Деревья и провода на фоне синего неба, транспорт на оживленной городской улице, люди, спешащие по своим делам. Рисунки Савелия Маничева, 19-летнего петербуржца, поражают любовью к мелочам и узнаваемой атмосферой города на Неве. Интересно было бы увидеть эти работы все вместе на выставке, а не разглядывать по одной в паблике социальной сети. Еще Савелия интересно читать — подряд или выбирая что-то себе по вкусу: он связно и интересно пишет в своем сетевом дневнике о себе и окружающей действительности, о задачах, которые пытается решать. И насколько непросто ему это дается.
Непросто, потому что однажды суд уже ответил на вопрос о Савелии, заданный администрацией Южно-Приморского муниципального района Петербурга. В декабре 2021 года юноша был признан недееспособным. Но в апелляции решение не устояло — еще через год Савелий был признан дееспособным ограниченно. А теперь грядет новое судебное дело: опека вышла с кассацией и второе решение тоже было отменено. Да, это непростая коллизия, о которой нужно рассказать по порядку.
Кто я такой
«Я художник-самоучка», — так Савелий отвечает на просьбу рассказать о себе. И добавляет, что рисует для души, называя свои рисунки «детскими». Говорит, что способность к рисованию передалась ему от покойной мамы.
«Частично я еще писатель, автор блога “Савушкин дневник”», — еще одно актуальное самоопределение Савелия.
«Раньше я мечтал стать водителем электротранспорта: троллейбуса или трамвая. Не знаю почему — я и ездил в транспорте много с родителями, и в симуляторы играл, всегда представляя себя в этой сфере. Я очень люблю свой город и все, что находится в нем, живет, движется. Это, наверное, хорошо видно в моих работах: транспорт и Петербург — это мое.
Потом все поменялось в моей жизни, понял, что не смогу быть водителем — по моему диагнозу я же, получается, психически нездоровый человек. Кондуктором быть не смогу тоже — их массово заменяют на бездушные железяки. Такое вот будущее наступило. Мечты о транспорте ушли, как ушедший поезд».
«На данный момент я самостоятельный гражданин, но совсем не знаю, кем мне все же быть. Выбор огромный, важно найти свой путь и не ошибиться. А после детского дома это вдвойне трудно. Очень боюсь ошибиться, поэтому много думаю, много пробую, изучаю, делаю выводы, ведь назад пути нет. Хочу найти себя».
Савелий отвечает на мои вопросы письменно, мы общаемся в мессенджере социальной сети. Он отвечает быстро и подробно, не отмахивается от уточнений.
О Савелии мне рассказала Елизавета Зеленчук, сотрудница благотворительной организации «Один, два, все», которая вместе с коллегами помогает подопечным Павловского детского дома-интерната для детей с отклонениями в умственном развитии. С юношей она познакомилась именно здесь, когда он попал в детдом после психиатрического стационара.
«Савелий приехал в июне 2021 года — и сначала ни с кем не хотел общаться, сидел, уткнувшись в колени. Мы с коллегами не знали, как быть, но случайно нашли его страничку во “ВКонтакте”. И там были интересные, глубокие заметки о себе и окружающем мире, удивительно!»
Елизавета начала одностороннее общение с Савелием, на которое он внешне сначала никак не реагировал. Но через некоторое время стал отвечать на обращенные к нему вопросы.
Мальчик из сети
Постепенно выяснилось, что Савелий жил с мамой и старшим братом Андреем, у которого тоже есть психиатрический диагноз. Жили очень замкнуто, Савелий учился дома. Его мир был ограничен стенами квартиры и интернетом. В сети он общался. В сети — по большей части — учился. В сети находил успокоение. Почему так произошло, мы уже не узнаем — Савелий был мал, чтобы задавать вопросы. Помнит только, что в первом классе ходил в коррекционную школу — и ему там нравилось. А во второй класс уже не пошел, был переведен на домашнее обучение. «Что-то со мной произошло», — рассказывает юноша. Главным увлечением стал телевизор, а потом компьютер. Игры. Созданный им паблик во «ВКонтакте», посвященный любимому мультфильму про Белку и Стрелку. Отсутствие контактов в реальном, не виртуальном мире с кем бы то ни было, кроме мамы и старшего брата.
Мама умерла в 2019 году от инсульта — и мальчики остались с отцом, человеком, зависимым от алкоголя настолько, что их совместную жизнь описать можно как гонку по кругу: отец пропивал пенсии сыновей, крушил квартиру, а потом ждал новых вливаний. «Мы могли долго жить даже без хлеба — что это за жизнь?» — рассказывает юноша.
Савелию непросто вспоминать об этом — он старается не углубляться в подробности. До сих пор переживает, что что-то сделал не совсем правильно — может, он должен был что-то исправить? Но он уходил в компьютерные игры, чтобы не слышать, не видеть, не осознавать, что творится вокруг.
Иногда ему удавалось тайком забрать часть денег у отца и, усадив старшего брата за компьютер, выйти за продуктами в соседний магазин — это были осознанные и важные решения, которые мальчик принимал в предложенных обстоятельствах.
Однажды Савелий не выдержал очередного отцовского запоя и обратился в районную опеку: написал туда в мессенджере сообщение о том, что происходит прямо сейчас у них дома, приложил две фотографии — квартира при маме и квартира при папе. Кто-то приехал сразу же, но отец не открыл дверь. Затем были суббота и воскресенье, опека вернулась в понедельник — так рассказывает Савелий. Отец к тому моменту протрезвел, впустил сотрудников в квартиру. «Я плохо помню, как все было, — говорит юноша. — Единственное — я сопротивлялся, потому что меня тащили люди в белых халатах, а потом увезли куда-то на скорой».
Признак недееспособности
Савелия и Андрея отправили в разные психиатрические больницы. Савелия как несовершеннолетнего — в детскую. Брата как совершеннолетнего — во взрослую. С тех пор они больше не виделись.
В больнице Савелий провел 128 дней. Отца лишили родительских прав — и после выписки подросток отправился в детский дом в Павловске. Там его и встретила Елизавета.
«Я не мог разговаривать в то время с незнакомыми людьми, мне все давалось с большим трудом», — говорит Савелий.
После того как Савелию исполнилось 18, администрация муниципального района, к которой относились и органы опеки, куда юноша обратился в трудный момент жизни, подала в суд заявление о лишении его дееспособности. Это был сентябрь 2021-го. Из детского дома, о жизни в котором он вспоминать не любит, Савелия направили в специальный психиатрический стационар — для проведения судебно-психиатрической экспертизы.
Савелий сравнивает месяц в спецстационаре с боем, в который он попал без всякой подготовки. Он справлялся, как мог, как умел, защищал себя, когда чувствовал угрозу, — в итоге Савелия описали как человека, который не может контролировать и понимать свои действия, а это основной признак недееспособности. «Я был так напуган от множества перемен, что со мной произошли, что совсем замкнулся в себе, поэтому первая экспертиза была неудачной», — объясняет он.
Но неудачная экспертиза сыграла свою роль: юношу лишили дееспособности в декабре 2021 года. Правда, еще до этого суда Савелий побывал в мультицентре социальной и трудовой интеграции во Всеволожске, государственном автономном нетиповом профессиональном образовательном учреждении Ленинградской области. Проведенное там время он вспоминает охотно и с большим теплом.
«Радость длилась недолго»
В мультицентре Савелий получил две профессии: отделочник художественных изделий и укладчик-упаковщик сухой продукции. Однако главное не это, а то, что юноша чувствовал большую поддержку окружающих, доверие к себе. К нему относились как ко взрослому разумному человеку, которого надо поддержать и направить, дать возможность развиваться.
«Я преодолел различные страхи, например боязнь людей», — пишет мне Савелий. В ту пору он самостоятельно ездил по Петербургу по выходным, ходил в музеи, парки, просто гулял по Невскому или Васильевскому острову, замечая все красивое и необычное. Переходил мосты, избавляясь от страха высоты. Получалось!
Савелий свободно пользовался деньгами — и старался делать это разумно, хотя, в общем-то, это были его первые опыты самостоятельных трат.
«Он вернулся из Всеволожска более открытым. Развернулось то, что в нем всегда было, скорее всего: жажда познания, стремление строить жизнь самостоятельно, все его способности, — рассказывает Елизавета. — Стало ясно, что он вполне дееспособен, что особенности его психического состояния, скорее всего, были связаны с долгой жизнью в ограниченном мире. Обстоятельства не давали ему раскрываться, развиваться».
Вторую экспертизу — для апелляционного суда — Савелий проходил в той же больнице, но после мультицентра он уже понимал, на что способен, и представлял, чего ждать, знал, как себя вести. Результаты повторной экспертизы оказались другими: у него не обнаружили такой степени психического расстройства, при которой утрачивается способность понимать свои действия и руководить ими. Он был признан ограниченно дееспособным. Другими словами, жить парень может самостоятельно, но не имеет права совершать крупные сделки — для них нужно разрешение попечителя. «Только радость длилась недолго: в новом году органы опеки подали кассацию», — грустно итожит Савелий.
Назад в систему
После того как Савелий Маничев получил ограниченную дееспособность, нужно было решать, где ему жить дальше. В детском доме юноша оставаться не мог — ему уже исполнилось 19. «Мне дали заявление на перевод в ПНИ, я его подписал, сдал анализы, собрал вещи — и уехал», — рассказывает он.
Елизавета в тот момент спрашивала у Савы, чувствует ли тот решимость вернуться домой, но он отказался. В квартире нужен ремонт, жить одному — большая ответственность. «Я говорила, что есть люди, которые помогут и с ремонтом, и поддержат в первое время, но Савелий тогда не рискнул».
По словам Елизаветы, органы опеки не вмешивались в решения Савелия: когда по телефону он спрашивал у сотрудников, можно ли ему забрать ключи от квартиры, в которой он жил со своей семьей и которая находится в соцнайме, они выражали готовность их вернуть, но только если у юноши будет на руках решение суда. А решение суда ни Елизавета, ни сотрудники детского дома никак не могли получить: в суде отказывали под разными предлогами — копию удалось забрать только накануне перевода Савелия в ПНИ.
«Думаю, если бы решение суда было на руках у Савелия в тот момент, когда принималось решение о том, как ему жить, он бы мог просто получить ключи от квартиры — и сейчас у него было бы больше уверенности в своих силах», — говорит Елизавета.
Так или иначе, в феврале 2023 года Савелий Маничев был направлен в ПНИ № 7 Петербурга. Адаптация в интернате далась Савелию тяжело и, кажется, не завершилась до сих пор, хотя он очень старается. Сейчас Савелий работает здесь дворником, рисует на заказ — приобрел мольберт на заработанные средства. Смотрит фильмы, слушает любимую музыку, регулярно пишет о себе в сетевом дневнике и старается собраться с силами для следующего этапа.
Савелий сможет, когда будет готов, жить самостоятельно в той квартире, в которой жил с мамой и братом, а позже — с братом и отцом. Он принимает решения в своем темпе, этот темп не должен и не может быть похож на тот темп, которого ждут от среднестатистического юноши 19 лет, который рос в полной семье, учился в школе и примерно знал, какая траектория жизни его может ждать.
«Сейчас у меня спад, не лучшее время. ПНИ — очень большое учреждение, здесь много людей с разными особенностями. У меня есть шанс отсюда перебраться в свою квартиру, но пока меня пугает такая возможность. При этом я понимаю: если затяну, останусь в интернате навсегда, а не хотелось бы».
Пока Савелий планировал свой путь, администрация Южно-Приморского района, где он был зарегистрирован в квартире вместе с членами своей семьи, подала кассационную жалобу на решение апелляционного суда, признавшего юношу ограниченно дееспособным. Это решение в апреле было отменено. Теперь дело Савелия будет рассматриваться снова, заседание назначено на 25 мая. Юноша переживает.
Ничего личного
Мне не удалось получить комментарий ни у кого из сотрудников опеки Южно-Приморского муниципального района, которые ведут дело Савелия Маничева. Но со мной поговорил руководитель Южно-Приморской администрации Паата Сергеевич Гудадзе.
Он отказался отвечать на вопросы «личностного характера», то есть давать оценку действиям сотрудников опеки или состоянию Савелия Маничева. Паата Сергеевич рассказал, что после того, как суд принял решение признать Савелия ограниченно дееспособным, опека вместе с юристами обнаружила противоречия в двух экспертизах, которые проходил Савелий. Третья экспертиза, о которой, скорее всего, по словам Пааты Сергеевича, будет ходатайствовать опека в новом судебном разбирательстве, должна поставить точку в вопросе: дееспособен Савелий Маничев или нет. Ну или ограниченно дееспособен.
Ничего личного — так можно описать, пожалуй, позицию органов опеки и местной районной администрации. Ничего личного, и никаких личных контактов.
Савелий рассказывает, что никто из сотрудников опеки к нему не приезжал — ни в психиатрическую больницу, ни в детский дом, ни в ПНИ. Был разговор во время первого суда, но он не получился: Савелий был слишком возмущен тем, что, обратившись за помощью, попал в психиатрическую больницу, нагрубил в ответ на вопросы, которые задала ему сотрудница опеки.
Когда я спросила у Пааты Сергеевича, виделся ли он с Савелием, он ответил вопросом на вопрос: «А вы?» «Я — нет. Но я нашла способ с ним связаться и поговорить, он хорошо общается в переписке. Это возможно и довольно легко».
У Савелия есть право на квартиру, которая стоит опечатанная, — она не приватизирована, в соцнайме у государства. После суда, где его признали ограниченно дееспособным, Савелий несколько раз звонил в опеку с вопросом, может ли забрать ключи, — там ему отвечали, что препятствовать не будут.
У администрации Южно-Приморского района, как заверил меня Паата Сергеевич, нет задачи непременно лишить Савелия Маничева дееспособности. Скорее всего, сотрудники опеки действуют «по документам» в ситуации сомнений, которые не могут разрешить иначе, кроме как возложив ответственность на суд. Хотя это мои домыслы, конечно, приближающиеся к «личностным характеристикам». Я перехожу границу, установленную Паатой Сергеевичем в нашем телефонном разговоре.
«На примере своих знакомых, которые становятся попечителями людей с ограниченной дееспособностью и забирают их из ПНИ, могу сделать вывод, что каждая опека действует в меру собственного разумения и трактовки статей Гражданского кодекса, связанных с дееспособностью», — говорит психолог Мария Сиснева, инициатор общественного движения «Стоп ПНИ».
По ее словам, сотрудники органов опеки слишком малочисленны для тех задач, которые перед ними ставит государство. Любые цивилизованные способы решения проблем в ситуации, похожей на ситуацию Савелия, потребовали бы гораздо больших ресурсов, чем есть у современной опеки. Поэтому-то опека часто старается минимизировать все возможные риски.
Ключевое слово растущего человека
В целом история с дееспособностью уже научила Савелия, по его словам, брать ответственность на себя, определять свои интересы, ценности, следовать намеченному плану. В этом смысле спасибо опеке за такую науку. Однако сам Савелий хотел бы, конечно, избежать очередного суда и новой возможной экспертизы — ну сколько же можно тратить драгоценное время на больницы, когда нужно двигаться вперед? Двигаться вперед в том темпе, который доступен, в том темпе, когда успеваешь замечать собственный рост и радоваться ему.
«Готов ли ты к самостоятельности?» — этот вопрос Савелий слышал часто от разных людей. Но он справедливо спрашивает в ответ: «А как вы думаете, готов ли к самостоятельности человек, который жил сначала в очень замкнутом и ограниченном мире, а потом перемещался не по собственной воле по казенным учреждениям?»
«Мне нужно время и спокойствие, чтобы я мог решить, когда и как мне начинать самостоятельную жизнь. Нужно понять, какие навыки и способы двигаться вперед у меня есть, что и кто может помочь, — это как в футболе: надо просчитать все варианты, чтобы потом использовать их во благо».
При этом у Савелия уже готов план, что делать, если он решит жить самостоятельно. Во-первых, он сначала ляжет спать в своей квартире, которую откроет своими ключами. Во-вторых, проснется и составит план, как быть дальше. Купит продукты, рассчитает бюджет, подумает о ремонте. В-третьих, будет привыкать к большой ответственности за свою жизнь. Но пока она еще немного пугает. Ключевое слово здесь — «пока».