не полезет. Гузова на местное руководство явно в обиде: не понимает, почему их не замечают.
На открытие столовой, рассказывает Гузова, приезжал тогдашний мэр Якутска Айсен Николаев. Он как раз баллотировался на второй срок. Фотографировался с владыкой Романом, главой Якутской епархии, который сразу поддержал открытие социальной столовой. И даже обещал помогать. А через год стал главой республики. «И мы ему стали неинтересны. Но мы же существуем! Пускай мы кормим в мороз всего 50 человек. Но это живые люди. Они нуждаются в помощи».
Со вторым мэром история вообще едва не закончилась уголовным делом. «Была у нас такая знаменитая “мэрша” Сардана Авксентьева (глава Якутска с сентября 2018 по январь 2021 года, ныне депутат ГД. — Прим. ТД). И решила она приехать на наш праздник для многодетных и малоимущих “Собери ребенка в школу”, чтобы вручить адресную помощь семье с девятью детьми, которая к нам ходила. И вот она заходит, а на летней веранде у нас есть подиум с шестом для танцовщиц. Она его увидела — и аж побледнела от возмущения: “Это что такое, Ирина Борисовна?” А это, говорю, бизнес, Сардана Владимировна. Вы думаете, откуда я деньги на социальную столовую беру? Региональный грант мне выделили на 1,2 миллиона рублей, а накормила я на 2,5 миллиона». Шест не понравился «мэрше» или дерзость предпринимательницы, но через пару недель Гузовой позвонили знакомые: против тебя что-то готовится в мэрии.
«Меня никто не учил, как с грантами работать, как правильно отчетность вести. До этого я с бюджетными деньгами дел не имела. Как свои не считала, когда надо было вкладывать, так и при закупках по гранту могла пару раз в один чек добавить какие-то покупки для дома. Общие расходы на столовую в любом случае вдвое превосходили грант за счет моих вложений. Мне и в голову не приходило тогда, что я что-то нарушила. Отчетность по первому гранту прошла без претензий. Второй отчет, сданный уже после инцидента с мэром, изучали более пристально. И нашли нарушения».
На Гузову написали заявление в ОБЭП. Там состава преступления не нашли и в возбуждении дела отказали. Тогда подали в суд с требованием возврата 2,2 миллиона рублей, обвинив в нецелевом расходовании средств. Дело тянулось два года. И суд вынес решение, по которому Гузова должна вернуть мэрии 185 тысяч рублей.
Упрямая тетка
В 2022 году столовая Гузовой не выиграла ни одного гранта. У нее просто руки опустились, когда по республиканскому гранту пришел отказ с отпиской, дескать, «не раскрыты полностью инновационные уникальные методы в решении проблемы». «А какая инновация может быть в социальной столовой? Кверху ногами готовить и задом подавать?» — горячится Ирина теперь. А тогда сидела, слезы градом. Понимала, что придется закрываться. Денег нет, а людей кормить надо. И делать что, непонятно. Потом собралась с мыслями, стала писать письма. Партиям, Мишустину, местным СМИ. Объясняла, что будет, если столовая закроется. Альтернатив-то нет. Люди рассчитывают на помощь.
«Когда у меня есть деньги, я ничего не прошу и никуда не лезу. Просто делаю свое дело, и все. Просила помочь прежде всего с оплатой коммуналки. У нас самая беда с живыми деньгами на зарплаты и коммуналку. Бизнес не работает. Выручки нет. С продуктами выкручиваемся. Но все отказали. У нас уже однажды обрезали отопление. Тогда накопился долг 285 тысяч. Я его частями гасила. Октябрь. На улице минус 13. В помещении ноль. Мы включили все электрообогреватели, но они такую площадь не прогревают. Сидят бабушки, обедают, укутавшись. Еда стынет за минуты.
Обратилась к депутату ГД Данчиковой, она наша, якутская. Та ко мне приехала. Говорит, первый раз слышу, что у нас такая столовая есть. Обещать ничего не стала, но по ее просьбе нам отдали часть оборудования из сети общепита, которая закрылась в Якутске. Так у нас появились хорошая пароконвекционная печь, морозильник, разделочные столы, посуда, тестомес.
Еще в 2017 году на меня вышли ребята из проекта “Подвиги” из Саранска. Они сняли про нас небольшое видео. Люди собрали тогда нам около 70 тысяч рублей. Это была важная и неожиданная поддержка. Этим летом, когда уже стало понятно, что денег мы не получим и долго на остатках не протянем, я сама написала в “Подвиги” и попросила помощи. Била во все колокола.
Они запустили видео на ютьюбе, и нам за два дня собрали миллион рублей. Это чудо было какое-то. Люди звонили, писали сообщения, переводы были из разных стран. А в Якутске тишина. Так обидно! Ладно власти. Но почему люди так относятся? Немощным и в беде ведь может оказаться любой!
Раньше, когда я в соцсетях писала, что мы проводим елку для одиноких и малоимущих и просила желающих помочь, кто чем может, в комментариях на меня выливали ушат грязи: что я хапуга, у меня дом свой есть и машина есть, а я какие-то деньги собираю, чтобы на инвалидах наворовать.
Не знаю, почему власти так к нам относятся, — разводит руками Гузова. — Ну ладно, с Сарданой мы поругались. А глава республики, понятно, — он небожитель. Ему не до нас. Хотя я когда-то была в его команде поддержки на выборах… Но с новым мэром мы никогда не встречались. Поддержать социальный проект, который уже не один год работает, — это же только в плюс для отчетов всяких. Разве нет?»
Летом Гузова попала в больницу. Ее увезли прямо из кафе. История прошла по местным СМИ. Ирине Борисовне позвонили в больницу: из мэрии везут спонсорскую помощь. Первый раз за пять лет — макароны, сахар, рис, масло растительное, сухие сливки. Сказали, что будут помогать каждую неделю, но на этом все закончилось. И сколько раз Ирина ни пыталась записаться на прием, «небожители» ее не принимают.
«Но мы снова выстояли. Я заложила золото. У меня много было. Я любила украшения. Сама крупная всегда была, и украшения были массивные. Подвески, браслеты, цепуры — ушли на 600 тысяч. Я не жалею об этом. Осталась только цепочка с крестом, два кольца маминых на память и сережки».
С миру по нитке
В среду в кафе пусто. Ирина Борисовна приезжаете рано утром перед очередной поездкой в поликлинику, чтобы занести с мороза рыбу и грибы. А днем возвращается готовить обед на четверг.
В 20-литровой кастрюле закипает бульон. Ирина Борисовна чистит овощи для зажарки. Сначала стоит у разделочного стола, потом тяжело опускается на табурет. От долгого стояния начинаются боли.
Из огромного черного мешка достает куб очищенных нарезанных шампиньонов. Несколько таких мешков с грибами осенью в подарок столовой привез какой-то человек. Плавленый сыр к грибному супу — подарок от Росгвардии. Почти все продукты, из которых она сейчас готовит, — это спонсорская помощь. Спонсорами Ирина Борисовна называет всех. Даже тех, кто приносит несколько килограммов крупы или пару пачек печенья. Благодарна всем. К Новому году люди привозили коробками конфеты, чтобы было из чего собрать сладкие подарки. Часто люди отказываются даже называть свое имя. Просто оставляют продукты и уходят.
«Если бы не простые люди, я бы не выжила. Как-то звонит незнакомый человек: “Я сейчас на оптовом рынке, что вам купить?” Я сказала, что у нас заканчиваются суповые наборы и совсем нет рыбы. Он привез куриные ножки и два больших пласта красной рыбы. Офицеры из воинской части делятся с нами своими сухпайками. Привозят сливочное масло, крупы, консервы, сгущенку, дрожжи, овощи. Крестьянское хозяйство в Тулагине овощами помогает. В прошлом году привезли 30 сеток несортовой картошки. Этим летом 150 коробок огурцов. Мы и сами насолили на сезон вперед и нашим многодетным семьям раздали. В другое хозяйство нас несколько лет подряд осенью звали собирать на полях все, что осталось после уборки: капусту, свеклу, редис, лук.
Я ходила в минсельхоз, просила поспособствовать, чтобы нам отдавали свои остатки рыбные артели, свинофермы. Мне не надо мяса высшей категории. Пару раз в месяц суповые наборы просто. Есть у нас мясоперерабатывающий комбинат, но сколько я к ним ни обращалась за помощью — всегда отказ: “Не имеем возможности”. А я же не тонну прошу. Три батона колбасы вареной на салат, 10 килограммов фарша. Раз в несколько месяцев. Они же вывозят в итоге на свалку, я знаю, — в сердцах рассказывает Гузова о попытках навести мосты с местными производителями. — А молокозавод “Молочный дождик” сам к нам пришел. Дают молоко, сыр, масло. Договорились с хлебозаводом: раз в неделю привозят 14 булок хлеба. К праздникам наш ФАПК всегда дает напитки. Я очень им всем благодарна. Мне отец всегда говорил: “Ира, хороших людей больше, чем плохих” — и я в этом убедилась».
Портрет едока
«В прошлом году к нам пришла новая многодетная семья. Пятеро детей. Мама в декрете. Папа потерял работу. Через пару месяцев мама подходит благодарить. Говорит, муж нашел работу, все наладилось, но без ваших обедов нам было бы очень тяжело продержаться эти месяцы. Вот именно для этого я работаю. Ведь самое важное — поддержать человека в трудный момент, чтобы он не опустился ниже. Пускай хоть три раза в неделю, но люди знают, что у них есть полноценный горячий обед. Что про них здесь помнят. Бабушки часто, я вижу, забирают часть обеда с собой. Порции большие. Им хватает еще и на ужин».
«Вон там, — Ирина Борисовна показывает украдкой на столик в углу, где обедает в одиночестве пожилая женщина, — Софья Владимировна, она врач-педиатр с огромным стажем. Единственный сын работал в Москве. Летчик, красавец, мамина гордость. Избили, тяжелая травма головы, стал как дите малое. Она одна его выхаживает. Мы для нее сейчас — отдушина.
Виталя, инвалид с детства, ему 50 лет, но нормально говорить он начал только у нас. Наша Надежда Яковлевна научила. До этого он говорил так, что люди считали, будто он пьяный, а он на это обижался».
Надежда Яковлевна по образованию воспитатель детского сада, но когда 60 лет назад она приехала в Якутск, пришлось переквалифицироваться в газооператора, руководить котельной, освоить инженерные премудрости. Городу были не нужны воспитатели. Но спустя столько лет ее навыки пригодились. До столовой она добирается двумя автобусами, но приезжает в любой мороз. «Кому мы еще, старики и инвалиды, нужны? Только Ирине Борисовне. Она сама болеет, но нас не бросает. Это удивительно».
Пик активной жизни столовой пришелся на пандемию. Тогда ежедневно развозили по домам по 150 обедов. Подключились волонтеры от «Молодой гвардии», администрация города выделила машины. Тогда Ирина Борисовна своими глазами увидела, в каких тяжелых условиях живут люди, многие просто не могут без посторонней помощи выйти на улицу. Люди на колясках, с ампутированными ногами, потерявшие зрение, прикованные к кровати после инсульта. Ужасные бараки, холодные квартиры. Одну бабушку смогли пристроить в дом престарелых. Для другой добились ремонта в холодной продуваемой квартире. Были такие семьи, где дети голодные стояли у порога с баночками и ждали. Родители пропивали все. Со временем запал волонтеров угас, а с весны и вовсе все волонтерские инициативы переключили на нужды СВО.
Гузова бросать своих не собирается, будет держаться до последнего.
«Я в этой жизни многое делала не так. Я знаю все свои косяки. Кого обманула, с кем плохо обошлась. Все это мне возвращалось с лихвой. Эта столовая для меня, наверное, как миссия. Я не жалею, что столько денег своих впулила. Посчитала, получилось около пяти миллионов как минимум. Не жалею, что золото ушло. Ну что теперь? Мне нужно кормить людей. Это важнее.
В феврале будут результаты по очередному гранту ФПГ, на который я подала заявку. Если не выиграем — не знаю, как дальше».
Редактор — Инна Кравченко
Этот материал написан благодаря поддержке наших читателей.
Если вы хотите принять участие в подготовке материала, можете выбрать проект на странице «Выезжаем!»