Все имена подопечных фонда помощи беженцам «Дом с маяком» изменены в целях их безопасности. Мы не знаем, с какими проблемами люди столкнутся у себя на родине, если там узнают, что они жили и получали помощь в России.
Москва, Скорняжный переулок. По заснеженной улице вдоль забора идут люди с большими сумками. Одни приносят, другие уносят вещи из калитки с надписью «Дом с маяком». Внутри на первом этаже находится шоурум фонда помощи беженцам, на втором — склад вещей для дома.
— Как у вас стало хорошо! — заходя в шоурум, волонтер-куратор Ася улыбается сотруднице фонда Анне. — Я обязательно прибегу на днях разбирать вещи, у меня мелкий уехал на две недели к бабушке, могу себе позволить не бежать после работы, а прийти, как человек, кофе пить. В следующий раз принесу вам кофе, ладно?
— А я вам и сама здесь могу заварить.
Страх матери
Анна родом из Донецкой области, одна воспитывает взрослую дочь с инвалидностью первой группы: у девушки с детства ментальный диагноз, за ней нужен постоянный уход. В родном городе Анна работала на руководящей должности в ремонтной компании, но в марте 2022 года ракета попала в здание их офиса. Сотрудников перевели на удаленку.
В конце апреля Анна гуляла с дочкой в сквере недалеко от дома. В этот момент в соседнем дворе упало несколько снарядов.
— Мы услышали ударную волну. Это был жуткий звук.
Ни мама, ни дочь в тот день не пострадали. Но после обстрела состояние девушки стало ухудшаться. Участились приступы эпилепсии, стало зашкаливать давление.
— У меня самой психологическое состояние было нестабильным. Я понимала, что со мной в любой момент может что-то случиться. А поскольку ребенок от меня полностью зависит, я понимала, что нужно беречься. Страх матери, которая ухаживает за взрослым беспомощным ребенком, всегда сидит в таких, как я. Мы боимся умереть раньше своего ребенка. Он живет в нас очень глубоко. Как единственному кормильцу в семье, мне приходилось много работать, чтобы развивать дочь. Я знала цену этому процессу. И понимала, что, если я ее не увезу, все приобретенные навыки утратятся на почве стресса. И я их уже не восстановлю.
Анна очень хотела уехать в Европу: там выстроена система социальной защиты, есть доступная среда. Но в Донецкой области у нее оставалась пожилая мама — Анне было важно не терять с ней связь и, если что-то случится, иметь возможность быстро воссоединиться. К тому же женщина не знала никаких языков, кроме украинского и русского.
В начале мая Анна разговаривала по телефону с подружкой-землячкой — та еще до 2014 года вышла замуж и переехала в Россию, в Подмосковье.
— Она поняла, в каком психологическом состоянии находимся я и моя дочь, и пригласила нас приехать к ним: взять две недельки отпуска и отдохнуть, переключиться. Отпуск длится до сих пор.
У подруги Анна с дочерью прожили три недели. Потом волонтеры пустили их в квартиру в Подмосковье. Все это время Анна безрезультатно пыталась найти работу: дочери нужно постоянно принимать лекарства, которые стоят больше трех тысяч рублей на три недели. Льготные препараты достать не получалось: у семьи нет постоянной регистрации, а льготы действуют только по месту жительства. Анна уже думала о вынужденном возвращении домой, но в июле в чате беженцев случайно увидела ссылку на «Дом с маяком».
— Мне прислали заявку, где нужно было написать, что мне критически необходимо в данный момент. Я написала: лекарства и работа. Мне позвонила Лида [Мониава], пригласила на собеседование. В итоге мне предложили временное жилье и работу, оплатили медицинское обследование дочери, консультацию специалиста-эпилептолога и лекарства на полгода. В августе я пришла помогать на склад, а с сентября официально трудоустроена.
Анна встречает людей в шоуруме, отмечает их, показывает, что где находится, помогает оставить верхнюю одежду в общем шкафу, а личные вещи — закрыть на ключ в камере хранения. Когда приходят благотворители, которые хотят что-то пожертвовать, она забирает у них сумки и несет в сортировочную комнату. Там обычно работают волонтеры, которые помогают сортировать и раскладывать вещи на полки, — Анна обучает новеньких.
— Иногда человек приносит вещи, мы открываем сумку, а там обувь без каблука и подошвы. Я благодарю за помощь, беру сумки и уже в специальной комнате начинаю их сортировать.
Дом с маяком для беженцев
Фонд помощи беженцам «Дом с маяком» родился из инициативы Лиды Мониавы — учредителя одноименного фонда, который помогает неизлечимо больным детям и молодым взрослым в Москве и Московской области. В конце марта Лида стала помогать семьям, бежавшим с территорий Украины: размещала в соцсетях объявления об их нуждах, вносила в табличку тех, кто был готов пожертвовать какую-то сумму, соединяла их с благополучателями. Поток беженцев рос, и в какой-то момент Лиде приходилось соединять по 100 семей и благотворителей за день. Такой сбор пожертвований был сложным и непрозрачным.
В апреле Лида объявила о сборе одежды, бывшей в употреблении, чтобы быстро и бюджетно одеть людей. Желающие принесли столько вещей, что буквально через неделю они перестали помещаться в кабинете Лиды. Выделили отдельное помещение — там вскоре тоже закончилось место. При этом появлялись все новые подопечные, и объема помощи не хватало. Стало понятно: нужна организация, которая могла бы официально принимать донаты юрлиц, настроить регулярные пожертвования, подавать заявки на гранты. Новый фонд начал работу осенью 2022 года.
Кабинет Лиды заменило помещение в Скорняжном переулке — прямо рядом с центром, в котором беженцы подают заявления на финансовую помощь. В полуподвальном помещении оборудовали шоурум, здесь на полках и вешалках можно найти подходящую одежду и обувь, которую жертвуют москвичи. На втором этаже — склад с постельным бельем, посудой, бытовой техникой.
В фонде есть отдел закупок (он занимается отбором для подопечных вещей, которых нет на складе), юридический отдел (он выполняет всю бюрократическую работу, которую государство требует от фонда), отдел фандрайзинга и бухгалтерия. Основной отдел — служба помощи по работе с семьями. Там есть юрист, который консультирует беженцев, специалист по трудоустройству, помогающий им найти работу, организатор мероприятий и психологической помощи, сотрудники, которые проводят собеседования с новыми кураторами и соединяют их с семьями.
«Дом с маяком» помогает тем, кто приехал в Россию из Украины после 24 февраля 2022 года, оказался в Москве или Подмосковье в пределах Центральной кольцевой автодороги (А-113).
Лида Мониава рассказывает:
— Сначала мы откликались на индивидуальные просьбы, но постепенно формировался набор помощи, которую мы оказываем, а какие-то заявки стали отсеивать. Например, люди любили заказывать крупногабаритную мебель и просить доставить ее из Москвы в Подмосковье. Мы посчитали, что на доставку шкафа из Москвы в область уйдет больше денег, чем его стоимость. Так что какие-то направления помощи мы сузили, а какие-то, наоборот, расширили.
В первую очередь беженцам помогают с едой. Сейчас им выдают сертификаты в магазины. В шоуруме подопечные подбирают себе одежду и обувь. На покупку нижнего белья им выдают сертификаты на три тысячи рублей. На товары для дома (подушки, одеяла, постельное белье, посуду) семьи оставляют заявку. Если необходимые вещи есть на складе, подопечных приглашают их забрать или ищут автоволонтеров, которые помогут довезти тяжелый груз. Если нужного семье на складе нет, это закупает фонд.
При необходимости беженцам оказывают медицинскую (у многих подопечных нет полиса ОМС), психологическую (с подопечными работают волонтеры-психологи), юридическую помощь, помогают с трудоустройством — Лида Мониава считает последние два направления особенно важными.
— Постепенно мы поняли, что «вещевая» помощь не самое важное, что мы можем дать людям. Важнее помогать как-то адаптироваться к новой реальности. Чтобы они не зависели от того набора гуманитарной помощи, которую им предоставляют, а находили работу и становились самостоятельными.
Кураторы-волонтеры работают с индивидуальными запросами: помогают семьям оформлять заявки на помощь разного типа, удовлетворяют особые потребности и просто поддерживают.
Лишь бы бомбы не взрывались
Ася снимает квартиру в Москве вместе с пятилетним сыном. Она узнала о фонде в августе — увидела в соцсетях пост Лиды о поиске кураторов. Тогда Ася была в тяжелом состоянии.
— Мама подруги моего ребенка — украинка. В первый день она мне написала, что Киев бомбят. Я не могла в это поверить. Мы разговаривали и обе плакали, не знали, что сказать друг другу. Первое время мне было страшно за тех, кто под обстрелами. Потом стало страшно за себя: я боялась, что меня уволят, и тогда я не смогу платить за квартиру, содержать ребенка. Я звонила на горячую линию психологической помощи организации «ТыНеОдна», говорила, что мне ужасно страшно, что я постоянно в тревоге, я засыпаю и просыпаюсь с мыслью о «спецоперации» и не могу ничего с этим сделать.
Став куратором, Ася почувствовала огромное облегчение от того, что наконец может что-то сделать для людей, пострадавших от боевых действий. Она приходила на склад сортировать вещи, приносила свои, стала помогать вести соцсети фонда и практически сразу взяла под опеку пять семей.
Первая семья жила в Подмосковье — мать-одиночка и шестеро детей. Старшим детям 15 и 14 лет, младшему — девять месяцев.
— Я приехала к ним с тортом — в слезах. Отдала им все вещи, которые были у меня в багажнике, даже мои собственные, которые просто там лежали. Отдала свой самокат. Мне было их так жалко. Было стыдно смотреть им в глаза. Я им сказала: «Мы все для вас сделаем». Потом оказалось, что все сделать мы не можем, потому что у них нет жилья. Мама в декрете с маленьким ребенком и не может ходить на работу, чтобы содержать остальных, поэтому единственным выходом для них был пункт временного размещения (ПВР), который находится далеко от Москвы. Я организовала им переезд, но больше мы им не помогали. Мне было тяжело отказывать. Но есть условия фонда.
Вторая подопечная семья Аси — пара около 40 лет. Они планировали пожениться весной, но из-за начала «спецоперации» свадьбу пришлось отложить. Во время боевых действий они прятались в подвале, а когда наступало затишье, выползали и закапывали тела убитых людей в воронках от бомб, писали на бумажках имена похороненных. Однажды они готовили во дворе еду, и снаряд попал в соседний гараж, осколки тяжело ранили их соседку.
— Тогда они поняли, что надо бежать. Неважно куда. Они бы там просто не выжили. Но они не могли идти пешком — их мог застрелить снайпер. Тогда они обмотались простынями и поползли по дворам по направлению к ближайшим войскам.
Узнавая о фонде помощи беженцам в Москве, многие спрашивают, почему люди бегут с территории Украины именно в Россию, а не в страны Европы.
— Эти вопросы задают те, кто не задумывается, что человек не ел несколько дней и ему угрожала смертельная опасность. Им все равно, куда бежать, хоть к черту на рога. У них нет такой гордости. Лишь бы просто бомбы над ними не взрывались.
Паре удалось выбраться живыми, но с собой они не взяли никаких вещей. Когда Ася встретилась с Антониной в начале сентября, на улице было 12 градусов. Ася была в теплой куртке, а Антонина — в тонкой расстегнутой ветровке: чужая вещь была женщине мала. В Москву она приехала в одной футболке. Ася добилась, чтобы фонд закупил для пары новую одежду больших размеров (на склад в основном приносят вещи размеров S и M). Сейчас Антонина и ее партнер живут у своих знакомых, подрабатывают уборщиками и продавцами в цветочных ларьках, а в декабре они снялись с учета фонда.
Еще одна семья, мама с 18-летней дочкой, как раз хотела поехать в Европу через Западную Украину, но, как рассказала женщина, по дороге у них просили деньги буквально за все. Когда они добрались до Польши, по их словам, оказалось, что гуманитарная помощь, которую они могли бы получить, закончилась. В стране есть закон, по которому, если мать с ребенком заселили в квартиру, потом их нельзя выселить — арендодатели этого боялись и не сдавали семье жилье. На какое-то время их пустил пожить поляк, который принципиально не говорил с ними на их языке, который он знал. Мама устроилась на завод, но платили ей там копейки. В итоге деньги стали заканчиваться, и семья приехала в Россию — тут можно было хотя бы говорить на знакомом и понятном языке. Ася помогла маме найти работу, а ее дочка сейчас заочно учится на архитектора в украинском вузе.
Бабушка Нина
Когда Ася помогала Антонине искать одежду больших размеров, встретила в шоуруме Нину, пожилую подопечную другого куратора.
— Она была такой скромной, растерянной. Стояла и не знала, куда ей двигаться. Я говорю: «Здравствуйте, давайте я вам помогу, что вы ищете?» Она попросила курточку, объяснила, что мерзнет. Я принесла одну, вторую, а она спрашивает: «А можно взять две или только одну?» Люди рылись на полках, искали себе теплые ботинки, а она так и не подобрала себе ничего из обуви.
Оказалось, что 78-летняя Нина приехала в шоурум на общественном транспорте. К вечеру автобусы стали ходить реже, а денег на такси у женщины не было. Ася вызвала ей такси, а пока они вместе ждали машину, разговорились.
— Нина рассказала, что всю жизнь работала и копила на свое жилье. А сейчас у нее нет денег даже на продукты. Я думала: каково это, в 78 лет остаться совсем без ничего, даже без одежды, одной в незнакомом городе? Другие мои семьи хотя бы могли устроиться на работу, а ее жизнь, скорее всего, уже вряд ли изменится. Нина горько расплакалась, а я разрыдалась вместе с ней.
Позже Ася привезла Нине подходящую обувь и узнала, что пожилая женщина живет у дальних родственников, готовит им еду и каждый день долго гуляет на улице, чтобы не мешать. Когда Ася передала старые мамины ботинки, Нина с удивлением спросила: «Как же, а мама в чем будет ходить?»
— Самое сложное — поверить, что люди жили, как мы. И в один день у них не стало ничего, ушла вся почва из-под ног, вся надежда. Но я, как куратор, могу хоть немного повысить качество их жизни.
Сделать хоть что-то
Чтобы стать куратором фонда, нужно заполнить анкету и дождаться собеседования. Будущим кураторам стоит рассчитывать, что помощь семьям будет занимать не меньше часа в день. Например, Надежда курирует 13 семей и помогает проводить собеседования с новыми кураторами.
— Чаще всего люди приходят с желанием помочь и хоть что-то сделать. Кто-то считает, что располагает временем и нужными навыками. На собеседовании есть вопрос: «Готовы ли вы к общению с людьми с противоположными взглядами?». Не все к этому готовы, тогда они выбирают другие виды помощи (например, становятся автоволонтерами или приходят разбирать вещи на склад).
Куратор Екатерина недавно родила ребенка, но с августа взяла под опеку десять семей. Ее привела к волонтерству личная история. Родственники Екатерины живут в Киеве и Житомирской области. Когда-то они хорошо общались и помогали друг другу, но уже в 2014 году отношения испортились. После объявления «спецоперации» Екатерина с мужем сразу позвонили в Украину и предложили родственникам помощь: предоставить жилье в России, организовать выезд в Европу.
— Они нас послали. Больше связи с ними не было. Мы не знаем, живы ли они, в каком они состоянии. У них есть наши телефоны. В любой момент они могут обратиться за помощью. Когда мои подопечные спрашивают меня, зачем я этим занимаюсь, я говорю: «Я хочу помогать людям». Если честно, я ненавижу людей. Вся моя работа связана с людьми: я HR-директор. Но так сложились обстоятельства, что сейчас волонтерство мне помогает. Иногда я даже забиваю на работу, потому что хочу заниматься именно этим.
Кураторы ищут подопечных через чат, в нем постоянно выкладывают информацию о семьях, которым нужна помощь: состав семьи, количество детей, местоположение и в чем они нуждаются. Например, Ася недавно взяла новую подопечную семью, в которой девочка — практически ровесница ее сына. Она периодически зовет маму с дочкой в гости. Куратору Татьяне удобно брать семьи из ее района. Ей важно, что она может сориентировать подопечных: где хорошая поликлиника, где каток, а где можно сходить на рынок. Надежда рассказывает, что старается не впитывать все переживания подопечных как губка, но истории некоторых семей ее совершенно выбивают из колеи.
— Например, я взяла семью, а там девочка с лейкозом, ее зовут так же, как мою дочь, и ей столько же лет. Сейчас девочка в РДКБ, тяжело переживала первую химиотерапию. Лида дала контакт, мы нашли подходящую квартиру рядом с больницей. Волонтерство оказывает терапевтический эффект. Ты не читаешь новости, а выбираешь для семьи подушку, записываешь их к врачу или просто разговариваешь.
Когда куратор выбрал семью, он пишет ей, представляется, уточняет, актуальна ли помощь, и предлагает провести интервью. Волонтерам дают анкеты, по которым они в телефонном разговоре спрашивают, в чем нуждается семья, где они жили до 24 февраля, что с их домом, есть ли в России кто-то из родственников. Предпоследний вопрос интервью — «С какими трудностями вы столкнулись в связи со всеми событиями, которые произошли после 24 февраля?».
— Это самый тяжелый вопрос, — говорит Екатерина. — Каждый раз, когда я к нему подхожу, думаю: «Вот бы они ничего не начали рассказывать».
На таком интервью одна из подопечных Екатерины, Мария, рассказала свою историю. Ее семья спряталась от бомбежек в подвале на собственном участке и просидела там пять дней. Потом четыре человека вышли приготовить еду, в это время случился обстрел, и от взрывов погибли папа и сестра героини. В Россию, несмотря на молодой возраст, Мария приехала уже седой.
После интервью анкета семьи отправляется на обработку в фонд. С ней заключается договор помощи на полгода, если подопечные приехали недавно, или на два месяца, если они в России уже давно, у них есть российское гражданство, они устроились на работу. Даже если семья уже снялась с учета, она может получать консультации и участвовать в мероприятиях для подопечных фонда, например ходить на выставки и в театр.
Раз в неделю фонд проводит собрания для кураторов — там можно обсудить сложные случаи. Вот что рассказывает об этом Лида Мониава:
— Границы у всех семей разные. Кто-то просит очень много, кто-то, наоборот, стеснительный — его надо несколько раз спросить, прежде чем понять, что ему действительно нужно. Для кураторов это полезный опыт — научиться взаимодействовать с разными людьми и говорить «нет». Главное — общаться со всеми семьями по-человечески. Есть вещи, с которыми фонд помогает, а с другими — нет, все они описаны в правилах. Куратор может на это ссылаться, а давать что-то больше — только по личному желанию.
Маленькими шагами
Начинать работать с семьями некоторым кураторам бывает очень тяжело, но я услышала много историй, когда все заканчивалось благополучно. Надежда рассказывает о подопечной семье, в которой четыре женщины (две родственницы со взрослыми дочерьми), пять котов и кролик. В их родном городе были разрушены магазины, которые приносили им доход, постоянно случались бомбежки. Тогда семья приехала в Домодедово и два дня ночевала в машине — никаких родственников и знакомых у них не было. Машину заметила их землячка, она пустила семью пожить к себе в квартиру. Женщины сразу пошли работать, одна из них вместе с дочкой стала готовить шаурму в ларьке. Куратор помогала им с поиском отдельной квартиры, запрашивала консультацию по поводу договора аренды, оформляла сертификаты на продукты и нижнее белье, записывала в шоурум.
В другой семье мама с трехлетним ребенком первое время после переезда все время плакала: скучала по дому. Она вспоминала, как они жили, показывала Надежде фотографии. Куратор помогла ей найти швейную машинку, надувной матрас, передала новогоднее платье для дочери.
— Постепенно я видела, как она перестала плакать, стала что-то просить, хотя сначала говорила: «Мне ничего не надо». В переписке все меньше грустных смайликов, больше сердечек. Видно, как человек меняется.
Татьяна рассказывает, как ее подопечная — мама с ревматоидным артритом — хотела подарить своему сыну на день рождения торт с украшением из игры «Майнкрафт». Но женщина не могла себе позволить купить его сама. Куратор написала об этом благотворительнице и в соседнюю кондитерскую: откликнулись и там, и там. В итоге торт получил не только любитель «Майнкрафта», но и подросток из другой подопечной семьи, у которого день рождения был через пару недель. А женщине с заболеванием суставов куратор помогала преодолеть тяжелое психологическое состояние.
— Она была в депрессии, потому что не могла выйти на работу: тело ломит, сын все время болеет. Я отправляла ее к психологу, к парикмахеру-волонтеру на стрижку, чтобы она почувствовала себя женщиной. Сейчас она прошла первый этап лечения ревматоидного артрита с помощью фонда. Жизнь заиграла новыми красками.
У брата мальчика, который получил второй торт, тоже недавно был день рождения — ему подарили навороченный снейкборд. Подросток с удовольствием на нем катался, но однажды доску украли в парке. Ребенок ужасно расстроился, но Татьяна нашла благотворителя через «Авито», который передал семье новый снейкборд.
Еще одна подопечная семья Татьяны, несмотря на финансовые трудности, долго опасалась принимать помощь фонда — боялась мошенников. В итоге эти люди поняли, что помощь действительно существует, и в середине сентября получили первую доставку продуктов. Старшая дочь пошла в пятый класс, ее тепло приняли. А младшую, трехлетнюю дочку мучили ночные кошмары.
— Никто не мог понять, что это такое. Она ночью просыпалась и плакала. Вся семья не спала: они живут впятером в однокомнатной квартире. Девочке по совету врачей давали успокоительное, таблетки не помогали. Оказалось, что у нее болят зубы. Фонд договорился об операции с клиникой-партнером. Ребенку под наркозом удалили пять зубов, поставили коронки — и девочка стала спать спокойно.
Екатерина рассказывает, что у нее есть подопечная семья, которая в заявке написала, что им нужны стулья. Куратор смогла их найти не сразу, а когда привезла два стула подопечным, те начали плакать.
— Они сказали, что только вчера сломались последние два стула, которые у них были, — их уже не могли сбить гвоздиками.
Другая подопечная семья Екатерины приехала в Россию в марте — на родине они месяц провели в подвале по щиколотку в воде. Мама сильно похудела и стала совершенно седой. Ее дочка учится дистанционно в украинской школе, им нужен был ноутбук, а на всю семью было только два телефона. В итоге ноутбук оплатил другой куратор. А еще семья мечтала о телевизоре. Екатерина нашла в соседском чате мужчину, который был готов пожертвовать свой — но только с условием, что он удостоверится: телевизор действительно достался беженцам. Куратор вместе с мужем поехала к семье с этим телевизором. Подопечные были в шоке, начали плакать, спрашивать: «Сколько мы должны?» Екатерина только попросила поблагодарить мужчину, передавшего телевизор, — он тоже проникся этой историей и стал искать, что еще может пожертвовать беженцам.
Принять и пережить
Некоторым семьям сложно смириться со своим новым положением.
Татьяна рассказывает, как одна подопечная ей как-то обронила:
— Раньше это мы кому-то что-то отдавали. А теперь приходится самим что-то искать на складе в чужих вещах.
Куратор ее подбадривала:
— Вы не переживайте. Раньше вы могли обмениваться вещами со своими знакомыми, а здесь у вас близких людей нет, вот с вами и обменивается вся Москва.
Екатерина привозила на склад Альбину из семьи, которой достался телевизор. Но подопечная боялась выйти из машины. Оказалось, в своем родном маленьком городе она занимала довольно высокую административную должность и теперь боялась встретиться с земляками.
— Катя, давай уедем.
— Что случилось?
— Я не могу рыться, искать что-то для себя. Сейчас в этом шоуруме находятся еще три-четыре человека из моего города. И они меня знают. Мне так стыдно, что я вместе с ними буду искать штаны для своего ребенка.
— Хорошо, пойдем посидим в машине, попьем кофе.
Прошло полтора часа. Они выпили кофе, съели пирожные. Куратор понимала, что семье нужны вещи, а в следующий раз записаться в шоурум Альбина сможет только через месяц (тогда правила были жестче, сейчас одна семья может приходить в шоурум раз в две недели). Екатерина сказала, что сама будет искать вещи, показывать их и спрашивать, нравятся или нет. Куратор попросила помочь Анну, которая работает на складе. Та не растерялась:
— Пойдем-пойдем, стой здесь, в примерочной, раздевайся, сейчас мы тебе будем носить одежду.
В итоге Альбина подобрала себе и дочке много вещей, ушла из шоурума довольная.
Анна говорит, что в шоурум приходят разные люди. И если до 24 февраля они занимали какую-то высокую должность, им очень тяжело.
— У многих посетителей такие мысли: «Я кем-то был, у меня что-то было. А сейчас непонятно, чем это все закончится и что будет завтра». Людей лишили всего. Их вырвали с корнями и бросили в неизвестность. А неизвестность всегда пугает, неважно, беженец ты или нет. Человеку нужно стоять на земле ногами, а у него эту землю из-под ног выбили. С этим надо жить, не терять человеческое лицо и не сходить с ума. Я говорю: «Ну а что делать? Жизнь преподносит нам такой урок, такую школу нам нужно пройти. Это нужно просто принять и пережить. То, что было, не в наших силах вернуть. Давайте примерим платье и пойдем в магазин за хлебом нарядными».
Некоторым Анна предлагает чай, утешает — они уходят спокойными. Человек чувствует, что он не один на один с бедой.
— Мы все в одном положении. В шоуруме попадаются очень приличные вещи. Можно что-то себе подобрать, встретить знакомых, пообщаться с сотрудниками. Многие уже знают друг друга в лицо, по имени и приходят сюда, чтобы отвлечься от повседневных дел. Но политические темы мы в шоуруме не обсуждаем. Иногда у кого-то бывает крик души. Я объясняю, что у меня есть моя личная точка зрения, но я не хочу ее никому навязывать. Споры бесполезны, они порождают войны. Я спрашиваю: «Вы пришли в шоурум? Так давайте поговорим про одежду. Вот к этой шапке подойдет этот шарфик, а к этой юбочке — эта блузочка».
— Но основной запрос беженцев — это еда, — говорит Лида Мониава. — В основном они едят макароны, каши. Но хочется, чтобы они купили что-то, что они любят. Глупая идея — думать, что беженцам достаточно всего самого дешевого, самого плохого. Если мы хотим, чтобы люди чувствовали себя людьми, не потеряли свое человеческое достоинство, не надо думать, что им нужно что-то хуже, чем нам. Мне нравится идея, когда у них есть сертификат на фиксированную сумму, и они сами выбирают, что себе купят.
* * *
Сейчас в фонде около тысячи кураторов и больше 5 тысяч благотворителей.
За все время работы тут помогли больше чем 7 тысячам подопечных семей, сейчас активно получают помощь 2,5 тысячи семей (7,5 тысячи человек). Однако сбережения у «Дома с маяком» есть всего на месяц вперед: каждый месяц работы организации стоит около 35 миллионов рублей.
Пожалуйста, поддержите работу фонда, чтобы как можно больше беженцев смогли почувствовать себя в безопасности.