Яна очень любит свою машину — стильный оранжевый «Вольво» эксклюзивной модели. Кожаные кресла, салон, отделанный деревом и карбоном, мощный двигатель и непревзойденная система безопасности. А еще автомобиль очень вместительный, несмотря на свои не самые внушительные габариты.
«За один раз мы столько в нем увозили… — не без гордости рассказывает Яна. — Два кресла, четыре стула, огромные картины. Плюс куча барахла по мелочи».
Речь не о грузоперевозках, а о необычном хобби, которое способно слегка шокировать прочих владельцев «Вольво» и заставить брезгливо поморщиться большинство обывателей. Мы едем по московскому району Текстильщики. Рядом с Яной на пассажирском сиденье — ее подруга Катя. Она рассказывает о том, как минимум раз в неделю девушки объезжают местные помойки и собирают там выброшенные вещи, которым можно дать вторую жизнь и найти новых хозяев.
Яна и Катя называют себя енотами.
Фарфор и «деревяхи»
Мы движемся по четкому маршруту от одного контейнера к другому — если не знать их точного расположения, можно бесконечно блуждать по району. Это большие контейнеры для габаритного мусора — как правило, именно в них или рядом с ними можно найти что-то ценное. Мусорные баки поменьше в основном используют для пищевых отходов — они енотам неинтересны.
Первая стоящая находка — журнальный столик советского производства. Сделан в Риге, о чем свидетельствует потертый штамп на тыльной стороне столешницы. Покрытие местами подрано, покрыто трещинами и царапинами.
«Это огнище, — восторженно шепчет Катя, потирая руки. Видя мой скепсис по поводу состояния столика, восклицает: — Тут делов-то. Верхний слой убрать, сделать новую фанеровку и покрыть лаком. Как новый будет, даже лучше».
У девушек разные предпочтения по части находок. Катя больше любит «деревяхи» — так она называет все деревянные предметы мебели: столы, стулья, кресла, тумбочки. Их реставрация доставляет ей наибольшее удовольствие: «Как я говорю, во мне проклюнулся мой папа. Он был плотником. Его уже шесть лет как нет, но во мне он продолжает жить в полный рост».
— А я больше радуюсь, когда находится что-то, что абсолютно точно влезет в машину, не подрав потолок, — улыбается Яна. — Например, фарфор. С ним всегда интересно. Если видишь, что вещь старинная, антикварная, сразу лезешь в интернет разбираться: какого она года, кто ее сделал, читаешь про производство, про мастеров, про технологию — и так развиваешься в этом вопросе. Иногда попадаются совершенно потрясающие фарфоровые штуки — как-то в груде выброшенных тарелок я нашла очень необычную. Оказалось, это советский агитфарфор, который выпускался очень ограниченной серией. Тарелка посвящена морфлоту, на ней небольшая надпись и символика — якорь. Можно было продать за несколько тысяч рублей. Но я ее оставила себе.
— Был у меня стул, я не знала, куда его деть, — рассказывает Катя. — Написала, что отдам за букет пионов: очень уж хотелось мне пионов. Приехала женщина, привезла мне огромный их букет, огляделась у меня в квартире и говорит: «У меня ощущение, что я вышла из своего дома и снова в него попала. Ровно та же картина вокруг».
Выяснилось, что и она, и ее муж — им уже далеко за пятьдесят — матерые еноты. Оба научные работники, а реставрация старых стульев — их давняя общая страсть. Начиналось это увлечение очень типично. Однажды муж просто не смог пройти мимо выброшенного стула. Принес его домой, отреставрировал, принес следующий. А так как все стулья мира невозможно уместить в квартире, они начали их продавать. Так и закрутилось. Сейчас им поступил заказ из кафе на 16 венских стульев. Вот они их и собирают по всей Москве».
«Енотизм» хронический
Яна и Катя познакомились полтора года назад. И это знакомство круто изменило их жизнь.
«Поодиночке мы осторожно ходили вокруг помоек, больше присматривались, — рассказывает Катя. — А как только встретили друг друга — понеслась. Как будто были просто инфицированными, а тут всерьез заболели».
Симптомы болезни ярко выраженные: без страха и стеснения залезать с ногами в мусорный контейнер, тащить домой столько вещей, сколько возможно унести физически, периодически превращать квартиру в ремонтную мастерскую и склад отреставрированных вещей.
Несмотря на то что теперь девушки — близкие подруги, по имени они друг друга не называют. Если в контейнере попадается что-то стоящее, можно слышать такие диалоги:
— Смотри, что я нашла, енот.
— О, круто, енот.
— Енот, ты это себе возьми.
— Нет, ты себе возьми, у меня уже есть.
— Ну и отлично, пара всегда лучше смотрится.
«Почему мы еноты? Потому что еноты лазят по помойкам. И вот так делают лапками смешно». Катя изображает характерное для енотов движение и смеется. «На самом деле лично для меня все началось с группы “Рачительный енот” в Facebook. Там люди демонстрируют не просто свои находки, а то, как они их отреставрировали, покрасили, переделали, применили в интерьере. Все очень доброжелательные, друг друга всегда поддерживают. Говоришь: “Я начинающий енот, вот сделала стульчик, не судите строго”. — “Ой, как замечательно у вас получилось, обязательно продолжайте”, — отвечают».
Принципиально важная характеристика сообщества енотов — анонимность. Здесь все почти как в бойцовском клубе, первое правило которого гласит: никому не рассказывать о бойцовском клубе. Но не потому, что еноты стыдятся своего увлечения.
— Конечно, мы не считаем это чем-то постыдным, — говорит Яна. — Но общество считает. А в нем надо как-то существовать, зарабатывать деньги. Мой заработок напрямую связан с репутацией.
— Я работаю с репутацией компаний, и огласка вообще потерей статуса грозит, — продолжает Катя. — Поэтому об этом увлечении никто не должен знать.
Она объясняет, что даже внутри сообщества енотов не принято интересоваться, чем человек занимается в обычной жизни. «Нас объединяет только то, что мы еноты. Больше мы ни во что стараемся не лезть: ни в личную жизнь, ни в политику. Енот еноту енот, а не друг. Правда, это не отменяет взаимовыручку и безусловную поддержку во всех вопросах. Мы понимаем, как непросто сейчас жить, и стараемся не усложнять».
Вечером — стулья
Подъезжаем к очередному контейнеру. Буквально перед нами женщина подходит к нему и оставляет стул. Потирая руки, девушки выскакивают из машины. А я тем временем представляю картину, как женщина замедляет шаг, останавливается в раздумьях — не совершила ли она ошибку, расставшись со стулом, который верой и правдой служил ей столько лет. Оборачивается — а стула уже нет.
Но женщина так и не обернулась, а Катя с Яной, судя по всему, не очень довольны находкой.
— Такой стул у меня уже был, — морщит лоб Яна. — У него очень сложная геометрия, такую модель я больше не буду реставрировать.
— Я его тоже делать не буду, и так дома все стульями завалено, — проявляет солидарность подруга. — Сфоткаем — и в чат.
Катя объясняет, что, если найденная вещь представляет ценность, но сам ты по каким-то причинам забирать ее не планируешь, кодекс енота обязывает тебя ее сфотографировать и выложить фото в один из енотских чатов, указав координаты. Тот, кто первым ответит на сообщение словом «бронь», закрепляет за собой в енотском сообществе право владения этой вещью. Но ему нужно еще успеть оперативно приехать и забрать ее. Ведь, кроме енотского кодекса, существуют законы улиц и правила работы коммунальных служб.
Стулья — не самый ценный актив из тех, что подкидывает улица, но довольно ходовой и ликвидный. Правда, в них нужно разбираться. Производитель, год выпуска, материал, форма и стиль определяют ценность стула. Его состояние и конструктивные особенности — то, во сколько обойдется реставрация. Если разница приемлемая, стоит браться.
Яна рассказывает, что на восстановление одного стула можно потратить несколько часов, а можно и несколько дней. В зависимости от состояния. Сначала стул тщательно моют в ванне. Потом нужно разобрать его и снять старое покрытие. Если это полиэфирный лак, то можно использовать строительный фен. Как универсальное средство подойдет смывка — специальный состав, растворяющий краску и лак. Затем их остатки соскребают и детали шлифуют до белизны — это самая пыльная и неприятная часть работы. Потом наносят новое покрытие: по старинке для этого используют лак, но куда лучший эффект дает масловоск. Следующий этап — обивка. Из фанеры лобзиком вырезают новую сидушку и мебельным степлером к тыльной ее стороне прибивают слой за слоем поролон, синтепон и ткань. Осталось собрать конструкцию воедино — и стул как новый.
«Нет, ну обычно люди так далеко не заходят, — смеется Яна, видя мои округляющиеся глаза. — Просто меняют обивку, красят стул в какой-нибудь сиреневый цвет и называют это реновацией. Дел на пару часов. Это мы привыкли заморачиваться».
Для заморочек у девушек есть весь набор необходимых инструментов — от лобзика до шлифовальной машины. Замечаю, что на этом можно неплохо зарабатывать. Но у них другой подход к вопросу.
«Заниматься этим ради заработка глупо: слишком много сил и времени уходит, — говорит Катя. — Совершенно несопоставимы стоимость часа нашего рабочего времени и цена, за которую стул можно продать. Но как хобби — отлично».
Отреставрированные стулья неплохо продаются на «Авито». Хороший стул уходит за 2,5–3 тысячи рублей. Очень востребованы они у владельцев кафе и ресторанов, особенно хипстерского формата. Речь прежде всего идет о буковых стульях восточноевропейского производства — из Румынии, Чехии, Болгарии. В советские времена они пользовались особым спросом у народонаселения и массово импортировались, так как с местным производством качественной мебели тогда были проблемы. Впрочем, с тех пор в этом отношении мало что поменялось.
«Наверняка у нас есть небольшие цеха, которые специализируются на дизайнерской мебели, — говорит Яна. — Но она стоит заоблачных денег. А массовое производство — это стулья из прессованных опилок или из мягкой и недолговечной сосны».
Она объясняет, что среднему обывателю проще купить новый стул, чем заниматься его ремонтом. Поцарапалась ножка или порвалась обивка — стул отправляют на помойку. И выбрасывают очень много. И среди них попадаются настоящие шедевры.
«Самые уникальные экземпляры, которые нам удалось спасти, — два стула XIX века неоготического стиля из резного дерева, обтянутые кожей и набитые морской травой, — уточняет Яна. — Мы даже не взялись их реставрировать: слишком сложная это работа, для настоящих профессионалов. А так как в интерьере им места не нашлось — просто продали».
Экосистема мусорок
Яна извлекает из горы бытового мусора сломанную скрипку — маленькую, похоже детскую, но все же преисполненную элегантности и изящества. Больно представить ее разлагающейся на подмосковной свалке.
«Ее, конечно, не починить, — вертит Яна в руках музыкальный инструмент. — Но я обязательно что-нибудь из нее придумаю, светильник, например, сделаю».
Я наблюдаю, как к соседнему контейнеру подъехал человек на велосипеде с крюком и стал методично в нем рыться. По неопытности я тоже определил его как енота, но Яна меня поправляет.
«Это не енот, это другой зверь. Смотри, ему нужен картон или металл».
Оказывается, вокруг мусорок существует целая экосистема. У енотов в ней есть естественные враги и конкуренты. Собиратели картона енотов совсем не беспокоят. Другое дело охотники за металлом. Основная их добыча — алюминиевые банки. Но в принципе их интересует любой металл, который можно сдать. И в этом корень ключевых претензий к ним у енотов.
«Они совсем не понимают ценности винтажа, — вздыхает Катя. — Им интересно все металлическое — вплоть до проволочки от вешалки. Поэтому для них в порядке вещей раскурочить какой-нибудь предмет мебели, чтобы снять с него фурнитуру».
Впрочем, «металлисты» доставляют не так много проблем. Другое дело дворники. Это естественные враги енотов. Радея за безупречный порядок на подотчетной территории, они готовы нещадно крушить аккуратно сложенные или стоящие у контейнеров вещи, чтобы таким образом уменьшить их объем, а потом утрамбовать в контейнер.
Днем ранее мы с Яной ездили спасать от них стулья. Кто-то из енотов соседнего района выложил фотографию двух стоящих у мусорки прекрасных чешских стульев из цельного бука, а после того как Яна их «забронировала», заботливо припрятал их в укромном месте и скинул локацию. Останься они у контейнера, к нашему приезду у них был велик шанс превратиться в кучу бесполезной древесины, затерянной в остатках еды и строительном мусоре.
Енотий бог
Яна собирается переезжать из Москвы. Удобные квадратные корзинки из «Икеи» (как жаль, что ее больше нет с нами!), куда можно складывать вещи, ей как раз очень кстати.
— Вот еще одну нашла, — радостно демонстрирует она очередную находку. В машине лежат еще три такие. — Что за день? Мы столько корзин не находили никогда в жизни.
— Енотий бог знает, что тебе нужно, — подмигивает ей Катя.
Удивительные и очень своевременные находки она отказывается объяснять как-то иначе, кроме как существованием особого божества, покровительствующего енотам.
«У нас с ним интересные взаимоотношения. Я долго реставрировала кресло, недавно продала его. В тот же день иду мимо контейнера — встречаю точно такое же. Стоит продать четыре стула, как тут же подвернутся еще четыре, а не возьму их, обязательно найдутся другие — еще лучше. Как только я хочу что-то найти, енотий бог сразу мне это посылает».
Как-то она искала по всей Москве граненый стакан: друг из Еревана попросил привезти ему такой в качестве удобной мерной емкости. Обошла кучу магазинов — нигде нет. Расстроенная, возвращалась к себе и прямо около дома обнаружила сразу два.
У Яны тоже полно подобных историй.
«Выхожу к метро, чтобы отдать книгу, которую у меня купили, вижу — в подъезде лежит точно такая же. Или тумбочка у меня в коридоре стояла очень неудобная, мешала двери полностью открываться. Сколько раз говорила себе — да продай ты ее. Наконец продала. Тут же появилась подставка для обуви, которая просто идеально подходит».
Правда, она предпочитает называть их чудесными совпадениями. И старается находить в этом особую философию.
«Тут вот какая штука. Мы не накапливаем эти вещи, не захламляем ими квартиру. Нашел интересную вещь — можешь ею немного повладеть. А навладелся — всё, забирайте. И продаешь через чаты или через “Авито”. Освобождаешь место — давайте-ка я чем-нибудь следующим повладею. И так как будто сразу владеешь всем».
Самоутверждение через вещи
Воспоминания связаны у Яны и Кати буквально с каждым контейнером.
— Отсюда за один вечер я спасла два чудесных кресла, два прекрасных стула и потрясающую вазу, — вспоминает Катя. — Но лишилась своей тележки на колесиках. Ее даже не сперли. Пока я по контейнеру лазила, кто-то, видимо, такой: «О, тележку выкинули». И решил ее спасти. А в этом мы как-то нашли много винтажных платьев в отличном состоянии. Я их все распродала. Удивительно, но на них неплохой спрос: кто-то ищет такие для ретровечеринок, но почти все скупили для съемок какого-то исторического фильма.
— На мне куртка, которую я тоже в контейнере нашла, — подключается к разговору Яна. — А однажды мы спасли огромный пакет одежды — абсолютно новой, прекрасных брендов, с этикетками. Частично мы ее потом беженцам отвезли — самим столько не надо.
По ее словам, это как в лес за грибами ходить, только гораздо интереснее и азартнее: никогда не знаешь, что тебя ждет у следующего контейнера. Это может быть зеркало в идеальном состоянии, редкие книги, чугунный казан, серебряный наперсток, хрустальная ваза. Они находили и старинные чемоданы, которые потрясающе смотрятся в интерьере, и картины, написанные маслом, и горшки для новых цветов, и мешки качественных тканей, из которых было пошито много чего нужного.
— Зачем люди это все выбрасывают? — интересуюсь.
— Мало какие могут быть причины, — философски произносит Яна.
— Может, место в квартире закончилось, может, переезжают и не хотят тащить с собой старую жизнь. Может, купили квартиру, а там всего этого полно, а у них своих вещей навалом. Может, мужик выгнал свою любовницу — или наоборот. В жизни всякое случается.
Но все же главным фактором, влияющим на количество выброшенных вещей, она видит человеческую психологию.
Люди стремятся покупать себе новые вещи. Даже если человек живет небогато, он говорит: «Я могу себе это позволить» — и таким образом самоутверждается. Для него не существует таких понятий, как качество материалов, уникальность отделки, возраст вещи, ее история. Ценится только новое. Только новое может подтвердить в глазах окружающих, что он обладает высокой покупательной способностью. Так люди окружают себя новыми вещами, хотя они могут быть в сто раз хуже, чем старые. Самоутверждение через вещи — это точно от плохой жизни, а не от хорошей.
Приметы времени
Особую радость енотам принесла реновация. В районе много пятиэтажек, предназначенных под снос. В свое время контейнеры рядом с ними были полны интересных вещей, от которых избавлялись переезжающие хозяева. Со временем эти источники иссякали — когда дома обносились заборами и к ним приставляли сторожа.
Но в самих домах все еще можно найти настоящие сокровища. Всего-то и нужно договориться со сторожем и методично обходить квартиру за квартирой в поисках ценных вещей. А их там осталось немало: мебель, книги, винил, посуда, картины. Яна рассказывает про парня, который только этим и живет. Он снял пару гаражей на окраине, вывозит из реновационных домов все ценное, складирует, сортирует и продает. А спрос на винтажные вещи в Москве очень хороший.
«Понятно, что это не совсем законно, но ведь это тоже спасение вещей. Иначе они обречены».
Катя рассказывает, что в принципе качество выбрасываемых вещей за последнее время в Москве резко упало. Ключевая отсечка — прошлая осень.
«Я люблю прогуляться после целого дня работы за компьютером. А чтобы не ходить по району бесцельно, обычно строю свой маршрут мимо помоек. Даже в контейнеры особо не заглядываю, просто смотрю, что рядом оставили. И если раньше я обязательно с таких прогулок что-то интересное приносила, то сейчас чаще всего возвращаюсь с пустыми руками».
Как принято саркастически вопрошать в таких случаях: а что случилось? У нее есть очевидный ответ на риторический вопрос.
«Во-первых, в Москве стало физически меньше людей. Многие из тех, кто привык активно тратить, уехали год назад. Ну и уровень жизни падает. Обычно люди выбрасывают старое, потому что купили что-то новое. Похоже, покупать стали значительно меньше».
За два с половиной часа мы объехали с девушками больше 20 точек сбора крупногабаритного мусора. Наверное, смогли бы и больше, если бы оставалось хоть немного места в салоне и багажнике машины. Кроме занимающего значительную часть пространства журнального столика, среди трофеев числились посуда, хрусталь, корзины, ткани, горшки для цветов. А через пару дней Яна сообщила мне, что большую часть своей добычи она уже продала на «Авито». На 12 тысяч рублей. Неплохая прибавка к семейному бюджету.