«Стал фигачить»
«На белом-белом покрывале января…» — звонко заливается радиоприемник на весь цех. Музыкальный надрыв заглушает равномерный стук швейных машинок, на стенах висят фотографии с животными, календари, с любовью вырезанные снежинки и бумажные поздравления с Новым годом. Для многих база, как здесь называют цех, — второй дом. И это не просто слова. Здесь шьют люди с разными группами инвалидности, чья социальная жизнь ограничивается только родителями и коллегами, друзей во «внешнем мире» у них нет.
Цех находится на окраине Рязани. До ближайшей автобусной остановки идти минут пятнадцать — через бетонные заборы и колючую проволоку большой промзоны. Скоротать время за пределами предприятия негде. То, что на карте выглядит как сквер, на самом деле пустырь с импровизированной парковкой. Вместо лавочек приходится сидеть на бетоне у забора, из ворот частного сектора напротив изредка выбегают дети, больше никого нет.
Несмотря на расположение, атмосфера вокруг предприятия не гнетущая. Солнечная погода, обилие деревьев и стойкий запах сирени заставляют волей-неволей романтизировать Рязань и ее суровый на первый взгляд Железнодорожный район, где и находится специализированное швейное предприятие инвалидов (СШПИ) «Спец-Лидер».
Справа от старых зеленых ворот с надписью «ВОГ» открыт небольшой магазинчик, почти ларек. Других поблизости нет. Светлана, продавщица магазина, прожила здесь всю жизнь, с ностальгией вспоминает советское время и удивляется, как предприятие могли передать в частные руки: от государства — ВОГ. Рассказывает любовную историю о своей подруге с нарушениями слуха и речи, которая познакомилась в цехе с парнем, они поженились, и в семье родился мальчик — «обычный», теперь они его воспитывают. Жалеет, что сейчас предприятие совсем небольшое и работающий там «хороший мальчик Саша» не может найти себе друзей-ровесников или девушку — молодых швей там почти не осталось.
За тремя буквами на воротах виднеется само предприятие, слева от него уютный дворик общежития для неслышащих — единственное место в округе, где можно спокойно посидеть и отдохнуть. Несмотря на то что база полностью принадлежит ВОГ, швейный цех занимает только дальнюю часть длинного двухэтажного здания — 120 «квадратов» на первом этаже. Остальные помещения отдали частной компании.
Сегодня в цехе не больше десяти человек. Обычно там работают восемь швей с нарушениями слуха и речи, еще два человека с инвалидностью и несколько — без нарушений здоровья. Тот самый «хороший мальчик Саша» сидит за машинкой у окна и шьет фартук «с грудкой». Короткие светлые волосы, голубая футболка и бесхитростный открытый взгляд действительно создают положительное впечатление. На стене рядом приклеена написанная от руки памятка по размерам одежды, чтобы «было все точно и не напутать».
Саша сосредоточенно растягивает ткань, хочет, чтобы все было ровно. У него вторая группа инвалидности, РАС, отрываясь от работы, он серьезно и размеренно рассказывает: «Я работаю здесь с 20 лет, а будет мне 27. Здесь удобно, далеко ездить не надо, мамка давно не волнуется, я уже самостоятельный. У нас уютно, люди добрые. Еще хочу сказать, что мастер очень добрый, очень хороший. Я сначала не очень умел шить, потом мастер научила, руку набил и стал это… фигачить», — заканчивает Саша уже под смех слышащих работниц.
Мастер Ирина Васильевна Букланова тоже смеется и подтверждает, что Саша действительно «фигачит». Приходит в выходные (по желанию, конечно), помогает ей кроить.
Мать цеха
Сейчас всех новичков учит именно Ирина Васильевна — невысокая женщина с короткой стрижкой, одетая, как и все здесь, по-домашнему, в черную майку и простые штаны. Ее стол завален бумагами и тканью, украшен открытками и наклейками. Тихим низким голосом Ирина шутит, что почти живет на работе — не хватает только телевизора и подушки.
Она работает мастером швейного цеха уже семь лет, а устроилась в СШПИ на подработку десять лет назад, даже не подозревая о специфике предприятия. Когда узнала, заинтересовалась, «огонек внутри зажегся», попрактиковалась и стала наставницей, ей нравится учить других.
Шалимов проводит экскурсию по базе, знакомит с Ириной и добавляет, что ее любят все, она мать цеха. И мастер сама это подтверждает, признается, что большинство работников для нее как дети. «У меня год назад сын умер, 37 лет, я сейчас все близко к сердцу воспринимаю, смотрю на них буквально как на родных», — открывается Ирина.
Специально жестовый язык она не зубрила, все пришло с практикой, многое подсказывали сами работники с нарушениями слуха и речи. Чтобы научить новичка, достаточно показывать ему на своем примере, что и как нужно сложить, где прошить, как поставить лапку или сменить нитки.
Получается, что для человека с нарушениями слуха или расстройствами аутистического спектра шитье — это несложная работа по образцу, которую можно быстро освоить. Взял, повторил за мастером — оп, и готова пришитая пуговица или резинка на штанах.
«Я жалею их, но за качеством все равно слежу, бывает, даже поругаюсь чуть-чуть. Не от Кардена, но тоже неплохо», — смеется мастер.
В цехе шьют в основном спецформу — чаще всего для медсестер, хирургов, горничных. Сейчас в СШПИ работают над костюмом пекаря, а в листе ожидания — костюм повара. Это простые модели одежды, которые не требуют изящных строчек, их можно собирать, как конструктор. На данный момент главный заказчик швейного цеха — частная московская компания «Сириус». Под каждый заказ Ирина Васильевна подбирает работникам свои операции — смотря кто что больше умеет.
Как-то учительница из рязанской школы для людей с нарушениями слуха и речи привела в цех своего сына, Пашу. Он тогда шить совсем не умел, боялся, что ткань убежит, поэтому честно боролся с ней — так крепко держал и тянул, что машинка колотила на одном месте. Поэтому Ирина посадила Пашу за простую пуговичную машинку, первые годы он работал за ней.
Сейчас страх исчез, Паша вырос как специалист, и Ирина перевела его за классическую машинку. Паша сидит в дальнем углу цеха, пройти туда не так просто: столы в помещении стоят очень близко друг другу, на них громоздится белая ткань и закрытые чехлами машинки. Паша — парень лет тридцати с нарушениями слуха и речи, на первый взгляд очень невзрачный: рубашка в клетку с короткими рукавами и редкие волосы. С серьезным видом он склоняется над столом, поправляет нить, крутит маховое колесо — отрываться от работы не хочет.
«У них свое мировоззрение. Кто-то может сказать: “Я устал”, встанет, уйдет, еще и следующий день пропустит. Когда вернется, ответит так же: “Я устал” или “Я болел”. Что поделать, я все прощаю, с ними нельзя по-другому», — объясняет Ирина Букланова, смотрит на «мальчишек» и не скрывает слез.
График в цехе плавающий. Если захотел прийти попозже — пожалуйста, нужно покурить — перекури, чаю попить — отдохни, родители домой позвали — иди. «Сегодня четыре человека отпросились картошку копать. В их вселенной огород важнее журналистов, и это радует», — шутит заглянувший в цех Шалимов. Зарплата у швей сдельная, поэтому каждый работает в меру своих сил. В среднем выходит 15—20 тысяч рублей в месяц — деньги невеликие, но на жизнь хватает.
Главное — усердие, добавляет Ирина: «Вон Петрушка сидит, тянется, забыл про работу. Но он так хорошо шить научился, даже дома садится за машинку, приносил показывал. Мне бы еще два-три таких Пети, и мощности производства выросли бы в разы».
Петя — невысокий лохматый парень лет двадцати шести. Он постоянно щурится и улыбается, особенно его радуют солнце и музыка по радио, он то и дело смотрит в окно и потягивается. Его сюда за ручку привели родители. Шить он, конечно, совсем не умел. А теперь, как профи, берет из кучи на соседнем столе резинку и начинает пришивать ее к штанам. Привычно ставит лапку машинки, от усердия почти ложится на стол, смеется.
Ирина обводит цех глазами, повторяет, что работа стала для нее вторым домом. Она сравнивает базу с деревней: здесь уютно, на улице зелено, все друг другу как родные. Вместе они празднуют дни рождения, отмечают Новый год. Вместе проводят досуг и подкармливают кошек, которые тут на каждом шагу, людей почти не боятся, подходят, ласкаются и мурлычат.
«Или помогайте, или не трожьте»
Кошек, серых и взъерошенных, можно встретить и у административного здания. Заходя в его темный холодный подъезд, директор Дмитрий Шалимов начинает рассказывать, что Ирину и ее цех нахваливают даже заказчики. Он добавляет: «Наши инвалиды (лучше использовать словосочетание «человек с инвалидностью». — Прим. ТД) сами себя обеспечивают, ни у кого на шее не сидят. Вы им или помогайте заказами, или не трожьте».
Дмитрий — высокий серьезный мужчина, даже по предприятию ходит в простом, но официальном костюме. Он работает в СШПИ уже 19 лет и очень экспрессивно рассказывает, что сам имеет инвалидность третьей группы: «Я дважды был в Югославии, воздушно-десантные войска, получил серьезное ножевое ранение. Меня сюда в 2004 году позвал друг, мол, Дим, помоги. У предприятия на тот момент был долг 1 380 000 рублей, а швеи три месяца без зарплаты — для небольшого швейного цеха это прилично».
За полтора года Шалимов сумел полностью выплатить долг. Через знакомых «с Югославии» нашел заказчика, сменил невыгодное производство рукавиц и брезента на спецодежду — те самые медицинские халаты и поварские колпаки. Тогда же получил от экс-главы ВОГ Валерия Рухледева сначала похвалу, а затем и установку: «Нужна прибыль». Это послужило первым «толчком в никуда».
До 2006 года у цеха было две линии, два этажа, полностью отданные под швейное предприятие. Но после запроса Рухледева пришлось оставить за цехом только небольшую комнату. Остальную часть здания арендует частная компания. Вопросы аренды обрабатывает фирма-посредник: арендная плата покрывает часть расходов предприятия, из нее же вычитается 93 тысячи рублей, которые идут в ВОГ как та самая прибыль.
«Мы не хотим быть нахлебниками, стоять вечно с протянутой рукой. Мы можем развиваться и приносить деньги своими силами, не арендой, — делится мыслями Шалимов. — В том году я предлагал нынешнему президенту ВОГ Станиславу Иванову концепт развития, когда он был еще и. о., — выгнать частников, вернуть весь цех и наладить производство памперсов для взрослых с привлечением глухих (лучше использовать слово «неслышащий». — Прим. ТД) работников. За счет малой себестоимости мы бы стали конкурентами компании-монополиста, выигрывали бы тендеры. Иванов меня тогда в обе щеки целовал, обещал не трогать предприятие. Теперь его продают по заниженной стоимости: должны за 70 миллионов, а продают за 43, и это вместе с землей».
Шалимов берет лист А4 и начинает рисовать схему базы: двухэтажное здание с цехом и частниками, котельная, склад, гаражи и административное здание — именно здесь Дмитрий работает, в старом кабинете с российским флагом на стене и табличкой «Директор» на двери. По его словам, 43 миллиона — это оценка базы за 2018 год, сейчас она стоит никак не меньше 67—70 миллионов.
Он объясняет, что решение о продаже на него свалилось внезапно, в апреле, без предупреждений. Уже 28 апреля ВОГ расторгло договор аренды с фирмой-посредником и готовилось выселять цех, продавать базу частникам.
Одна из причин продажи, как говорили в ВОГ, — аварийность здания. Шалимов с этим категорически не согласен: в прошлом году он отремонтировал крышу базы. Когда она начала протекать, Рухледев денег не дал, но согласился на починку в счет аренды. «Путин безвозмездно выделяет ВОГ миллионы каждый год. Куда они идут? Уж точно не на починку нашей крыши, — отвечает на свой же вопрос Шалимов. — Мы который год ждем кондиционеры, новое оборудование, ВОГ не дает ничего, только требует».
«Мы что, скот?»
Когда-то таких предприятий для неслышащих у ВОГ было 32 по всей стране, сейчас осталось восемь, включая рязанское. Все остальное пустили с молотка, лишив людей не только работы, но и практически единственной возможности социализации. 22 марта за растраты Валерия Рухледева приговорили к семи годам колонии. «Бывший президент хотел продать нас четыре раза, уже приезжали бизнесмены, и что? Я с ними садился, час разговаривал, и они уезжали, извинившись», — добавляет Шалимов.
По его словам, решать ситуацию с продажей до последнего никто не собирался: «Регионы говорили, что бессильны. Наша администрация разводила руками, мол, Москва должна решать. А я отвечал: “Нет, ребята, ничего вы не продадите и людей не выгоните”. Я говорю за все восемь баз. Я ведь уже не только за Рязань бьюсь. Если они нас отдадут, следующими выставят Тверь и Челябинск».
Шалимов уточняет, что вместо огромной базы им предлагали маленькое помещение. Если базу можно развить и сделать хоть немного прибыльной, то такую небольшую комнату — нет. Второй аргумент Дмитрия — расположение. В цехе работают швеи, которым удобно сюда добираться, ездить далеко они не смогут, многим из-за здоровья опасно.
Большинство из них после продажи остались бы без работы. Условия на обычных швейных предприятиях намного строже, график не плавающий. И находятся они в других частях города, куда Петя, Паша или другие работники с инвалидностью не смогли бы добраться. То же касается и нового помещения, которое обещали выделить цеху.
«Никто уходить отсюда не собирается, ребята сразу сказали: “Мы никуда не уйдем. Почему мы должны уходить? Мы что, скот?”» — горячится Шалимов.
Швея Надя жестами подтверждает его слова, а Ирина Васильевна переводит: «Боится остаться без работы. Не хочет сидеть дома с кошками, цветочки сажать». Улыбчивая Надя — еще одна любимица Ирины, ей за 50 лет, у нее длинные седые волосы. Она может читать по губам, поэтому со всеми легко общается. И заканчивает свой небольшой рассказ призывом пойти покурить.
Надя живет в общежитии для неслышащих. В небольшом трехэтажном здании, стоящем напротив предприятия. Общежитие выделяется своим внутренним двориком: беседки, детская площадка, качели, клумбы, сирень, за которой ухаживают сами жильцы. «В хорошую погоду там шашлыки жарят, молодежь отдыхает», — добавляет Ирина.
Сейчас в коммунальных квартирах общежития живет около 90 человек, половина из них — люди с инвалидностью. Многие — семьи с детьми. В зимний период здание отапливает котельная, которая находится неподалеку.
Шалимов задается вопросом: «Вот выкупит ее частник, и будет он отапливать бесплатно общежитие для инвалидов? Нет конечно».
Каждый год котел нужно готовить к отопительному сезону в течение четырех месяцев. Чтобы 1 октября «нажать кнопку» и затопить. Этой весной из-за продажи предприятия договор с котельной был расторгнут, она стояла заброшенная. Шалимову эти документы подписать не давали. У общежития была перспектива встретить осень 2023-го без отопления — местные жители готовились писать письма: и Путину, и председателю правительства Мишустину, и его заместителю Голиковой.
Картина сложилась бы печальная: предприятие закрывают, частник не налаживает котельную, люди остаются без отопления. Осенью поднимется шум, власти возьмутся за решение проблемы, но быстро включить отопление уже не получится. Кто-то смог бы переехать, но большинству, как Наде, пришлось бы остаться в холодном общежитии, с обогревателями и кошками, без работы, средств к существованию и перспектив.
Шалимов письма Голиковой тоже писал. Писал в ВОГ, спорил, отстаивал базу. И спустя месяц отстоял.
«У нас все получилось, — воодушевленно кричит мне уже по телефону Шалимов. — ВОГ возобновило аренду, сменив фирму-посредника. Продажу остановили. Ирина Васильевна выдохнула, в цехе праздник».
Все разрешилось даже лучше, чем он ожидал. В ВОГ его услышали, решили не повторять судьбу Рухледева, оставили здание за предприятием. Единственное, что изменилось, — фирма-посредник. Котельную ее силами будут вводить обратно в работу, а цех по-прежнему останется для его работников не только местом службы, но и вторым домом. И очень хочется надеяться, что навсегда.