Завещание
Первым главредом газеты «Ведлозерские окна» была Надежда Стафеева, подруга Натальи Антоновой. Она издавала ее с 2011 года. Из-за сердечной недостаточности в 2021 году Надежда умерла, не дождавшись пересадки сердца. И газета перестала выходить.
«После смерти Нади я увидела сон, — вспоминает Наталья Антонова. — Я у нее дома, и она лежит в белом гробу. И она же стоит живая, опершись на кухонную столешницу. Я смотрю на нее в гробу и на нее живую и говорю: “Надь, а что нам с тобой делать теперь?” Она отвечает: “Я же тебе говорила! Не надо пиршеств никаких, пусть будет обычный день. Садитесь за стол, сколько поместится людей. Выпейте чай с тортом, и все. Ничего больше не надо”».
Наташа сделала все по инструкции, которую Надя передала ей во сне. Организовала скромные похороны, купила два торта. Никаких блинов и кутьи.
Когда Надежда уже сильно болела, она несколько раз пыталась поговорить с подругой про свою смерть. Наташа ее всегда останавливала. «А сейчас понимаю, что надо было дать ей возможность сказать все, что она хотела».
Надежда умерла
За окнами люди
Надежда Стафеева — карелка, родом из Ведлозера, старинного карельского села.
С Натальей Антоновой они сдружились в Петрозаводске, где остались после учебы в вузе: Наташа работала в карелоязычной газете Ома Muа, Надя этажом выше верстала финноязычную Karjalan Sanomat.
Потом Надя стала редактором и корректором. Возможно, так и прожила бы жизнь в городе, но вышла замуж за ведлозерского гаишника Игоря Стафеева. И вернулась жить в родное село. Редакторской работы в Ведлозере не было, Надя устроилась в местную администрацию специалистом по воинскому учету.
Однажды Надежда нашла архив районной газеты, которая когда-то издавалась в Ведлозере. Полистала, решила возродить традицию — и создать свою. Сделать ее общественной, бесплатной. Чтобы ни от кого не зависеть и писать, о чем хочется.
Назвали газету Vieljärven ikkunat — в переводе с карельского «Ведлозерские окна». Потому что за каждым окном в селе — люди.
«Газета ставит перед собой обычные задачи: рассказывать об истории нашего края, о судьбах его жителей, правдиво преподносить новости поселения, освещать проблемы и затем вместе решать их», — говорилось во вступительном слове редактора.
Первые материалы написали активные жители села. Подключились и городские, те, кто когда-то уехал. Например, верстальщик Константин Андреев из Петрозаводска написал несколько текстов и сверстал газету. Написала статью и Наталья Антонова — в то время она еще жила в городе, но постоянно моталась в село. На печать первого номера скинулись редакторы и авторы. Больше всего денег вложила Надя.
Первое время газета выходила ежемесячно. По словам матери Надежды, Любови Нестеровой, дочь сразу задрала планку: хотела, чтобы газета была толстой, насыщенной и выходила регулярно. Для этого Надя много писала сама и подключала всех, кого могла. Даже собственную мать, учительницу русского языка.
«Я работала в школе, а в свободное время ходила по домам и брала у людей интервью, — вспоминает Любовь Нестерова. — Так было интересно! И другие подключились, тоже стали писать. Но писали мало. Поэтому бывало, что на первой странице и я, и Надя, на второй — я и Надя, на третьей — я и Надя, и всё. Тяжело. Поэтому постепенно мы перешли на выпуск раз в два-три месяца».
По словам Натальи Антоновой, Надя обожала газету и все, что с ней связано. С удовольствием брала интервью, искала темы, в том числе и в архивах, сама редактировала все материалы. В 2015 году Надежда ездила в Америку по программе «Открытый мир» и брала с собой газету — презентовала ее на всех встречах.
Несмотря на большую редакторскую нагрузку и основную работу, Стафеева много времени уделяла дому.
«Она была домашним человеком, любила порядок. Состояла в куче групп по домашнему быту. У нее все было на местах, ложечка к ложечке, баночка к баночке. Все светлое, везде цветы… Я пришла к ней в душ однажды, а все наклейки содраны с шампуней и гелей для душа. “Надя, блин, не знаешь, чем помыться!” А она: “Наташа, это визуальный шум!”»
Стафеева и Антонова крепко подружились, когда Наталья в 2016 году переехала из Петрозаводска в Ведлозеро — ее пригласили на работу в Дом карельского языка (ДКЯ). Ходили взаимно в гости и в баню, ездили по селам, много общались, во всем помогали друг другу.
«Я так устала! Люди не пишут»
В 2014 году у Надежды выявили сердечную недостаточность. Она до последнего ходила на работу. В 2016 году, когда сил почти не осталось, она уволилась из администрации и перестала делать газету.
«Она говорила: “Наташа, я так устала! Люди не пишут, — вспоминает Антонова. — Я так устала их уламывать. Все просят газету, но никто не пишет!”»
Последние два года до смерти Стафеева ждала квоту на пересадку сердца. Они с Натальей максимально сблизились — бегали друг к другу в гости несколько раз в неделю.
В 2020 году Наде наконец-то пришло сообщение: «15 сентября приезжайте на трансплантацию сердца». Она предчувствовала смерть. Говорила: «Наташа, ты же понимаешь, я не на трансплантацию зуба еду».
В больницу в Петербург Надя ехала через Петрозаводск, где как раз была Наталья — в городе у нее есть квартира. Надю привез муж Игорь. Подруги до самой ночи пили чай и болтали. А потом Стафееву повезли в Питер, где ей предстояло дождаться донора.
«Все это пришлось на ковидное время, — вспоминает Наталья. — Надя ждала донора пять месяцев. Врачи говорили, что ей не повезло, из-за ковида все затягивается. Я приезжала навещать ее, но внутрь не пускали. Мы говорили по телефону: я стояла на улице, а она — у окна. Это был последний раз, когда я ее видела».
Памятный номер
За 15 дней до смерти Надежду положили под аппарат экстракорпоральной мембранной оксигенации, который гоняет кровь вместо сердца. У нее случился геморрагический инсульт. Она впала в кому… А потом умерла.
Смерть близкой подруги для Натальи стала шоком, от которого она долго не могла оправиться.
На своей страничке во «ВКонтакте» она писала:
«Ты хотела тепла и цветов, а ушла в лютый мороз. Велела нам съесть по куску сладкого торта за Твоим столом и без горьких слез. С первым справились, со вторым, прости, нет…
К тебе я могла примчаться в десять вечера с мокрыми после бани волосами или завалиться на диван уставшая после поля. На чаек. Часа так на три. Окунуться в твой домашний цветущий рай. Открыть холодильник и выбрать среди красивых баночек варенья самую красивую. Вишневое… М-м-м-м…. И без умолку тараторить. Пока не остановлюсь на твоем увлажнившемся взгляде в сторону озера и тихом голосе.
— Посмотри, как красиво… Повернись. Какой штиль… Ондатра плывет… Видишь, в нашу сторону. Вот так я сижу каждое утро и смотрю. Каждый день новая картина. И думаю: когда мы уйдем, кому это все останется и что здесь вообще будет… Представь, лет через сто… Да даже через пятьдесят… И так плакать от этого хочется.
— Все будет, Надя! Жизнь будет. Вода будет. Небо. Внуки твои здесь будут, правнуки. И ондатра тоже.
— Подожди, розеточки достану, не ешь с банки.
— Да ладно тебе! Че лишнего пачкать?
— Нет. Будем красиво чай пить…»
Через три месяца, 18 мая, Надежде должно было исполниться 40 лет. Наталья решила сделать номер «Ведлозерских окон» к ее юбилею.
Деньги на печать, как когда-то, собрали всем селом. Письмо редактора Антонова писала, сидя перед фотографией Нади. А на первую полосу материал о Стафеевой написала ее мать, Любовь Федоровна. Она же отредактировала все материалы.
«Я не планировала возрождать газету. Думала, сделаю один номер — и все, — рассказывает Антонова. — Но люди стали просить еще. И мне было так тошно без Нади, что я решила нагрузить себя по полной».
Так с мая 2021 года газета «Ведлозерские окна» стала выходить раз в квартал под руководством Натальи Антоновой при поддержке местного актива СССР.
«После второго выпуска я снова увидела Надю во сне, — говорит Наталья. — Она сидит в какой-то белой комнате и читает свежий номер. Смотрит на меня и улыбается».
Наталья
Советский карельский ребенок
Наталье Антоновой 46 лет, она специалист по языковым проектам в ведлозерском Доме карельского языка. ДКЯ — карело-финский проект, построенный на частные пожертвования и финские гранты. Построить его в Ведлозере придумала Ольга Гоккоева, карельская переводчица и активистка, карелка по национальности.
Ольга жила на две страны — Финляндию и Россию. У нее есть дом в нескольких километрах от Ведлозера, в деревне Кинерма. Гоккоева была председателем ДКЯ и вложила в него очень много личных средств.
Ольга активно высказывалась в своих социальных сетях против «специальной военной операции» в Украине. Ее страницу во «ВКонтакте» заблокировали одной из первых в республике и рекомендовали ей не приезжать в Россию. Чтобы не навредить Дому карельского языка, Ольга отказалась от поста председателя. Но все равно остается на связи с коллегами по национальным проектам.
В двухэтажном деревянном здании работают кружки, детская и взрослая театральные группы, проходят фестивали и праздники. Главный проект — языковое гнездо, альтернативный государственному малокомплектный детский сад, где с детьми разговаривают только на карельском языке. Именно под этот проект Ольга Гоккоева пригласила на работу из Петрозаводска Наталью Антонову.
Антонова — коренная этническая карелка. Дома с родителями она разговаривает на карельском языке. На нем же она и думает. Тем не менее у нее никогда и в мыслях не было, что карельский язык станет ее профессией. Она мечтала стать врачом.
«Я даже не предполагала, что карельский язык где-то нужен, кроме дома. Почти все мои одноклассники были карелами, но мы не знали, что многие из нас понимают и говорят по-карельски. Все это была тема сугубо домашняя. В школе она вообще никак не озвучивалась, ни на каких предметах. Мы изучали финский, а карельский воспринимали как язык семьи. И только преподаватели в университете открыли мне глаза.
Когда я училась в школе, времена были трудные. Я такой советский-советский ребенок, вообще нигде не была. Для меня даже Петрозаводск как другая планета, хотя расстояние от Ведлозера — 100 километров. У меня была настолько занижена самооценка в школе, что я почему-то думала, что никуда не поступлю — не хватит знаний. На медицинский был сумасшедший конкурс, и я не рискнула. Выбрала факультет в университете, где был посильный для меня проходной балл, — прибалтийско-финской филологии и культуры. Плюс там были бонусы для тех, кто хорошо владел карельским языком, особенно если это абитуриент из села.
Когда на собеседовании услышали мой карельский, освободили меня от языковых экзаменов, потому что я по-карельски говорила увереннее и лучше, чем по-русски.
Преподы тогда рассказывали о возможностях карельского языка, о его богатстве. Мы стали глубоко изучать языкознание, фольклор Карелии, этнографию, сравнивали диалекты. Прямо окунулись в эту тему».
Языковое гнездование
«После университета я работала в Петрозаводске, последние десять лет — в обществе “Финляндия — Россия”. Ездили по России среди финно-угорских народов, реализовывали языковые проекты. Параллельно я работала журналистом в карельской газете Oma Mua, что значит “Своя, родная земля”. Писала статьи на карельском языке про карелов, про людей, про инициативы местного масштаба. Я до сих пор там работаю, уже 25 лет, получается, только сейчас — на четверть ставки».
В Петрозаводске Наталья 20 лет снимала жилье. Денег не было, поэтому квартиры ей доставались «бабушкины», часто грязные, неуютные.
«У деревенских принято, что надо состояться в городе: работа, образование, свое жилье, — говорит Наталья. — Тогда вроде как и жизнь удалась. Так что в 2014 году я вступила в долевое строительство и наконец-таки купила себе маленькую квартирку в Петрозаводске. И когда это получилось, села в четырех стенах: “И что? И всё”. Пожила один год в этой квартире и навострила коньки в сторону Ведлозера».
Там в Наталье очень нуждались пожилые родители (сейчас маме и папе под 90 лет). А еще Ольга Гоккоева рассказала Наташе про языковое гнездо и то, какие горы в развитии карельского языка Антонова может свернуть в ДКЯ. В общем, Антонова переехала.
Вместе с Ольгой они придумали концепт языкового гнезда. Нашли и обучили сотрудников — карельских бабушек. Уговорили родителей отдать детей в их садик. И теперь Наташа все это сопровождает. «Мы каждый день с ними играем, общаемся на карельском. Это стопроцентное погружение — “языковая баня”. Дети уже хорошо понимают язык, начинают разговаривать».
Если перечислить все дела Антоновой (проекты, мероприятия, переводы, книги, председательство в активе, хозяйство, родители и газета на добровольных началах), не верится, что все это может делать один человек.
— Как ты все это вывозишь?
— Утром я налаживаю родителей, чтобы их оставить на целый день. Помогаю умыться, кормлю, делаю разные медицинские процедуры. У папы установлена эпицистома — ему нужно каждое утро промывать фурацилином катетеры. Я бога молю, лишь бы только родители не слегли, потому что тогда я капитально буду к ним привязана. Я и так сейчас привязана сильно. Максимум могу на два дня уехать в Петрозаводск. Раньше вот на «Умную пятницу» ездила, это как глоток свежего воздуха был: сажусь за руль — и улыбка до ушей! А сейчас и этого нет… Зимой к утренним заботам прибавляются печки… Потом я целый день работаю, иногда убегая на грядки.
На 50 сотках Наталья сажает огурцы, помидоры, кабачки, капусту, морковку, лук, свеклу, зелень… Столько не нужно, но родители настаивают. Поэтому Наташа пашет.
А еще она отреставрировала родовой дом — и внутри, и снаружи. Там, где был сеновал, теперь уютные комнаты. Она сохранила предметы карельского быта, и дом не просто один из самых красивых в селе — он немножко музей.
Рядом, на берегу озера, Наташа строит еще один — для гостей. Мечтает принимать здесь туристов. На вопрос, как это все ей удалось, она говорит, что откладывает почти все, что зарабатывает, и живет на пенсию родителей. Год копит, потом нанимает плотников, и они делают то, на что хватает денег. Потом снова год работает и копит — снова тратит. Не покупает ничего лишнего. Так потихоньку все и движется.
Петрозаводск. Костя
Связь с родиной
Я сижу на диванчике в ДКЯ и разглядываю июньский номер «Ведлозерских окон» — свежий тираж мы привезли из Петрозаводска от верстальщика Кости. Он работает айтишником в Карельском институте развития образования.
Костя давно не живет в Ведлозере, но продолжает бесплатно верстать газету. Отправляет ее в типографию и сам забирает. А потом передает с оказией в село. Костя помнит, как делался первый номер. Как люди сначала настороженно отнеслись к бесплатной газете («Под выборы, небось, сделали») и как постепенно полюбили ее.
«Себестоимость газеты тогда тридцать рублей была, продавали мы ее по десять. На печать недостающие деньги всегда скидывали люди, — рассказал Костя. — А сейчас себестоимость — почти сто рублей, а продаем за пятьдесят. Потому что больше пятидесяти рублей мало кто заплатит — это для деревни существенная сумма».
Костя говорит «продаем», но на самом деле газета не продается, а отдается за рекомендованный донейшн. Люди знают, что меньше пятидесяти рублей донатить нельзя. И дают кто пятьдесят, а кто и больше.
Сейчас в газете 16 полос. Верстка отнимает у Кости два дня.
«Для меня эта газета — связь с родиной. Там живет моя сестра, она работает в школе. Первые выпуски мы вместе с ней делали, и сайт, куда выкладываем PDF c номерами, — тоже. Так я отдаю дань родному месту. А бонусом я всегда в курсе событий. Я и сам денежку на газету даю Наталье. И мама моя с пенсии тоже переводила, пока была жива».
Верстая, Костя читает все материалы и, если видит что-то «опасное», может поправить.
«В самом начале мы давали слово всем. Пишите, что хотите, в рубрике “Нам пишут”. И там начались оскорбления. Между собой люди начали отношения выяснять через газету. Один скажет про Финляндию что-то плохое, другому не понравится. И начинаются прения. А потом звонят редактору и доводят до слез. Так что мы такую возможность убрали».
Когда-то Костя писал в газету, но давно перестал. Хорошо помнит свою скандальную колонку про цены на продукты.
«Как-то я написал про то, что сахар в селе стал стоить очень дорого и что бизнесменам это безразлично. Просто правду написал. Им не понравилось, и они перестали раздавать нашу газету в своих магазинах. Но потом смягчились как-то…»
Ведлозеро. Галина
Без женщин никуда
После того как газета попадает в Ведлозеро, Наталья организует ее доставку в местные магазины и другие деревни.
Мы идем в фельдшерский пункт, чтобы отдать пачку газет медикам. Завтра карета скорой поедет в дальнюю деревню и медики возьмут их с собой. Доставка «по скорой» удивляет только нас, для Натальи это обычное дело: газету возит все, что ездит.
После медпункта идем по магазинам — там газета лежит на прилавках с конвертом, в который можно положить донейшн. Наталья не успевает выложить «Окна» в продуктовом «Рубине», как тут же появляется желающий их приобрести. Мужчина — финн, приехал к родным в гости из Финляндии, им и хочет подарить газету. Наталья знает финский так же хорошо, как и карельский, они долго болтают прямо за прилавком.
Еще один магазин в Ведлозере, который распространяет газету со своего прилавка, — «Хали-Гали», принадлежащий Галине Суворовой. Она состоит в активе СССР и всегда готова помочь нуждающимся. Именно Галина больше всех настаивала на избрании Антоновой председателем актива.
«Все держится на Наташе, — говорит хозяйка магазина и про газету, и, кажется, вообще про все в селе. — Наташа умеет мысли собрать в кучу — не только свои, но и наши… Есть один такой существенный тезис, что все перемены, революции делает меньшинство. А в последнее время еще и женщины всем правят. Без женщин вообще никуда!»
Часть газет Суворова отправляет с хлебной лавкой. Водитель кладет свежий выпуск прямо на лоток с хлебом и везет в нужную деревню. Там его поджидают распространители, которые тут же, вместе с хлебом, вручают газету жителям. А деньги переводят Наталье.
Сегодня машина едет в маленькую деревню Юргилица — там газету раздает местная активистка, пенсионерка Нина Васильева.
Юргилица. Нина
Газета с хлебом
Хлебная лавка — маленький фургончик с черным, белым и пирожками — приезжает в Юргилицу два раза в неделю. Васильева говорит, что сегодня люди ждали машину долго, но никто не ропщет. «У нас это как бы мероприятие, — смеется она. — Собираемся и болтаем, новости обсуждаем».
«Одно время было тяжело: мы на целый год остались без автолавки, — продолжает Васильева. — Водителя найти не могли. Люди пешком за хлебом ходили в Ведлозеро — два часа в горку. Я садилась в машину к нашему главе, ездила за продуктами, привозила их и всем раздавала. А сейчас ничего — и мясо приезжает, и молоко, и хлеб».
Из десяти человек, ожидавших лавку, газету берут семь.
— Я ее читаю, а потом соседке отдаю, — говорит одна женщина.
— А я оставляю дома на память. Некоторые наши бабушки статьи из нее вырезают, хранят, — говорит другая.
— А рыбу в нее заворачиваете? — спрашиваю я.
— Никогда в жизни! Жалко. Я складываю на полку все.
— А вот газету «Наша жизнь», которая при администрации, я не выписываю давно, неинтересная она. Одни отчеты администрации какие-то, читать нечего.
Нина Васильева, пересчитывая оставшиеся газеты, бормочет: «Маловато пятнадцати, я же просила Наташу побольше прислать. Не хватит на всех…»
Нина рассказывает, что летом в деревне постоянно живет где-то 27 человек. Из них 20 берут газету. Всем, кто не пришел за хлебом, Нина Васильева принесет «Ведлозерские окна» домой. Зачем? А ей не трудно, это — часть ее общественной работы.
«Газета содержательная, — нахваливает Нина. — Мы из нее узнаем о том, что происходит в других деревнях. Я сама туда пишу, правда, зимой только. А летом у меня дел слишком много…»
Нина возглавляет Совет деревни, пишет заявки для ТОС. Рассказывает, как однажды связалась с директором местного предприятия, попросила помощи с детской площадкой. И работники бесплатно вычерпали болото и разровняли землю.
«А потом мы, нас пять человек актива, за счет местных инициатив сделали детскую площадку, — говорит активистка. — Я со всеми министрами, депутатами на связи. Кто-то с первого раза откликается, кто-то — с десятого, кто-то — с сотого. Но моя позиция такая: главное — взять задачу и добиваться. Так что газета — это не нагрузка даже, это удовольствие для меня — всем ее доставить. Интересно, что мужчины ее почти не берут. Женщинам больше всех надо».
Любовь. Верхняя Видлица
Самовар, фиалки и воздушный шар
Ответсек «Ведлозерских окон» Любовь Нестерова, 67-летняя мама Надежды Стафеевой, лето проводит в родовом доме в крохотной деревне Пиккойла в Олонецком районе.
«Любовь Федоровна, мы с журналистами завтра к вам приедем! — говорит ей в телефон Наталья Антонова. — Только, пожалуйста, не суетитесь! Ничего вы не должны вообще готовить. Просто чай».
«Как и у Нади, у ее мамы сердечная недостаточность, — объясняет Наталья. — И, конечно, когда Нади не стало, у мамы все усугубилось. Ей тяжело теперь дается активность — одышка. А она на ваш приезд спрашивает: “Что я должна приготовить?”»
Пиккойла — часть деревни Верхняя Видлица, тут всего девять домов. Зимой никого, а летом постоянно живут два человека: Нестерова и ее сосед. Про нее говорят, что она вдохнула новую жизнь в это место. Заказала на все дома красивые таблички, организовала праздник деревни, на который приехали все, кто здесь когда-то жил.
Любовь писала в газету, пока дочь не перестала ее издавать. И вернулась, как только Наталья возобновила выпуск. Она пишет меньше, чем раньше, зато корректирует все материалы. Последний номер вычитывала на кухне возле самовара и фиалок, которые посадила в память о дочери — Надя их очень любила.
Помимо газеты, у Нестеровой есть еще одно регулярное занятие: она ведет во «ВКонтакте» группу деревни Ylä-Videlen hieru. Пишет о жизни людей, копается в архивах и продолжает ездить по деревням (иногда даже на велосипеде) — собирает истории.
«Пошла на деревню, узнала, кто чего посадил-вырастил, к кому какие внуки приехали, кто что испек, на стол поставил, все сфотографировала, — рассказывает Любовь Федоровна. — У нас тут почти нет интернета. Зять мой, Серега, сделал антенну-усилитель на крыше. И все равно фотографии в группу с трудом загружаю. Приходится вставать в четыре утра — тогда ловит получше.
Как-то сижу, представляете, вечером. Шум такой, а я не понимаю откуда. И вдруг вижу в окно: огромный шар опускается на наше поле. Я обалдела! Моментально схватилась за фотоаппарат и давай щелкать прямо из окна. Думаю: а кто они такие? Чего летают? Бежать на это поле или нет? Мне потом рассказали, что это Сергей, нормальный мужик, живет в Гавриловке. И я на свой страх и риск поехала к нему. Дома его не было. Я прошлась по комнатам — никого. Села на крылечко, дождалась. Он рассказал, что они давно с женой хотели купить аэростат, но финансов не хватало. И вот накопили наконец. И говорит мне: “Полетите со мной?” Мне аж плохо стало. Я трусиха такая! Не полетела. Но все записала, и потом он мне еще материалы прислал о воздухоплавании в Карелии, и я написала два поста в группу».
В свежем номере «Ведлозерских окон» Нестерова написала про своего свата Александра Стафеева. Его воспоминания о жизни: послевоенном детстве, работе (подростком он грузил тяжелые деревья, потом стал плотником, затем — лесником, трактористом), о его доме и любимой жене, после смерти которой он едва пришел в себя. Говорит, пока писала, прослезилась.
«Каждый из нас примечательный»
Несмотря на проблемы с сердцем, Любовь Федоровна до сих пор обожает ходить по героям и ради интересной истории готова ехать куда угодно.
«Я люблю ходить к старшим, к тем, кто многое пережил и видел, чтобы записать и сохранить. Очень расстраиваюсь, когда они не идут навстречу. Про других с удовольствием прочитают, а сами не хотят: “Ой, нет-нет, о ком-нибудь другом пишите! Пропечатают в газете, обсуждать потом будут. У нас ничего примечательного нет”. Я говорю: “Каждый из нас примечательный, найдем что-нибудь”.
А если прошу кого-нибудь написать в газету, говорят: “Мы неграмотные. Вы грамотные, вы и пишите”. Я говорю: “Мы откорректируем!” Но они ни в какую. А мы с Надей все у всех всегда брали и корректировали, лишь бы вышел материал.
Вот Ваня Ф. как-то написал текст, так это надо было из каждого его предложения составлять новое предложение. И ничего, я справилась. Правда, у меня получился совсем другой рассказ. Не знаю, заметил он или нет».
Савиново. Жанна и Ирина
Все на энтузиазме
В деревню Савиново газету отвозит муж покойной Нади Стафеевой Игорь. Он сейчас работает водителем школьного автобуса — развозит детей вместе с газетой.
Игорь — скромный немногословный мужчина. Он впускает нас к себе домой, и мы замираем на пороге с открытыми ртами. Интерьер в скандинавском стиле: белые стены, светлая мебель, много предметов декора, которые Надя привезла из Финляндии. Огромное окно спальни выходит прямо на озеро. Кажется, шагни в него — и окажешься в воде.
Игорь старается, чтобы дома все оставалось как при жене. Только цветов стало меньше, а ее фотографий — больше. А на втором этаже Игорь теперь хранит архив «Ведлозерских окон».
«Вот тут Надя и наблюдала за ондатрами, — говорит Наталья, присаживаясь на краешек стула за большой белый стол. — А здесь сидела, напротив меня». Там, куда она показывает, стоит фотография Надежды в рамке.
* * *
В Савинове, деревне без улиц, зато расположенной между двумя озерами, нас с газетой встречают Жанна и Ирина. Обе — активистки и распространители «Окон», а Жанна еще и единственный постоянный автор на всю деревню.
Жанна Пороева — завклубом, сама себе руководитель на 0,6 ставки. На ней — все ремонтные работы, сельские собрания, растопка печей, вывоз мусора и бог знает что еще. Все это она делает с энтузиазмом и изобретательно.
В клубе хаос — идет ремонт. Жанна красит сцену и полы, признается, что администрация на ремонт денег не выделила, как и, в принципе, ни на что не выделяет. Жанна все делает за свой счет и за счет жителей, которых удается привлечь.
«Даже ноутбук на мероприятия таскаю из дома, — говорит Пороева. — На краску я нашла деньги, я же еще пенсию получаю. Жители помогают красить. А вот на ремонт пары окон денег уже не хватило, пришлось заколотить».
В июньский номер газеты Жанна написала про Валентину Моисееву из деревушки Черная Ламба.
«Валентина — такая молодец! У нее так жизнь сложилась, что они с мужем воспитывают внука и внучку. И она умудряется и вышивать, и пироги печь, и дом в порядке держит. А еще рыбачит постоянно!
Я пишу плохо, не умею факты в кучу собирать. Но они молодцы, они корректируют (Жанна имеет в виду Наталью и Любовь Нестерову. — Прим. ТД). В основном про культуру нашу пишу, вот про День деревни писала. Рубрику “Спасибо” сделать предложила. У нас ужасное обеспечение, ничего нет, все делается на энтузиазме. День деревни в конце августа, и мы объявили акцию среди жителей — “Подарок для деревни”. Кто траву скосил, кто бревно убрал с дороги, кто плакаты нарисовал, скамейку сделал, кто-то пряники испек… И вот я решила их через газету поблагодарить».
Ирина Евсеева в газету не пишет, но распространяет ее по местным жителям. Начинает со школы-сада, где она директор: сотрудники и родители быстро разбирают. Оставшиеся газеты они с Жанной разносят по домам. Сегодня мы это делаем вместе — обойти всех читателей удается за час.
Самая пожилая читательница «Ведлозерских окон» — 90-летняя Александра Яковлевна. Ирина отдает ей газету просто так, а потом переводит свои деньги Наталье.
Бабушка не была готова к нашему визиту, поправляет кофту и говорит: «Я некрасивая, мне надо переодеться, чтобы фотографироваться».
Александре Яковлевне тяжело ходить, но она встает с дивана и, держась за стенки, уходит в соседнюю комнату. Долго шуршит, а потом появляется в цветастом халате: «Теперь меня можно снимать».
У нее хорошее зрение, и она читает «Ведлозерские окна» от корки до корки. Говорит, только так может узнать, что происходит в районе и кто живет по соседству, — гулять и общаться она уже не может.
Последней мы приносим газету Жанниной героине, рыбачке Валентине Моисеевой. Валентина садится на приступочек своего дома и, долистывая до заметки со своей фотографией (на фото она держит огромного леща), краснеет.
Моисеева ведет нас к берегу озера, чтобы показать свои рыбацкие снасти. Рыбой она обеспечивает не только семью, но еще кота и собаку.
«Жалко, кот гуляет где-то, а то я бы вам его показала. Он со мной всегда ходит на рыбалку. В лодке сидит и смотрит на поплавок. Как клюнет — он уже готов, на задние лапы встает. И жрет рыбу прямо в лодке».
Свободная пресса
Глядя, как Наташа считает донаты, которые ей передают и переводят, спрашиваю, думала ли она о том, чтобы получить грант на газету. Заложить зарплату себе и гонорары авторам.
— Какие гранты? Правительственные? Точно нет, — отвечает она. — Какая их повестка — и какая наша! Я помню, как еще Надя говорила, что пока газета бесплатная — она свободная. Конечно, наша свобода тоже ограничена в каком-то смысле. Острые темы сейчас сложно освещать.
— Костя говорит, вы их стараетесь избегать. Почему?
— Потому что изначально, еще при Наде, договорились, что это не политическая газета. Мы будем писать про людей и про нашу жизнь. Но, конечно, нельзя быть вне политики совсем, потому что — что уж! — все вокруг политика. И наш скромный бюджет (имеется в виду бюджет поселения. — Прим. ТД) в том числе. Я стараюсь проталкивать хоть какую-то остроту. Призываю людей прямо писать про то, что их волнует. Потому что недовольны происходящим многие, но молчат. И потом получается, что на бумаге все радужно, а в жизни как-то не очень.
— А какую тему в этом номере ты считаешь острой?
— Ну вот та же тема рыбалки — острая! Я ее муссирую в газете уже очень давно. Закон запрещает у нас на озере местным ловить рыбу сетью. Можно только удочками и спиннингом, а сетка — браконьерство. У людей отбирают то, чем они жили десятилетиями, чем они кормились. Ты попробуй на удочку поймай столько, чтобы семью прокормить. При этом — парадокс — предпринимателям разрешено ловить рыбу в Ведлозере тоннами! Конечно, народ бесится. В общем, мы в активе давно с этой проблемой бьемся, пишем чиновникам. И вот материал об этом у нас на первой полосе с исторической фотографией: мужики на сходке! Как я его писала — это отдельная тема, конечно. Уж как я старалась так написать и чтобы чиновников сильно не ругать (потому что с ними потом вообще будет невозможно договориться), и чтобы было понятно, что проблема есть. Компромиссно старалась изложить, в общем. В конце все равно не сдержалась и написала: «С волками жить — по волчьи выть!»
— А что насчет СВО? Пишете что-то?
— Как-то женщина, которая была неоднократной героиней газеты, сказала: «Я больше “Ведлозерские окна” покупать не буду. Потому что у нас вообще-то парни ушли на войну, а вы в газете ничего в поддержку не написали. Просто вот как будто этого не было!» И отписалась она, короче, как в интернете говорят. Я для себя думаю так: об этом информации много. Администрация местная это освещает, другие издания тоже. Есть темы, кроме этой.
Проблемные темы в газете Антонова поднимает не просто так: «Ведлозерские окна» она лично разносит по чиновничьим кабинетам.
— Сажусь на машинку, шух-шух-шух, и по всем министерствам ее развезла. И вот интересный момент: все знают, что рекомендованный донат за газету — 50 рублей. Когда я ее даю чиновникам, например, депутатам законодательного собрания, министрам, они берут газету: «Спасибо, Наталья». И все, денег не дают. Я прямо стою, в глаза им смотрю, не разворачиваюсь, а они делают вид, что не понимают ничего. А на их фоне — обычные люди, бабушки с мизерной пенсией, которые протягивают мне 100 рублей за газету и говорят: «Сдачи не надо». Для меня это просто вывод: чем человек проще, тем он донатит больше.
— А где ты берешь недостающие деньги для печати?
— Я сажусь за компьютер, пишу пост во «ВКонтакте» и за два часа нахожу недостающие деньги. Очень быстро скидывают люди. Есть один парень… Он всю жизнь пил. Так, что надежды никакой не было, но вдруг выкарабкался и завязал. И я как-то пишу, мол, помогите на газету собрать, мне на карточку вдруг приходит пять тысяч рублей. Большая сумма для нас. Я думаю: «От кого?» И он мне пишет тут же, что это он перевел, но просит публично его не благодарить. Я так была рада! Не столько сумме, сколько тому, что он себе позволил такой поступок. И это не единственный пример. Нам регулярно донатит человек, который тоже пил сильно, вот прям валялся на улицах. А сейчас он много работает и регулярно поддерживает газету. И говорит, что жизни без газеты не представляет совсем. В общем, деньги собираются быстрее, чем материалы.
Материалы — самая большая боль главного редактора. Антонова готова на все, лишь бы уговорить человека написать.
«Очень тяжело местных расшевелить. Отказываются все: “Мы не умеем”. Я уже некоторым говорю: “Слушай, приходи ко мне на работу. Ты рядом сядешь, будешь рассказывать. А я на компьютере наберу все твои слова”. Несколько раз так делала уже».
Как это — не о чем писать!
Антонова рассказывает, что от безысходности много пишет сама, а темы берет отовсюду. Если полистать номера «Ведлозерских окон», помимо человеческих историй, можно найти много полезных материалов. Здесь есть инструкции о том, как обезопасить себя от телефонных мошенников или заняться скандинавской ходьбой. Есть объясняющие тексты про то, как сортировать мусор, почему это важно. Как писать заявки на гранты. В каждом номере Антонова разбирает карельские слова и выражения. И зазывает людей на субботники.
«В СССР мы обсуждаем проблемы — я пишу. Проблемы с рыбалкой, отсутствие почты (работница ушла в декрет, на ее место найти никого не могут), отсутствие толкового Дома культуры, нормальных дорог. Мы эти все вопросы поднимаем, пишем обращения чиновникам… Самый высокий уровень общения у меня был с Министерством сельского хозяйства Российской Федерации. С Путиным пока нет…
По теме загрязнения озера масса материалов у нас прошла. У нас есть два центральных залива. И совхоз в 1975 году построил искусственную дамбу, чтобы ему было легче с большегрузами ездить. Заливы стали затухать и обрастать из-за того, что протоки нет. Два года мы бились, и наконец правительство выделяет из бюджета Карелии деньги. Будут демонтировать дамбу и ставить деревянный мост. Будут еще нам делать новую почту. Новый клуб. Пусть на 2024—2025 годы включили в планы правительственные, но все же!»
Антонова вспоминает, как задумала написать в зимний номер о женщинах-рыбачках, которые целыми днями сидят у лунок с донкой за окушками.
«Раньше одни мужики у лунок сидели, а теперь вот женщины. Как копны сена сидят, во всем ватном. Я долго уговаривала тетю Галю сфотографироваться. Несколько дней подряд подходила к ее лунке на озере, названивала домой. Она то не в настроении, то обещает по-другому одеться, то молчит. В итоге отказалась, и я стала бегать по другим женщинам на заливе. Потратила много времени. И всего ради одной фотографии! Тогда был март — проваливающийся мокрый снег вперемешку с водой. Ноги были по колено сырыми. И когда наконец одна женщина согласилась сфотографироваться, мой телефон девятилетней давности полностью разрядился — он не держал зарядку на холоде, я его носила в шерстяной варежке. Тогда я реально чуть не расплакалась от досады, разозлилась на саму себя: “Дура! У детей в школе айфоны уже давно, а ты почти десять лет с одним ходишь! Газета ей нужна!” Я пообещала себе подхалтурить на новый смартфон и купила его уже к следующей зиме».
В июньский номер Наталья написала про то, как муж и жена построили дом. Тему буквально увидела в окно.
«Сижу на работе, смотрю: акушерка Ольга бегает на своем огороде. Возрастная уже женщина, а такая активная! То она с палками идет, то в магазин. И муж ее, Билал, турок, тоже все время по дому что-то делает. Они недавно дом построили на болоте буквально. Люди простые, всю жизнь трудились — и вот, сделали. В общем, я копыта в руки и бегу — нужен материал! Они давай отказываться: “У людей дома есть намного лучше, чем у нас”. Но мы все-таки придумали концепт. Я начала текст с того, что она всю жизнь акушеркой работала, через нее почти все жители села прошли. Она и меня принимала тоже. Причем в экстремальных условиях. Мама моя до последнего беременная хозяйством занималась. У нее затерялся бык, и она бегала, искала его по всей округе. Воды отошли прямо на совхозной полосе… Маму скорая перехватила у пожарной части. И акушерка Оля, тогда молоденькая еще, приняла роды прямо в машине. Вот с этого я и начала! А потом рассказала про их дом и хозяйство. И про то, как Билал приехал сюда в 1990-х и пашет на пилораме. “Не о чем писать”, — говорили они мне. Ну как это — не о чем!»
Кинелахта. Людмила Павлова
Единственный автор
Людмила Павлова — единственный автор «Ведлозерских окон» из Кинелахты.
Работает госинспектором в лесничестве и много пишет обо всем, что связано с темой охраны леса. Как и Любовь Нестерова из Пиккойлы, Павлова ведет блог во «ВКонтакте» — рассказывает о родной деревне.
Мы приезжаем на работу к Людмиле. Лесничество — маленькое деревянное здание — находится прямо напротив ее дома. Внутри печь, половики, картины на стенах и много цветов — практически домашняя обстановка. Людмила не любит новогодние праздники, потому что лесничество не работает. А значит, не топится печь — и все ее цветы замерзают. Поэтому в праздники она каждый день ходит на работу, чтобы затопить печь и согреть цветы.
«У нас три человека работают на два лесничества, — рассказывает Павлова. — Три человека на 50 тысяч гектаров. И пожары, и учеты — все на нас… Почему леса горят? Да потому, что нет людей. Зарплаты — мизер, люди не идут работать… Поскольку я рядом живу, могу с дежурной рацией сидеть дома. Если что, прибегу сюда за минуту».
Павлова рассказывает, что всю жизнь мечтала работать на радио, чтобы рассказывать новости. И когда в 2020 году в Кинелахту провели интернет, она сразу создала деревенскую группу.
«Я там публикую все новости, пишу про историю села, лесопункта. Тут в округе очень много деревень. Многие были признаны неперспективными. Людей просто загоняли в другие. Кто-то уезжал в Видлицу, кто-то — в Олонец. Это была трагедия. И люди начали в эту группу писать, вспоминать. Много фотографий присылали».
В каждый номер «Ведлозерских окон» Людмила выдает по статье. В июньский написала про непролазный участок дороги Ведлозеро — Кинелахта, который превращается то в гололед, то в ров. Когда дорогу размыло так, что образовалась яма глубиной полтора метра, Павлова посадила в нее дедушку и сфотографировала. Статью назвала «Путь домой».
В каком-то смысле Людмила выполняет и роль редактора, потому что постоянно ищет авторов в газету и уговаривает их писать.
«У многих нет компьютера, пишут на бумажке и пересылают свои сочинения мне на ватсап. И я сижу вот так вот (Людмила подносит телефон близко к глазам), вглядываюсь в каждую букву, что он там понаписал… Мы на все готовы, чтобы человек мог опубликоваться».
Павлова помогает и распространять газету — относит на прилавок местного магазина с конвертом для пожертвований. Сумма денег обычно превышает количество разобранных газет.
«Люди наши не будут обманывать, — говорит она. — Жалко, что почтовым отделениям нельзя брать ее для распространения. То есть прокладки, семена, тушенку, пшенку почте можно продавать, а газету местного значения — нельзя: “Это левая периодика, нас за такое сильно ругают”. Но я пару раз делала как? Почтальоны просто по сумкам разбирали и носили бабушкам вместе с пенсией».
«О плохом ведь не напишешь»
Мы сидим с Натальей на лавочке у озера возле Дома карельского языка. За три дня, что мы развозили газету по деревням, она очень устала. Эти дни после выхода тиража всегда сумасшедшие, но они же и придают Наталье сил. Когда вся газета разобрана, есть смысл делать ее и дальше.
«Почему своя, местная газета нужна? Да потому, что люди привыкают к тому, что их жизнь непримечательна и обычна, что наши новости — не новости и ничего такого не происходит. Жизнь сельчанина обесценивается, — говорит Наташа. — “О плохом ведь не напишешь, а хорошего мало” — часто такие реплики слышу. А я вижу газетную новость во всем, что окружает меня в селе. Улиток стало гораздо больше в огородах, уровень воды в озере падает. Вот дом долгожданный люди подняли, а вот в разваливающемся бараке еще горит свет в окне — значит, там живут люди и им некуда уйти. Змей развелось, и на то есть причины, о которых стоит писать. Бригада электриков покрасила забор на братской могиле — разнарядка с работы. Интересно, а покрасили бы они его без разнарядки? Информационных поводов полно, жаль, писать особо некому.
Иногда я смотрю на поле свое, которое сорняками зарастает, и думаю: “На фига это все тебе нужно, Наташа?” Тем более что делаешь все на бегу, ляпов куча… Я же понимаю, что газета мало похожа на издание, где люди добывают какую-то информацию. Очень бы хотелось добавить больше злободневных материалов, новостную повестку. Но не могу пока в силу того, что мало авторов и мало времени… Когда выходишь раз в квартал, новости стухают. Но я знаю, что все экземпляры разойдутся — людям газета нравится. Это меня и держит».
Живем — и ладно
Следующий номер Наталья начнет собирать осенью. Лето — время для себя, для огорода и строительства. Она мечтает поскорее закончить гостевой дом, потому что не знает, сколько еще времени проработает в ДКЯ.
«Это же энкаошка. Наверное, процентов восемьдесят наших средств — пожертвования финских организаций и отдельных физических лиц, которые, например, по национальности карелы. В Финляндии есть несколько карельских организаций, они до сих пор помогают. Но с каждым месяцем все труднее и труднее… С финским партнерством стало все хуже намного. Приезжают к нам буквально один-два человека раз в два месяца. И если раньше оставались на несколько дней, то теперь боятся даже на ночь остаться. Им кажется, что вот, политика недружественности… Мы опасаемся, что нас агентами объявят за иностранное финансирование. А выбора у нас нет: без этих средств все закроется. У нас есть, конечно, донаты от российских лиц, но это небольшие деньги. Поэтому мы сегодня живем — и ладно. Без всяких планов вообще».
За лето Наталья и близкие Надежды Стафеевой надеются установить на ее могиле памятник. Дизайн Антонова заказала лаконичный, скандинавский — подруге бы понравился.
Редактор — Инна Кравченко
Этот материал написан благодаря поддержке Татьяны Радыгиной и других наших читателей.
Если вы хотите помочь нам отправиться в новые командировки, поддержите сбор на странице «Выезжаем».