Дочки-матери
«Помню, я была еще девчонкой, мы шли с мамой по Москве, и она в очередной раз спросила: “Чем ты хочешь заниматься, когда вырастешь?” Я снова ответила: “Хочу петь”. И ее встречный вопрос был: “Зачем ты хочешь это делать?” Все мои ответы обычно не устраивали маму. А тут я сказала: “Хочу, чтобы мои песни помогали другим”. И это ее обрадовало. “Теперь я понимаю”, — сказала мама».
Во время гражданской войны в Таджикистане в дом, где жила Манижа Сангин, попал снаряд. От дома остались руины. Ее мама, Наджиба Усманова, держала двухлетнюю малышку на руках, убегая в 1994 году из Душанбе в Москву. «Не для того меня обнимала мама, чтобы сегодня я промолчала» — этой строчкой из песни «Мама» Манижа словно и оглядывается назад, и смотрит в будущее.
Идея фонда возникла у дочки и мамы в 2017 году, в начале карьеры Манижи. Отправной точкой стал клип на ту самую песню «Мама». Сюжет клипа рассказывает историю семейного насилия.
По данным Консорциума женских неправительственных объединений, занимающегося юридическим сопровождением пострадавших от домашнего насилия, за девять лет (с 2011 по 2019 год) в России от рук мужей и сожителей погибли 12 209 женщин, то есть в среднем чуть больше полутора тысяч ежегодно. Это подтверждают и данные двух следующих лет: в 2020 и 2021 годах жертвами стали 2680 женщин.
В финале клипа мужчина-оборотень убивает свою жену, а зрителям выдают страшный факт: «В России 36 тысяч женщин ежедневно терпят побои от своих мужей» — и презентуют логотип Silsila. Это не случайность: в день премьеры, 28 февраля 2020 года, Манижа и Наджиба запустили приложение Silsila — «тревожную кнопку» для всех, кто столкнулся с физическим или эмоциональным насилием в семье (приложение работает только в РФ).
После этого к Маниже и Наджибе стали поступать отчаянные просьбы о помощи. Вместе с этими запросами возникла идея фонда, который помогал бы в первую очередь людям восточных культур преодолевать те же трудности, с которыми когда-то столкнулись Манижа и ее мама: миграция из-за войны, беженство в новой стране, домашнее насилие. Так в ноябре 2021 года появился благотворительный фонд Silsila.
«Я поняла, что моя музыкальная деятельность может принести пользу людям, наиболее уязвимым в трудных жизненных ситуациях, в первую очередь беженцам и мигрантам. Я и моя мама знаем, каково это, и постоянно помогали кому-то по своим каналам. Делали проект с интеграционным центром “Такие же дети”, работали над арт-проектом “Недославянка”, раскрывающим идею “свой среди чужих, чужие среди своих”», — рассказывает Манижа.
Слово «силсила» есть в разных восточных языках. Переводится оно вовсе не как «сила», а как «связь»: связь событий, связь поколений, связь с другими, которая помогает справиться с любой проблемой. Фонд Silsila и есть нить, связывающая разных людей в единое сообщество, которое не приемлет насилия, хочет жить в здоровой семье, в здоровом обществе и готово поддерживать тех, кому нужна помощь.
Для этого фонд бесплатно предоставляет юридическую и психологическую помощь, консультации по финансовой грамотности и репродуктивному здоровью. А еще выпускает информационные материалы и проводит встречи для психологов, врачей, сотрудников НКО на тему профилактики насилия. За первый год работы помощь в фонде получили 430 человек и семей. Одним хватило разовой консультации, других ведут продолжительное время.
Несмотря на наличие организаций, работающих и с беженцами, и с темой насилия, Silsila стала первой НКО, объединившей эти две и другие специфики. Получился фонд, охватывающий и помощь женщинам, и проблему насилия, и, что не менее важно, борьбу с мигрантофобией в российском обществе.
Директор фонда Анастасия Бабичева убеждена, что в России мало кто знает, как работать с женщинами, которые приехали в страну из Центральной Азии, переживают насилие от мужа-агрессора, не хотят так жить и растить детей. Но не могут просто встать и уйти. Анастасия объясняет почему. Первая причина — отсутствие понимания и поддержки со стороны близких, ведь женщины в этой культуре всегда терпели насилие. Вторая — культурные особенности, традиции, определенные религиозные установки. Авторы насилия часто используют их для манипуляции, но для самих женщин они могут быть единственной опорой. А еще — отсутствие системных инструментов социальной помощи, мигрантофобия, незащищенность женщин, у которых часто нет работы и отдельного жилья.
На свободу с чистой совестью
Аиша родилась в Воронеже, но школу оканчивала в Ташкенте. Туда ее увезли родители, с которыми у Аиши были плохие отношения. «Они из Узбекистана, традиционные и консервативные. Я совсем другая. Хотела поскорее стать взрослой, уйти от родителей и делать что хочется. А хотелось мне учиться в Петербурге». Аиша говорит, что родители испугались ее самостоятельности, поэтому и увезли в другую страну.
Из-за вынужденного отъезда отношения в семье стали еще хуже. Девушка пыталась покончить с собой, и родители стали к ней добрее. «Но вскоре произошло самое ужасное, — говорит Аиша. — Ко мне пришел свататься парень, Умид, он на пять лет старше. Наши отцы дружили в юности. Я думала, что Умид такой же, как я, поскольку тоже вырос в России».
Через два месяца после знакомства, в октябре 2021 года, Аиша и Умид поженились. Невесте едва исполнилось восемнадцать.
«Не знаю, испытывала ли я к нему хоть какие-то чувства. Скорее, желание быть нужной и любимой. Я согласилась на замужество, чтобы уехать от родителей и самой что-то решать. Это была самая катастрофическая ошибка в моей жизни. Уже через пару месяцев после свадьбы я поняла, что лучше бы осталась с родителями».
Молодожены не расписывались в загсе. «У нас был никах (бракосочетание по традиции шариата. — Прим. ТД). Наутро после первой брачной ночи свекровь, согласно мусульманскому обычаю, потребовала предъявить простыню с пятнами крови, чтобы убедиться, что невеста не “бракованная”».
Умид учился на юриста в Благовещенске, и Аиша переехала туда с ним, его мамой и разведенной сестрой. Уже тогда Умид перестал обращать на Аишу внимание, почти не общался с ней, возвращался поздно ночью или под утро. Родители Аиши пытались помочь ей, разговаривали с Умидом, но безрезультатно.
Муж заочно учился и работал таксистом. Сначала Аиша оставалась дома с его мамой и сестрой. Вставала рано утром, готовила всем завтрак, буквально подавала в руки пиалы с чаем. Потом мыла посуду, стирала, убиралась. Готовила обед, ужин. Вскоре устроилась на работу администратором салона красоты, возвращалась домой вечером, и из домашних обязанностей на ней осталось только мытье посуды.
Свекровь забирала у Аиши всю зарплату и решала, как должна одеваться невестка: свитер должен полностью закрывать попу, а куртка — быть усыпана стразами, как у настоящей девочки. «Мои родители совершают намаз пять раз в день, мама носит хиджаб. Но меня воспитывали не так строго и разрешали ходить без хиджаба, — рассказывает Аиша. — Родители Умида не соблюдают мусульманские традиции так строго, но их требования к женщинам выше, чем в моей семье».
Аиша объясняет, что в ее культуре принято, чтобы в течение двух-трех месяцев после замужества жена уже была в положении. «Я этого вообще не хотела, — говорит девушка. — Я еще сама была маленькой, мечтала учиться и, конечно, хотела ближе узнать отца моих будущих детей. А свекор настаивал, чтобы я родила ему пятерых внуков, мальчиков, да поскорее. Я поняла, что для этой семьи я не личность, а прислуга и инкубатор».
Как-то сестра Умида принесла Аише одноразовый стаканчик и тест на беременность. Аише удалось отказаться от этой процедуры: каждый месяц она пила экстренную контрацепцию, и если бы об этом узнали, то Аишу бы выгнали.
В феврале прошлого года Умид и Аиша расписались и стали мужем и женой по российским законам: «Я согласилась, потому что у меня не было возможности уйти красиво, то есть не остаться виноватой и не опорочить честь моих родителей. Чтобы отказаться, нужна была веская причина. “Он не обращает на меня внимания” — это не причина, в нашей культуре все так живут».
Физическое насилие тоже не повод разводиться. Умид бил Аишу, свекровь говорила, что она сама виновата. Однажды ночью Умид хотел пойти на встречу с друзьями, Аиша попросила его остаться. В ответ он ее сильно избил. Степень силы можно представить: Умид — профессиональный боец ММА (Mixed Martial Arts, или «боями без правил», называют смешанные единоборства). Заявление в полицию Аиша не написала: тяжело было осознавать себя человеком, пережившим сексуализированное насилие.
Об агрессии со стороны мужа или партнера молчит не только Аиша. По статистике Консорциума женских НПО, почти 61 процент всех ежегодно убиваемых женщин в России пострадали от домашнего насилия со стороны мужчины. При этом МВД дает совсем другую цифру: менее трех процентов. Разница данных в 20 раз может быть связана как минимум с двумя причинами: женщины боятся идти в полицию, а сотрудники полиции не принимают заявления о побоях.
Не найдя поддержки в семье, Аиша искала ее среди единомышленниц и нашла в группе «Феминизм. Кавказ» во «ВКонтакте». Там она узнала про фонд Silsila: «Было написано, что его создала Манижа Сангин. До этого она выступала на Евровидении, и мне очень понравилась ее песня Russian Woman. Еще понравилось, что в фонде помогают мигранткам и людям другой культуры в России, понимают ситуацию и знают, как с этим работать». Аиша решила попросить помощи в фонде.
В первую очередь девушка хотела высказаться, получить поддержку и независимую точку зрения: «Очень помогает поделиться с кем-то своей историей. Это разгружает голову, и проблема уже не кажется такой великой». Аиша добавляет, что, если бы не фонд, она бы не решилась уйти от мужа. Девушка и раньше думала о побеге, но, как и большинству героинь таких историй, идти ей было некуда.
В июне Аиша ушла из дома. В Silsila ей помогли составить план побега и выбрали шелтер в Москве. Поскольку фонд не специализируется на релокации, к делу подключили правозащитницу Светлану Анохину. Коллаборации — важная составляющая работы Silsila. «Кейсы по релокации в прошлом году стали возможны только благодаря партнерствам с другими организациями. Один в поле не воин — все, что нужно знать о российских НКО», — объясняет Анастасия Бабичева.
Аиша рассказывает, что ускользнуть из дома ей удалось в тот момент, когда муж пошел в туалет: «Иначе план бы провалился. У меня с собой была сумка с вещами, документами и аптечкой. Если бы Умид ее увидел, то все бы понял».
В восемь вечера Аиша прилетела в Красноярск. Рейс до Москвы был через 16 часов, которые беглянка провела в аэропорту, боясь выйти в город. Во время ожидания она написала мужу, что уходит от него и подает на развод. Умид ответил: «Сильно головой ударилась? Ты где?» Свекровь писала сообщения о том, как они ее любят и уважают, просила вернуться — давила на жалость, но Аиша была к этому готова. Родители тоже ей писали. Она никому не отвечала. Когда она не вернулась домой ночевать, свекровь позвонила ее родителям, сказала, что Аиша им больше не нужна и чтобы они приехали, нашли ее и забрали к себе.
Прилетев в Москву, Аиша наконец ответила на все сообщения, попросив отстать от нее. Ее отец извинился, уговаривал вернуться домой и сказал, что они с мамой больше не дадут дочь в обиду. Аише стало жалко родителей. В московском шелтере она провела всего двое суток. Папа купил ей билет, и из Москвы она прилетела к родителям в Воронеж (к тому моменту они снова жили там, а не в Ташкенте). Спустя месяц уговоров мужа Аиша вернулась к нему в Благовещенск. Родители обещали ей, что, если ничего не изменится, она сможет уйти от Умида навсегда, они не будут против.
«Культурные особенности и религия практически во всех кейсах, с которыми работает фонд, являются определяющими, — говорит Анастасия Бабичева. — Поэтому мы никогда не ставим клиенткам что-то вроде помогающего ультиматума. Например, “Мы тебя сейчас вывозим — и ты больше не общаешься, не встречаешься, не возвращаешься. А если ты это делаешь, то мы тебе больше помогать не будем”. Для нас такой подход неприемлем.
Бывало, что мы с большим трудом организовывали перемещение женщины в безопасное место. Для нас, с нашими очень скромными ресурсами, это суперзадача со звездочкой, поэтому мы это делали в партнерстве с другими организациями. Иногда женщина принимала решение вернуться сразу или достаточно быстро. Мы это понимаем. Когда она снова будет готова, мы ей поможем».
После возвращения Аиши Умид стал более общительным и заботливым, пораньше возвращался домой, приглашал гулять. Правда, его не хватило и на три месяца, а после объявления мобилизации он и вовсе улетел в Ташкент. Аиша поняла, что лучше не станет, вернулась к родителям и везде заблокировала мужа. Сейчас она снова в Благовещенске, поскольку ей нравится город. Пока она живет с отцом, скоро приедет ее мама.
У Аиши наконец все так, как она хотела: «У меня лучшая в мире работа — я продавец-консультант в магазине корейской косметики. Очень хорошо зарабатываю, купила себе последний айфон, снимаю тиктоки. Готовлюсь к ЕГЭ и собираюсь поступать на экономический факультет, потом открыть свой бьюти-бизнес. Я самая счастливая».
Золотая клетка
Насилие в любых его проявлениях не имеет национальности. Поэтому в Silsila помогают не только мигранткам, но и женщинам с российским гражданством.
Вероника и Игнат вместе девятый год, три из них женаты. По словам Вероники, отец Игната в детстве «дрессировал его: избивал, говорил, что сын никто и ничто». Мать сравнивала Игната с другими детьми — и всегда не в его пользу. Обе схемы Игнат теперь отрабатывает на жене.
Вероника рассказывает, как муж добивается от нее секса силой, а когда она против, бьет. Оскорбляет ее или игнорирует неделями, наказывая за какой-то «проступок»: если Вероника в лифте нажала кнопку не того этажа или не туда свернула на улице.
«Он всё время говорит, что все, кто его окружает, — челядь и должны ему служить. Иногда он подходил к зеркалу и кричал, что все должны его бояться, что мы никто и без него сдохнем с голоду. А он наш единственный спаситель».
Игнат много зарабатывает и полностью содержит жену и дочь. Из-за этого Вероника постоянно чувствует себя виноватой, словно муж в нее вкладывается и она должна это отработать. При этом Игнат может подарить жене «наверное, самые дорогие серьги в мире», но не оставить денег на обед.
Фонд работает с любыми проявлениями домашнего насилия, исходящего не только от мужей и партнеров. Агрессорами могут быть родители и даже взрослые дети. «Мы работаем и с кейсами насилия вне семьи или отношений. И с кейсами вне насилия, например, если это миграция и дискриминация или только вынужденная миграция, что само по себе опыт травмирующий, — говорит директор фонда. — Даже если запрос совсем непрофильный, специалистки маршрутизируют до профильной организации, то есть дают информацию, сопровождают вплоть до ситуации “у меня получилось начать работу с профильной организацией”. Мы не отказываем никому и никогда».
Три года назад Вероника родила дочь. К ней Игнат тоже не проявлял теплых чувств. Когда девочке было около года, она не могла заснуть и плакала, отец решил ее сам укачать. Вероника спустилась на первый этаж их трехэтажного дома, но не выдержала непрекращающегося плача и вернулась, а Игнат тряс кроватку и орал: «Спи!» Вероника поняла, что в опасности не только она, но и дочь. С той ночи она решила, что терпеть издевательства мужа больше не будет.
Вероника говорит, что жила как в золотой клетке и «задыхалась» в ней: «Жутчайшие чувства, никому не желаю. Нужно было сразу бежать. Но мне стыдно возвращаться домой, в Тверь. Мама меня не примет, ей за меня будет стыдно перед соседями, перед всеми».
Последний год семья живет в Азии. Игнат спрятал документы дочери, чтобы Вероника не могла ее увезти. Свидетельство о браке тоже забрал, чтобы жена не подала на развод. В декабре Вероника сильно заболела и подумала: «Либо умру, либо надо что-то делать». Она стала читать книги по психологии, узнала, что живет в абьюзивных отношениях, и решила бороться за себя и за дочь. К психологу и юристу Silsila она обратилась только в начале февраля, но уже строит планы на самостоятельную жизнь и знает, что обязательно выберется из золотой клетки и начнет дышать.
Фонд Silsila помогает здесь и сейчас, в том месте, положении и состоянии, в котором находится женщина. Живя годами в токсичных ситуациях, женщины часто признаются, что не могут продолжать так жить, но и уйти тоже не в силах. В фонде все понимают и остаются рядом. Клиентка в любой момент может прервать работу или возобновить ее.
«Новый фонд с суперусложненной и нежелательной для России специализацией — это исключительно тяжело, — говорит Анастасия Бабичева. — Мы хорошо понимаем, что менять ситуацию по проблеме насилия и социальной уязвимости мигрантов и мигранток только горизонтально невозможно. Поэтому системные, институциональные изменения абсолютно необходимы. Возможны ли они в России сегодня? Полагаю, что нет. Были ли они возможны, когда создавался фонд? Мы могли думать о них, да. Будут ли они возможны через год, пять лет? Надеюсь. И мы работаем в том числе для этого».