Антакья — город-призрак на юго-востоке Турции. Въезд в него оцеплен полицией и военными, все въезжающие машины проверяют. Справа и слева от дороги — груды бетона. Разбросаны вещи, остатки гуманитарной помощи. Где-то виднеются то люстры, то мебель. Уже непонятно, что это было: кафе, жилой дом, больница. В воздухе чувствуется трупный запах.
В центре города группа волонтеров выходит из автобуса. Их собрал Даниил Мазалов, уехавший из России после объявления мобилизации. Вместо старинного города, зданиям которого было больше 500 лет, перед волонтерами высятся цветные палаточные городки.
«Масштаб бедствия такой, что нужна помощь всех организаций»
6 февраля в Турции произошло два подземных толчка магнитудой 7,7—7,8. По оценкам ООН, это самое мощное землетрясение в стране с 1939 года. Хатай пострадал сильнее большинства других регионов. Его административный центр Антакья и соседние районы были построены на зыбкой почве из слоев глины и песка. Разрушения оказались настолько серьезными, что в Антакье почти не осталось неповрежденных зданий — 80 процентов застройки подлежит сносу. Мэр города сообщил, что погибло больше 20 тысяч жителей. Общее количество жертв в Турции превысило 45 тысяч.
Главная организация, которая борется с последствиями землетрясения в стране, — Турецкое агентство по чрезвычайным ситуациям (AFAD). Это правительственная структура (аналог российского МЧС), которая проводит поисково-спасательные работы и координирует волонтерские группы.
На месте разрушений также работает много негосударственных инициатив. Самая известная — благотворительное турецкое движение AHBAP, которым руководит музыкант Халук Левент. В Турции также работают добровольцы местного Красного Полумесяца (аналог Красного Креста), поисково-спасательная организация AKUT, отдельные волонтерские группы в регионах. Помощь с последствиями оказывают посольства и консульства других стран.
Елена Смирнова эмигрировала из России восемь лет назад. Она рассказывает, что все организации — от правительственных структур до НКО и отдельных активистов — работают параллельно. Они занимаются любой поддержкой пострадавших: разбирают завалы, собирают гуманитарную помощь и ищут системные решения — как разместить людей, которые потеряли свои дома.
«Честно сказать, масштаб бедствия такой, что нужна помощь всех организаций и на каждом уровне. Нужны все руки, все ресурсы, — считает Елена. — Ситуацию осложняет то, что до сих пор все находится в броуновском движении: с одной стороны, все еще нужна помощь людям в непосредственных зонах бедствия, с другой — многие семьи увозят из разрушенных регионов, кто-то эвакуируется сам. Люди оказываются кто в близлежащих городах, кто совсем далеко — в Стамбуле, Измире или Анкаре. Этот процесс переселения и адаптации на новом месте будет продолжаться еще очень и очень долго. Остро стоят все вопросы: как обеспечить этих людей жильем, базовыми предметами обихода, медикаментами, психологической помощью. О более сложных вещах — как эти люди будут работать, учиться, жить — пока думать даже на приходится».
По словам Елены, большинство людей все еще остаются в разрушенных городах. Им негде жить и нечего есть, они живут в палатках или просто под открытым небом. Многие отказываются покидать свои дома — точнее, их руины — «вопреки любой логике». Женщина добавляет, что гуманитарная помощь распределяется из специальных депо, но у многих людей нет машин или бензина, чтобы туда доехать.
«Поэтому активисты просто на личном транспорте ездят буквально от дома к дому и раздают помощь в руки, — рассказывает она. — И сколько бы ты ни делал, все равно кажется, что этого мало».
«В глубине души надеялся, что мы никуда не поедем»
Даниил Мазалов переехал из Калининграда в небольшой турецкий город Фетхие в начале октября 2022 года — после того как получил повестку. В Турции он устроился коммерческим аналитиком в международном маркетинговом агентстве. 6 февраля Даниил, как обычно, пошел с ноутбуком работать в кофейню. Параллельно читал новости.
«Я понял, что меня это очень сильно тревожит, — вспоминает он. — И стал [вместе с единомышленниками] искать, как можно помочь пострадавшим».
Оказалось, что в нескольких метрах от дома Даниила находилась местная волонтерская организация FETAV (Fethiye Tourism, Promotion, Education, Culture and Environment Foundation) и уже больше 25 лет ею руководит тетя владельца дома, в котором живет Даниил. Через FETAV он стал выяснять, что нужно, чтобы вместе с командой русскоязычных волонтеров отправиться в пострадавший регион и быть там максимально полезными. Даниил понял, что без продуманной организационной работы группу добровольцев, большинство из которых не говорит по-турецки или по-арабски, никуда не пустят и они будут только сбивать с толку спасателей. Тогда Даниил собрал оперативный штаб из пяти человек. Они составляли план будущей поездки, занимались закупкой необходимых вещей, продуктов, оборудования, искали людей с нужной специализацией (спасателей, медиков, ветеринаров и переводчиков), которые готовы были ехать в Хатай — провинцию, где не хватало помощи.
«Где-то в глубине души я надеялся, что ничего не выйдет, что мы никуда не поедем, и одновременно из-за этого расстраивался. Мне было страшно: не оттого, что я могу как-то пораниться, заболеть и погибнуть, а просто из-за неизвестности и страха, что я не смогу достаточно помочь», — признается Даниил.
В поездку собрались 23 человека, в том числе шесть медиков. Среди них была семейная пара: офтальмолог Юлия Волга и ее муж Сергей, хирург. Вместе с 10-летней дочерью они переехали в Турцию в октябре 2022 года, поселились в Алании. Ночью 6 февраля почувствовали толчки.
«Кровать ходила ходуном, люстра шаталась, я чуть не упала со стула, — вспоминает Юлия. — Мы испугались. Когда стали читать новости и поняли, что масштаб очень серьезный, сразу задумались: находясь здесь и имея квалификацию, мы можем помочь».
Выбор профессии Юлии тоже связан с землетрясением. В 1995 году она училась в десятом классе и готовилась поступать в театральный вуз. Ночью 28 мая в Нефтегорске на Сахалине произошло землетрясение магнитудой 7,6.
«Я смотрела новости, и меня переклинило. Я подумала, что мне хочется заниматься более серьезной профессией, — взялась за химию, биологию и поступила в медицинский вуз. Когда это все произошло здесь, мое желание помочь перенеслось на 20 лет вперед», — рассказывает Юлия. Она нашла группу волонтеров из Фетхие и вместе с мужем присоединилась к поездке.
Помимо россиян в группе были волонтеры из Казахстана и Украины. К ним присоединились и местные жители: директор турецкой школы и учительница Айтен, которая в свободное время занималась зооактивизмом: она хотела спасать животных. Команде также удалось привлечь к поездке трех переводчиков.
В FETAV волонтерам помогли найти водителя автобуса, а все участники группы получили разрешение на провоз гуманитарной помощи. Для этого знакомые организаторов отвезли огромную пачку документов на согласование в Анталью.
«Собрать все вещи для поездки нужно было за полтора дня. Мы объявили фандрайзинг, удалось собрать 250 тысяч лир. После поездки осталось около 80 тысяч лир, мы вложили их в новый выезд», — рассказывает Даниил.
«Стояли на коленях и кричали в небо»
В ночь на 11 февраля 40-местный автобус мчался из Фетхие в Хатай, забирая по дороге волонтеров из Антальи и Алании. Багажник был забит гуманитарной помощью. Следом ехал пикап с газовыми баллонами и тяжелым грузом. Волонтеры не знали, что их ждет на месте: разрешат ли им работать, оказывать медицинскую помощь. Они готовились ко всему — в том числе к тому, что под завалами не окажется живых людей. С каждым днем шансов найти выживших становилось все меньше.
«У меня не было иллюзий, что я буду спасать по трое детей из аварийных зданий, — говорит участник группы Владислав Шевченко. — Я ожидал, что просто буду стоять где-то на развалинах, мне будут давать кирпичик и я буду его нести».
Владислав — бывший военный, переехал с семьей в Турцию в ноябре 2022 года, работает в сфере IT. У него возникли проблемы с легализацией в стране. В декабре Турция прекратила выдавать россиянам туристические ВНЖ. Рандеву ему назначили как раз на то время, когда группа собиралась поехать в Хатай, — Владислав хотел присоединиться к волонтерам, поскольку умел оказывать первую помощь и имел военный опыт. Поэтому на рандеву он не пришел. В поездке один из военных шутил, что арестует его.
Базу волонтеры организовали в центре Антакьи, недалеко от разрушенного жилого комплекса «Ренессанс». Рядом находился первый объект, на котором им разрешили работать. По словам Даниила, это был дом с очень серьезными разрушениями, в котором все «покрошено на мелкие кусочки».
«Да, есть куча видео, есть новости, но они не передают даже мизерной части того, что там происходит на самом деле, — делится Владислав. — Мы видели фотографии разрушенных зданий. Но когда туда приехали, услышали незатихающие звуки сирен, увидели кучу палаточных городков, плачущих людей, которые стояли на коленях и кричали в небо…»
К моменту приезда группы на месте уже работали экскаватор и 15 пожарных из турецкого города Денизли. Задачей спасателей было курировать работу экскаваторщика. Он своим ковшом постепенно разбирал смесь из бетона, мебели и личных вещей, а четыре-пять специалистов наблюдали за его работой. Участвовать в наблюдении попросили и русскоязычных волонтеров. В том числе журналиста Александра Капкова. Он переехал с семьей в Турцию в октябре. В России журналист освещал крупные чрезвычайные ситуации, проходил курс оказания первой медицинской помощи и имел навыки жизни в походных условиях.
Как только появлялось подозрение, что под завалами может находиться живой человек или тело, кто-то из наблюдателей командовал экскаваторщику, чтобы тот остановился. Начинался осмотр места. Найденные тела максимально аккуратно извлекали пожарные. Их передавали родственникам — те часто ждали новостей о своих близких прямо рядом со спасателями, на улице, оборудовав себе места для сна и еды.
«Как только находили тело, около объекта сразу собирались люди, — вспоминает Александр. — Все очень хотели, чтобы нашли их родственников, друзей, они хотели спокойно похоронить близких. Когда тело извлекали, вокруг здания создавалась ширма из пледов, чтобы скрыть эту сцену от глаз окружающих. Дальше мы, волонтеры, помещали тело в специальный мешок и выносили за ограждение, где, как правило, дежурили военные. Его увозили, а мы возвращались к работе».
Работа велась круглосуточно: волонтеры ночью отдыхали, но пожарные дежурили на объектах без перерывов. Так за четыре дня профессиональные спасатели и добровольцы полностью разобрали одно двухэтажное здание, затем начали работать на новом объекте. Капков уверен, что пожарные прекрасно справлялись со своими задачами самостоятельно.
«Но в тот момент, когда есть возможность дать отдохнуть кому-то из профессионалов лишние пять минут, почему бы этого не сделать? — считает волонтер. — Эти ребята стоят на завале и следят за ковшом в оба глаза, которые уже почти ничего не видят от огромного количества пыли, перманентно стоящей в воздухе. Это не фигура речи — весь город наполнен пылью. Люди ею дышат, она попадает в глаза. От этого болит голова, трудно дышать. И при этом нужно еще вглядываться, особенно если начинаются сумерки. Масштабы трагедии огромные, и любая помощь, даже такая крохотная и от таких непрофессионалов, как мы, принимается с благодарностью».
За неделю работы на завалах пожарным и волонтерам удалось найти 37 тел. Живых людей они не обнаружили.
Все это время в городе самостоятельно работала зоозащитница Айтен. Она в одиночку забралась на седьмой этаж разрушенного дома и спасла щенка. Айтен находила и других животных, которые оставались в разрушенных зданиях или бродили на улицах, — их кормила и лечила команда волонтеров. Всего они спасли более 20 кошек и собак и даже несколько попугаев.
Остальные участники занимались гуманитарной помощью. Когда кто-то уставал работать на завалах, его сменяли. Ночевали все в автобусе: пока группа находилась в Антакье, там все еще ощущались небольшие подземные толчки — оставаться под крышами было небезопасно.
«Он мог погибнуть, если бы мы ничего не сделали»
Параллельно с работой на завалах волонтеры-медики оборудовали перевязочный пункт. Они разместились внутри заброшенной заправки и начали принимать пациентов: местных жителей и сотрудников спецслужб, которые помогали пострадавшим и охраняли город.
По словам офтальмолога Юлии, к ним приходило до 70 человек в день. Пациентов принимали три-четыре медика одновременно. Люди просили перебинтовать или обработать раны и порезы, приходили с переломами. У кого-то были стерты ступни и повреждены ногти на ногах: во время землетрясения местные жители босиком выбегали из домов. У многих из-за пыли были проблемы с глазами. Военным и спасателям песок проникал в глаза даже через защитные очки.
«Как офтальмолог я почувствовала себя очень нужной, — говорит Юлия. — Я не знаю, сколько я вылила капель в глаза пациентов, но такая помощь нужна была очень многим. Иногда было так — пациенту перевязывал ногу мой коллега, а я в этот момент промывала ему глаза, вынимала песчинки. Помимо прочего, конечно, я делала перевязки вместе с другими медиками».
Волонтеры оказывали всевозможные виды медицинской помощи вне зависимости от специализации. В медпункте постоянно дежурил хотя бы один переводчик — помогал врачам общаться с пациентами.
«Люди рассказывали и о том, кого они потеряли из-за землетрясения, — видимо, так им становилось легче, — вспоминает Юлия. — Мы вместе с переводчиком старались их успокаивать. Почти каждый день в медпункт приходила женщина, у которой в Хатае погибли пять сестер со своими детьми и внуками».
На пять минут медики могли отойти перекусить и отдохнуть на полевой кухне: еду раздавали военные, волонтеры готовили чай. По словам Владислава, чай стал «психологической поддержкой» для местных жителей.
«Наши газовые баллоны не замолкали, людей поили с утра до вечера, они шли бесконечным потоком — по нашим скромным подсчетам, в день улетало около двух тысяч кружек чая с печеньем. Это помогало. К нам женщина приходила заплаканная в первый день, я обнимал ее возле чайной. Потом я встретил ее на улице — и она уже мне улыбалась», — вспоминает он.
Ночью на второй день после приезда волонтеров был срочный вызов медиков: группа спасателей из соседнего района сообщила, что под завалами нашли живого ребенка. Тогда Юлия и ее муж взяли аптечку и пробежали несколько кварталов, чтобы спасти его.
«Мы уже не могли бежать, а в трубку кричали “Доктора! Доктора!” — вспоминает Юлия. — Мы понимали, что в эти минуты мы могли действительно кому-то помочь, но тело не слушалось, ноги не бежали. На месте оказалось, что тревога была ложной. На следующий день из-под завалов извлекли погибшего ребенка и его семью».
На третий день врачей снова срочно вызвали — стало плохо военному. Во время землетрясения он потерял всю свою семью: жену, двухлетнюю дочь и тещу, — но продолжал дежурить в городе. Он плохо спал и почти не ел. Поскольку его жилье было разрушено, мужчина ночевал вместе со своим начальником в служебной машине. В день, когда из-под завалов достали его близких, военный потерял сознание.
«Было темно, муж светил мне фонариком, — вспоминает Юлия. — Военный был на переднем сиденье, весь серого цвета. Я сначала даже не поняла, жив ли он. Потом прощупала пульс — он был слабый, дыхания не было. Мы с мужем пытались привести его в чувства, попросили переводчика принести нашатырь из медпункта. Но военный не приходил в себя, его состояние ухудшалось. Тогда я разжала ему челюсти и поняла, что у него запал язык и перекрыл дыхание: видимо, он впал в очень глубокий обморок. Я достала язык, он сразу начал дышать, розоветь. Он мог погибнуть, если бы мы ничего не сделали».
По словам Юлии, на следующий день командир этого военного приходил в медпункт благодарить врачей — рассказал, что мужчина стал лучше себя чувствовать, начал есть.
«До сих пор не могу понять, за что нас благодарят»
16 февраля был последний день работы волонтеров в Антакье, на том же автобусе они уехали домой.
«Как странно было видеть вокруг целые, неразрушенные дома, гуляющих людей, больше не слышать звуки экскаватора и не чувствовать трупного запаха», — вспоминает Даниил.
Практически каждую ночь Юлии снилось, что она продолжает работать в Хатае.
«Когда я вернулась, у меня было странное ощущение, будто на улицах города все ненастоящее», — говорит она.
Владислав делится, что после возвращения многие вещи — экскаватор, скорая помощь — стали вызывать у него флешбэки, ассоциации с Антакьей. На первый вопрос жены: «Детей-то там хоть не было?» — он чуть не расплакался и ушел гулять, чтобы прийти в себя. «Ну как не было? Их что, во время землетрясения всех телепортировали?» — думал он.
Работая на завалах, Владислав споткнулся, упал и напоролся на арматуру. Сначала он не заметил, что поранился, но спустя три-четыре дня его нога сильно распухла и посинела. Сотрудники местной благотворительной организации отвезли его в госпиталь, рассказав, что волонтер только что вернулся из Хатая. Тогда ему сделали обследование, поставили прививку от столбняка, выписали сильные антибиотики и даже предложили остаться в стационаре — все бесплатно, хотя обычно для эмигрантов медицина в Турции очень дорогая.
«Врачи реагировали очень странно: женщины плакали и говорили спасибо, обнимали — я до сих пор не могу понять за что, потому что ничего героического я не сделал, — считает Владислав. — Я носил тела и наливал чай в кружки».
После возвращения Даниил много думал, достаточно ли сделал. Он вспоминал, как в один из дней из-под завалов достали семь человек: отца, сына, пожилого мужчину и маму с тремя дочками, которая пыталась укрыть их собой от падающего потолка.
«Когда мы доставали людей, мы примерно понимали, как давно они умерли. И если трупы были свежие, мы понимали, что кого-то еще можно было спасти, но мы прибыли слишком поздно», — делится Даниил.
Тяжелее всего он почувствовал себя, когда другая русскоязычная команда зафиксировала тепловые пятна и шумы на прослушке в здании ближе к центру Антакьи: под завалами кто-то мог находиться. Но дом сложился очень сложно, и, чтобы добраться до этих людей, нужно было разбирать два верхних этажа. Это работа не менее чем на 48 часов в доме, который мог в любой момент рухнуть, если случатся новые толчки, — тогда погибли бы и спасатели.
«Я стоял и понимал, что подо мной на два этажа ниже, под плитами, возможно, еще живые люди, которые убегали по коридору, но прямо перед ними упал балкон, а сверху — два этажа. И никто ничего не может сделать», — вспоминает Даниил.
Вернувшись в Фетхие, волонтеры встретились в кафе, чтобы обсудить поездку. Тогда официант сказал девушкам за соседним столиком, что рядом с ними сидят спасатели, которые помогали в Антакье. Девушки начали им аплодировать.
«Тогда я не смог сдержать слезы, — делится Даниил. — Я до сих пор не понимаю, за что нас благодарят. Я не считаю, что это какое-то дело, которое требует столько внимания. Просто есть ощущение, что это нужно. Мы могли бы помочь еще больше».
Через три дня после возвращения он вместе с помощниками начал организовывать вторую поездку.
«У меня больше нет жизни»
Вторая группа отправилась в Хатай 1 марта. На том же автобусе волонтеры приехали уже не к разрушенному ЖК, а к четырехэтажному зданию школы, которое чудом уцелело. Теперь перед волонтерами не стояла задача работать на завалах. Но в Антакье и близлежащих деревнях оставались люди, которые нуждались в гуманитарной и медицинской помощи, дети, у которых погибли родители. Поэтому к новой команде помимо медиков и водителей присоединились организаторы детского досуга — в том числе Мария Ивлева. В марте 2022 года она переехала с семьей в Фетхие, устроилась работать логопедом в международном учреждении.
Волонтеров встретили военные и толпа детей. На территории школы, огороженной забором, стояло несколько палаток, вдоль стены были натянуты тенты, где жили семьи, там же располагались две турецкие печки и бронетранспортер. Мария объясняет, что в Хатае появилось много мародеров, поэтому охрана необходима.
Во дворе школы волонтеры установили газовую горелку. На первом этаже организовали парикмахерскую, в холле при входе — медпункт. На территории школы собрали душ из подручных средств — до этого дети и взрослые не имели возможности мыться, у многих завелись вши.
Стриг взрослых и детей барбер Максим Пономарев. Он переехал в Турцию в конце сентября 2022 года из Калининграда. В поездку барбер взял все свои инструменты. Каждый день к нему приходило около 15 человек.
«Основной запрос был у людей — сделать сильно короче, чтобы волосы не мешали», — рассказывает Максим.
Несмотря на то что он специализируется только на мужских стрижках, приходилось стричь и девочек — они чаще всего просили убрать волосы до плеч. Мария вспоминает: «Одна из девочек сильно плакала из-за того, что потеряла свои длинные волосы, но все-таки стойко держалась».
Между палатками на территории школы Мария вместе с турецкой художницей Озлем устроила зону для детского творчества. Девушки составили программу занятий: игры, рисование, лепка. Озлем общалась с детьми по-турецки, с сирийскими ребятами помогал говорить переводчик или двуязычные дети. Художница и логопед помогали друг другу вести занятия, и дети быстро к ним привыкли.
«В первые сутки мы начали с ними играть, а на следующий день они уже ждали нас в 8:30 на выходе из автобуса, — вспоминает Мария. — Заниматься приходило все больше детей — до 30 человек. Иногда родители приходили вместе с детьми, садились рядышком и тоже просили кисточки, краски, рисовали».
По словам Марии, первое, что дети написали на бумаге, которую она им раздала, — «Мое сердце разбито», «У меня больше нет жизни». Но постепенно они стали рисовать. В один из дней дети лепили из кинетического песка и придумывали сказку о замке. Одна девочка сделала красивый домик с красной крышей и раздавила его рукой со словами: «Все, землетрясение, бабах».
По вечерам зона детского творчества превращалась в кинотеатр: волонтеры включали проектор и ставили фильм. «Местные жители смотрели любимые сериалы только до землетрясения и никогда после, — объясняет Мария. — Посмотреть фильм значило для них вспомнить спокойную жизнь. Мне кажется, важно поддерживать людей не только едой и одеждой, но и сохранить в них чувство достоинства, желание жить». В последний день работы волонтеров все танцевали.
Помимо помощи в Антакье часть добровольцев почти каждый день выезжала в соседние деревни. Где-то очень давно не было еды, где-то нужна была одежда или медицинская помощь. В одну деревню волонтеры привезли детские вещи, в том числе обувь. Когда остались последние три пары маленьких кроссовок, Мария заметила девочку, которой они подошли. Оказалось, что у нее еще есть сестра и брат, они — тройняшки. Последние три пары кроссовок достались им.
«Ради этих семи дней я появилась на свет»
Вторая поездка тоже длилась неделю, и 7 марта волонтеры вернулись домой. На обратном пути в автобусе Марии снился кошмар: будто она оказалась со своими детьми в высоком здании и началось землетрясение.
«Здание стало раскачиваться и закручиваться, в окнах мелькали дома и деревья, — описывает свой сон Мария. — Я знаю из рассказов жителей Хатая, что их дома закручивались, комнаты менялись местами, невозможно было найти людей, их просто перемалывало в этой конструкции. Подсознание выдало мне эту картинку, как будто я нахожусь внутри, — это было самое ужасное ощущение».
Мария говорит, что все-таки во время поездки чувствовала себя счастливой — среди единомышленников и людей, которые, несмотря на катастрофу, сохранили тягу к жизни.
***
На обратном пути из Хатая турчанка Озлем благодарила всех эмигрантов за помощь от лица своего народа.
«Может быть, ради этих семи дней я появилась на свет, — говорит офтальмолог Юлия. — Я не знаю. Для меня это очень знаковое событие. Мы оказались в нужное время в нужном месте. Я сейчас по другому смотрю на жизнь. На фоне того, что сейчас происходит в мире, я считаю, что если каждый человек поможет тем, кто в этом нуждается, то жизнь будет намного лучше и счастливее».
После второй поездки Даниил стал чувствовать себя гораздо более удовлетворенным. Но на днях с ним связался житель еще одной деревни и рассказал, что там остались 100—150 человек, которые нуждаются в еде и воде. «Даже после этой поездки нужно что-то придумывать и организовывать», — говорит он.
Сейчас группу из Фетхие в Антакье сменили другие русскоязычные волонтеры: эмигранты из России и Казахстана. Даниил планирует взаимодействовать с ними, чтобы и дальше можно было оказать какую-то помощь людям, которые до сих пор присылают запросы.
Редактор — Александра Садыкова