«Странная доступность»

Перед Новым годом в онлайн-кинотеатре KION вышел документальный фильм-расследование о гражданском обороте оружия в России, создатели которого ищут ответы сразу на несколько вопросов. Оружие — просто мужской фетиш или провокатор насилия? Как, вопреки государственным запретам, оно попадает в руки россиян и против чего они вооружаются? О фильме «Право на выстрел», его смыслах и темах, которые в него не уместились, «Такие дела» побеседовали с одним из авторов — журналистом Григорием Тумановым

«Не быть деструктивными»

— Лично для вас — о чем этот фильм?

— Я с 2019 года делаю подкаст, телеграм-канал, а сейчас еще и ютьюб-проект «Мужчина, вы куда?». Он вырос из личного кризиса среднего возраста. Ты становишься взрослым и понимаешь, что у тебя немного сбиты ориентиры. Ты хотел бы поговорить с другим взрослым мужчиной, возможно с отцом, на тему «как вообще жить». А его, допустим, уже нет. Поскольку я ничего, кроме медиа, делать не умею, я пошел делать то, что мне понятно, и говорить с такими же потерянными мужчинами.

И когда Родион [Чепель] и команда пришли ко мне, этот фильм стал для меня способом исследовать наших мужчин еще и с этой стороны. Потому что оружие все еще сопровождает мальчиков с детства. А сейчас и подавно: «Юнармия», военная подготовка, «Разговоры о важном» — куча всех этих вещей. Поэтому для меня фильм — это исследование о том, может ли такое соседство оставить тебя здоровым, добрым, снисходительным и великодушным человеком.

И еще — про поиск опоры для условно «нового» мужчины. Про то, насколько старые, традиционалистские практики могут не быть деструктивными. Ну и конечно, про хрупкое эго. У нас есть герой, к которому начали ломиться домой, а он вместо вызова полиции вышел и положил всех из ружья. Странная реакция. Но это, наверное, еще и про наш… про такой российский нигилизм и, в некотором роде, локальный анархизм. Потому что оружие в ряде случаев начинает говорить там, где государство бессильно. Или где ты на него не рассчитываешь.

«Подпиши ему лицензию, пусть идет»

— В аннотации упоминается, что одна из задач фильма — спровоцировать в обществе дискуссию вокруг темы оружия. А вокруг каких основных положений, на ваш взгляд, должна эта дискуссия вестись?

— Во-первых, есть ощущение, что все находятся в своих пузырях. Есть отдельные сторонники легализации оружия, у них одни аргументы. Есть любители критиковать этих людей, они тоже в своем пузыре. И так далее.

А во-вторых, хочется поговорить об этой странной доступности. С одной стороны, оружие — очень зарегулированная история, с другой — легко обходимая. Причем не столько на уровне коррупции, сколько на уровне какой-то элементарной халатности. Ты приходишь за справкой, говоришь, что в целом ты в порядке, и тебя осматривают спустя рукава. В фильм это, по-моему, не вошло, но я буквально ходил получать лицензию на оружие. Я там отчетливо говорю: «В моих анализах вот этот набор веществ, потому что я сижу на антидепрессантах». И человек пожал плечами: «Окей, хорошо, клиническая депрессия — норм. Вот тебе справка, оплачиваешь в том кабинете». Странно же, нет?

— Человек с клинической депрессией — это не красный флаг для тех, кто решает выдать оружие?

— Понятно, что решать, выдать ли мне оружие, будет наше МВД, Росгвардия. Но в данном случае, буквально на первом обследовании — не красный флаг, оказывается. Россия в этом смысле — один из таких удивительных кусков суши, где у тебя, с одной стороны, есть большое количество бюрократии, а с другой — огромная гибкость тех самых государственных институтов. Зачастую даже не связанная с нарушением закона. И у этой гибкости есть издержки — когда оружие попадает в руки хрен пойми кому, как, впрочем, и возможность управлять автомобилем, работать с детьми и так далее.

— Ситуация с незаконным оборотом оружия в России — самостоятельная проблема или следствие других системных проблем? 

— Я думаю, что черный рынок оружия — вообще проблема глобальная, не какая-то сугубо российская или сугубо западная. И, мне кажется, она в меньшей степени связана с гражданским оружием. Понятно, что есть истории про переделки из газовых в боевые и так далее. Но если мы говорим про какое-то серьезное нелегальное оружие, то его не получит человек, который ходит по предсказуемым тропинкам: лицензия, Росгвардия и прочее. Это все-таки связано с коррупцией в больших институциях, с мутными связями чиновников и военных. И с военными конфликтами, которых в девяностые — нулевые было очень много, а сейчас стало еще больше. Естественно, много бесконтрольного оружия кочевало туда-сюда. Я просто напомню читателям про майора Евсюкова, который расстрелял универсам «Остров» и таксиста. [Расстрелял] из пистолета, который был изъят в ходе, по-моему, каких-то обысков или уголовного дела как вещдок, на Северном Кавказе, в Чечне.

— Может, это от банального пофигизма, который часто считают традиционной российской проблемой в любых сферах?

— Пофигизм в обороте гражданского оружия может встречаться в некоторых видах общественно-государственных отношений. Пришел человек, у которого дергается глаз, получать оружие, говорит — чтобы ехать бороться со всемирным рептилоидным заговором. А все такие: «Господи, ладно, блин, просто подпиши ему лицензию, пусть идет». Вот это пофигизм. Но когда мы говорим о том, что какой-то человек ищет боевое оружие, в 90% случаев он его ищет для совершения каких-то противоправных действий. То есть буквально — заказного убийства или, как в случае с БОРНом, — убийства по расовым мотивам и так далее. Первоочередное здесь — деньги, коррупция, какие-то отлаженные связи и все остальное. Пофигизм [вскрывается] на следующем этапе. Когда распутывают уголовные дела — и выясняется, что в поисках этого нелегального оружия преступники ходили под камерами по всему городу и чуть ли не у каждого встречного спрашивали: «А вот как бы нам оружие достать?» И полиция или ФСБ это прошляпили, потому что гоняли каких-то очередных экологов по площади, вместо того чтобы гонять настоящих экстремистов.

«Слом всего»

— А почему существующие реалии без малого двух последних лет никак не отражены в фильме? Очевидно же, что на ситуацию с оборотом оружия в России эти события влияют напрямую.

— В феврале 2022 года мы уже работали над фильмом. Если бы мы решили: «О, давайте быстренько апдейтнем» — и добавили абзац «Сейчас будет еще хуже», это было бы, на мой взгляд, очень безответственно. Мне кажется, об этом надо что-то отдельное делать. То, на чем многие все эти два года горят, — сложно описывать текущее. Потому что мы не просто имеем перед собой конфликт, мы имеем вообще слом всего, к чему мы привыкли, всего старого мира. Вещи, которые раньше были просто немыслимы, теперь реальны. И когда хотя бы один из этих процессов будет доведен до конца, тогда надо будет снимать фильм. И вот это была бы очень сложная, кропотливая и интересная работа.

— А вас тревожит сосуществование с людьми, у которых есть опыт применения оружия?

— Меня в целом тревожит то, что моя страна находится в состоянии лихорадки. И что где-то даже нашими же руками, самих граждан, устраивается искусственный раскол. Вообще, меня совершенно не радует, что в России появится еще одно поколение мужчин, у которых не будет рук и ног, и детей, у которых не будет пап. Ничего хорошего вообще не будет. Тревожно? Да. Грустно? Да.

«Вилами и подручными средствами»

— Можно ли утверждать, что доступность оружия приводит к росту насилия в обществе, а ограничения оборота его снижают?

— Нет, я не могу сказать, что это так коррелирует. Но если общество пронизано насилием, ненавистью, каким-то расколом, если в нем поощряется насилие над уязвимыми группами, оно будет друг друга бить любыми подручными средствами, хоть вилами. Модель того, как простой гражданин может получить оружие, ничего тут существенно не меняет.

— Реально ли в России сегодня и вообще в обозримом будущем помешать человеку завладеть оружием, если для этого он готов приложить все усилия?

— Нигде это невозможно. К этому можно стремиться, помешать — нет. Может быть, процентов на восемь повысить предотвращение таких случаев, ну уж никак не решить проблему до конца.

— То есть если человек крайне мотивирован, он получит желаемое?

— Ну он же мотивирован не завладеть оружием, он мотивирован с его помощью сделать нечто незаконное. Хочет убить идеологического противника, любовника жены, конкурента по бизнесу и так далее. Тут не в пистолете дело. Вернемся к группировке БОРН, о которой, мне кажется, я буду рассказывать до конца своих дней. Я думаю, не получили бы они доступ к огнестрельному оружию, они могли бы и ножами людей поубивать. Маркелова на Пречистенке, кучу антифашистов они перебили, собственно, ножами. Человек хочет совершить преступление и ищет инструмент. Вот почему покупается нелегальное оружие. Оружие — средство. Зачем далеко ходить — есть люди, у которых и бэтээры имеются, и еще какая-то тяжелая техника. Неформально, даже не на юрлицо. Потом, правда, с ними тоже что-то происходит…

— Создается такое впечатление, будто в России стремятся владеть оружием люди какого-то определенного склада. А что их всех, на ваш взгляд, объединяет?

— Смотря каким оружием. Если мы говорим об охотничьем, то они в чем-то мегаконсервативные. Имеют традиционные представления о мужественности, о женственности, о семье и так далее. Это не то чтобы плохо или хорошо. Просто такой типаж.

Говоря про людей, которые хотят завладеть нелегальным оружием, — там, я думаю, поразнообразнее. Там может оказаться кто угодно. В случае с травматами, кажется, тоже. Не будем опускать и тот факт, что травматическое оружие периодически приобретают девушки после какого-то негативного опыта, который с ними случился и заставил чувствовать себя беззащитными или под угрозой. Это все не говорит о том, что вооружаются непременно люди глупые или только квасные патриоты.

«Место, в котором небезопасно»

— В фильме есть несколько показательных, сложных, неоднозначных историй о людях, которые применили оружие. Я заметил, что со стороны их мотивы выглядят спорными, но при этом у них как будто есть своя правда. Как вы считаете, может ли вообще стрелок быть прав — как с точки зрения морали, так и с точки зрения закона? В России. Сегодня. Сейчас.

— С точки зрения закона у нас есть для этого статья про самооборону и ее превышение. Которая в ряде случаев трактуется очень неоднозначно. Когда нападавший скончался или, как кажется полицейским, пострадал сильнее, чем было нужно. В итоге сама жертва становится преступником и агрессором. С моральной точки зрения… За время, что прошло с момента съемок, я понял, что да, действительно, у каждого своя правда, у каждого своя мотивация. Принимать эту правду, наверное, дело близких людей стрелка. Вот мы говорим про ту пьяную компанию, которая вломилась и получила заряд дроби. Правы ли они были, что поперлись к человеку на этаж? С моральной точки зрения кажется, что нет. Сочувствую ли я тем, кто остался без них, — да, сочувствую. Сочувствую ли я семье человека, который стрелял? Скорее да, потому что члены семьи — не участники конфликта.

— Один из героев фильма в своих сторис говорит: «В России живу, да еще в таком месте. Как же мне его [оружие] не иметь?» Как вы думаете, что является источником этого парадоксального желания вооружиться против места, в котором сам живешь?

— Дело тут не только в оружии. Но и в том, что в России все еще много довольно стремных мест. Не надо даже уезжать за пределы Москвы. Есть районы, в которых из-за плотности определенного типа населения опасно ходить вечером. Другой вопрос — ты готов или не готов этого избегать? Какое-то время в юности я прожил в 6-м микрорайоне Бирюлево. И там идешь вечером с работы поздно и слышишь, как кому-то бьют морду. Мне кто-то подарил карточку-ножик, и она у меня во внутреннем кармане лежала. Но никогда я на нее не рассчитывал, а скорее предполагал, что пойду вот от таких звуков по дуге. Может быть, потому, что я в этом смысле фаталист: если кто-то сзади подкрадется с арматурой, то ходи не ходи с ружьем, ничего ты с этим не поделаешь.

Это все скорее история про поиск очень простых ответов для своего существования в «стремном» месте. Я понимаю места: деревня или какие-то поселки, куда волки приходят. Там странно не иметь ружья, потому что ведь сожрут, пока идешь до приусадебного туалета.

Но если мы говорим про более-менее урбанизированные места, то это такой сплав социальных проблем и желания людей идти простым путем. Но, распутывая этот клубок, в конечном итоге приходишь к выводу, что ответственность все равно лежит на государстве. Потому что оно допустило существование такого небезопасного места. И вынудило человека выбрать насилие в качестве самозащиты.

Магия оружия

— До работы над фильмом доводилось ли вам держать в руках оружие?

— По-моему, только на уроках ОБЖ, с которых мы в итоге сперли эти самые пресловутые «калашниковы», потому что никто не хотел их разбирать, а хотелось всячески хулиганить. И, по-моему, один раз мы ездили на стрельбище, когда я уже работал репортером.

Это было в «Газете.ру». После какого-то очередного скандала, когда наша доблестная полиция опять кого-то искалечила до полусмерти, мы ездили на образцово-показательные полицейские выступления. Они собирали журналистов показывать, как у них на самом деле все классно. И среди прочего там было стрельбище, и, по-моему, я один раз выстрелил из пээма…

— И что вы чувствовали?

— Я честно скажу: все это мне не нравится. Может, по меркам наших героев, увлеченных оружием, это, так сказать, проявление вот этой проклятой «соевости»… Но я не фанат. Понятно, что, когда я был маленьким, у меня, как у всех мальчиков, были какие-то мечи и огнестрельные бластеры. Но никогда не было слабости к этому досугу. Скорее ощущение, что есть опасная хреновина у тебя в руках, и с ней надо прям супераккуратно обращаться. А еще лучше, чтобы она в принципе как можно скорее покинула пространство рядом с тобой. Потому что ничего радостного она, в общем, не несет. Может только покалечить, а то и убить.

— В фильме рассказано несколько весьма трагичных историй. На ваш взгляд, какую роль в них сыграло оружие?

— Я думаю, что во многом — решающую. Потому что не будь у человека ствола, ничего бы не случилось. Или, может быть, шансов на выживание у людей, у жертв, было бы куда больше. Понятно, что есть этот попсовый тейк: «Убивает не оружие, убивает человек». Я скорее про то, что в какой-то момент тебе попадается под руку нечто, которое гарантированно отправит на тот свет твоего собеседника.

— В процессе общения с героями и экспертами вам не показалось, что оружие создает у своих владельцев некие иллюзии?

— Мне абсолютно точно так показалось.

Как будто изначально ждут от мира каких-то агрессивных действий. И, кажется, подсознательно их ищут и находят. Как говорил один из наших собеседников, психиатр, сам факт наличия оружия в пространстве, даже гражданского, он как будто меняет твой майндсет и увеличивает процент вероятности агрессии. С одной стороны, это ложная уверенность. С другой — кобура на поясе заставляет смотреть на все якобы более бдительно, а на самом деле — агрессивно.

У среднестатистического человека, который ходит по улице мегаполиса, набор действий и вариантов исхода событий выглядит одним образом. А у человека с травматом или вообще с оружием в руках, который перемещается по городу, у него как будто вариант «И тут я достаю свой резинострел» наступает раньше, чем остальные возможные. И, кажется, это порождает гораздо больше насилия.

— То есть оружие в какой-то степени провокатор и катализатор?

— Мне кажется, да. Опять же, не будучи экспертом или гендерным исследователем и психологом, а чисто по собственным ощущениям, скажу: повседневное ношение оружия, владение оружием — это зачастую, в большом количестве случаев, атрибут той самой токсичной, прости господи, маскулинности, о которой говорят уже давно. В этом есть некоторым образом искусственно созданная конкуренция со всеми окружающими, культ силы, желание подавлять.

— Высказывания героев об оружии и отношении к нему звучат в жанре бытовой этики. Искаженной, но в их мире — по-своему логичной. У охотников — свой кодекс, у создателя травматики — свое представление…

— Правильно, правильно! Это про множество оптик. Ты не можешь дать один ответ на самом деле. Мы смеемся над мемом «Все не так однозначно». Но меня гораздо больше пугают люди, у которых все однозначно. Собственно, фильм нужен, чтобы показать разные оптики и заставить людей порефлексировать.

Например, человек, который придумал травмат. Он на это смотрел, как айтишник смотрит на техническую задачу. Дано: из пяти людей, живущих в моем городе, три доходят до дома битыми. Как сделать техническое устройство, которое позволит им дойти до дома не битыми? Он же вот так на это смотрит. То есть очень по-инженерски.

— А вы когда-нибудь задумывались о том, чтобы получить право на ношение личного оружия?

— Если честно — нет. Конечно, нам для фильма пришлось оформить какое-то количество справок, чтобы не подставлять наших героев в том числе. Но нет. Я в этом смысле «испорченный» мужчина какой-то — у меня и водительских прав нет до сих пор. Я вообще не испытываю какой-то слабости к автомобилям, стволам и вот этому всему. Опять же, я рад разделить чью-то радость по поводу поездки на стрельбище и понимаю, кстати, сколько мальчишества в этом: когда вы едете куда-нибудь на полигон и шмаляете по арбузам и бутылкам. Это буквально как в детстве, когда кидаешь петарду «Корсар» в школьный унитаз и хочешь посмотреть, что будет. Это нормально. Я считаю, чем больше в мужчинах мальчишеского, не связанного с насилием, тем вообще лучше. Но я бы не хотел, мне не нужно.

Послесловие

После фильма и даже во время беседы с Григорием у меня в голове на репите бесконечно крутился хриплый вскрик Высоцкого: «Они хотят оружия, оружия, оружия. Насилья!» Посмотрите «Право на выстрел» и, если хотите, переслушайте «Балладу об оружии» Владимира Семеновича. Его строки, как, впрочем, и миллионы других строк сегодня, полнятся новыми смыслами.

• Теги:
• оружие
• психология
• россия