Такие дела

Слепоглухой профессор: гений от рождения или дитя эксперимента

Александр Суворов, 1988 год

Врожденное наследственное заболевание «болезнь Фридрейха» — вот как звался Сашин враг, который постепенно лишал его связи с внешним миром. «Мама моя пережила самый настоящий голод во время коллективизации, войны и в первые послевоенные годы, — пишет Суворов в своей книге. — Это не могло не сказаться отрицательно на ее организме, и врачи предполагают, что в эмбриональный период у меня произошла какая-то мутация, связанная с нарушением в мамином организме обмена веществ, — мутация, впоследствии обернувшаяся слепоглухотой».

Александр Суворов в детстве до потери зрения
Фото: архив Олега Гурова

Сашина мама 36 лет проработала электротехником на железной дороге, отец был милиционером. Врачей в кругу семьи и друзей не было. Понять, что происходит с ребенком, удалось не сразу, а точный диагноз Саше поставили только во взрослом возрасте. Отец ругался, что сын не слушается, а Саша не не слушался — он не слышал. Он навсегда запомнил день, когда врачи подтвердили, что его болезнь неизлечима: «В то утро я убежал из умывальной комнаты на детскую площадку и проплакал до третьего урока. Часа три. Это был момент осознания слепоглухоты как мешающего жить кошмара, из-за которого мне недоступны огромные пласты культуры, особенно больно — музыка. Потом я проклинал слепоглухоту и по другим поводам — главное, из-за невозможности любоваться любимыми, не прикасаясь к ним.

Из Твардовского, “За далью — даль”:

…А та из своего угла
Его влюбленным, долгим взглядом,
Не отрываясь, берегла.

Вот этой невозможностью “беречь взглядом” я и терзался до отчаяния, мечты о самоубийстве».

Однажды этой страшной мечтой он поделится со своим наставником и духовным отцом — философом Эвальдом Ильенковым. И тот найдет слова, чтобы не дать Саше покончить с собой. А вот сам Ильенков именно это и сделает.

Но пока они не знакомы, Саша учится в родном городе Фрунзе (теперь Бишкек) в школе для слабовидящих. Учеба дается нелегко, и отношения с другими детьми не складываются. Саша чувствует себя изгоем.

От Хелен к Ольге

В октябре 1963 года в Подмосковье открылся загорский детский дом — экспериментальный детдом для слепоглухих детей. В советское время их было принято называть слепоглухонемыми. Но основатель нового учреждения педагог Александр Мещеряков хотел доказать, что, даже не имея зрения и слуха, они могут говорить. Больше того — могут получить высшее образование и заниматься наукой.

Прецеденты были. Первые успешные опыты обучения слепоглухих детей и подростков датируются еще XVIII веком. В XIX веке благодаря школе Перкинса в Америке зародилась тифлосурдопедагогика. Вскоре на весь мир прогремела история Хелен Келлер — слепоглухой воспитанницы Анны Салливан. Хелен освоила несколько иностранных языков и написала несколько книг. О жизни Келлер и Салливан до сих пор ставят спектакли, а фильм о них удостоен «Оскара».

Хелен Келлер. 1907 год
Фото: The United States Library of Congress's Prints and Photographs division

В России первой к обучению слепоглухих детей, еще до революции, пришла Екатерина Грачева. В СССР этим всерьез занимались Августа Ярмоленко и Иван Соколянский — учитель Александра Мещерякова. Соколянскому удалось воспитать «советскую Хелен Келлер» — ученую Ольгу Скороходову. Она стала первым в мире слепоглухим человеком, который не только получил высшее образование, но и занялся наукой. Все дело в гениальности отдельных учениц или можно вывести на такой высокий уровень целую группу слепоглухих детей? На этот вопрос и хотели ответить исследователи.

К Загорскому эксперименту подключился однокурсник Александра Мещерякова, советский философ Эвальд Ильенков. Он считал, что, участвуя в воспитании слепоглухих детей, можно узнать, как формируется человеческая психика. Ильенков был уверен, что она начинается «с малого, с незаметного. C умения обращаться по-человечески с предметами быта, с умения жить по-человечески в мире созданных человеком для человека вещей». Ведь, согласно логике марксизма, именно общение с другими людьми и труд делают человека человеком.

У Ильенкова не было никакой официальной должности, связанной с Загорским экспериментом. Но был жгучий интерес и связи, задействуя которые он помогал Мещерякову получать необходимые ресурсы. А главное — ему удалось расширить эксперимент, превратив его из чисто педагогического в философский.

«Доброе место»

Сашу Суворова отправили жить и учиться в новый детдом в Загорске, когда ему было 11 лет. «Очень скучал по маме. После отбоя, перед сном, часто плакал. Ночевавшей недалеко на диване в коридоре няньке звуки моего плача мешали спать. И она просила двух старших ребят — Юру Лернера и Сережу Сироткина — меня “успокоить”. “Успокаивали” так: Сережа трогал мою грудь — поднимается ли судорожно, — и если да, то Юра по сигналу Сережи бил меня по груди. До тех пор пока огромным усилием воли я не заставлял себя дышать равномерно…» — вспоминал Александр Суворов.

И все же загорский интернат он называл «добрым местом». Со сверстниками отношения постепенно наладились. Те самые Юра и Сережа вместе с Сашей Суворовым и Наташей Корнеевой станут знаменитой загорской четверкой. Кроме того, в Сашиной жизни появится значимый взрослый, которого он со временем станет называть духовным отцом, — Эвальд Ильенков.

Духовный отец

С Ильенковым Саша познакомился, когда ему было 15 лет, и знакомство это началось с философского спора. О философии, сознании, поэзии они и будут общаться и дальше, иногда ежедневно. Ильенков — фигура всемирно известная, автор множества научно-популярных книг и статей, сотрудник Института философии РАН, знакомый с ведущими мировыми философами. Почему же он уделял Загорскому эксперименту и слепоглухим подросткам так много времени?

Александр Суворов (слева) в гостях у своего научного руководителя Эвальда Ильенкова. 1975 год
Фото: Игорь Зотин / РИА Новости

Писатель Николай В. Кононов сейчас работает над книгой о Загорском эксперименте и Ильенкове. Он объясняет так: «Оказалось, что читать Ильенкова сегодня бешено интересно. А еще оказалось, что его ближайший друг и ученик из великолепной четверки Саша Суворов умер почти в тот день, когда я нашел его, Саши, номер и решился написать в ватсап. Это было горько узнать еще и потому, что мы с Сашей когда-то жили рядом, едва ли не в соседних домах, и я часто видел помощника, везущего коляску с ним, но тогда не понимал, кто это…»

Читайте также Николай В. Кононов: «Мы постоянно умираем и путешествуем между мирами»  

Об увлеченности Ильенкова Загорским экспериментом Николай Кононов говорит так: «Есть линия психологии, идущая от Выготского. Ильенков вслед за Выготским очень много думал про деятельностный подход — что сознание человека возникает не по божественному мановению руки, не изначально биологически заложено природой, а возникает в труде и в общении с людьми. Причем не с каким-то одним человеком, а с сообществом, с социальной сетью.

В 1968 году, после подавления Пражской весны, кончилась оттепель, начали закручивать гайки. Люди, которые это поняли и почувствовали, стали искать, где еще себе найти приложение. Ильенкову было очень важно заняться практическим делом. В Загорском эксперименте он увидел, как может принести практическую пользу, и в то же время ему было ужасно интересно на этот эксперимент смотреть как философу, который там ищет подтверждение или корректировку того, о чем думал».

«Иномирные экскурсоводы»

К концу обучения в загорском интернате Саше стало там невообразимо скучно: «Лет в семнадцать я чуть не сбежал из загорского детдома к себе домой, во Фрунзе, спасаясь от слишком усердного повторения каждой подробности из учебника, когда “повторение — мать учения” оборачивалось “повторением — смертью учения”». К счастью, вскоре все изменилось. «Учение» стало снова значить «жизнь».

В 1971 году четверо ребят из загорского детдома сдали экзамены и поступили в МГУ, а шесть лет спустя успешно окончили обучение. Один из них — Сергей Сироткин — станет кандидатом философских наук, а другой — Александр Суворов — доктором наук психологических. Первый будет публично критиковать Загорский эксперимент, второй — прославлять и даже посвятит ему целую книгу, «Эксперимент длиною в жизнь».

Загорский детский дом. Сестры-близнецы Вера и Надя Голубчиковы поступили в детдом полностью слепыми и глухими. 1988 год
Фото: Сергей Михалев / РИА Новости

Читая теоретические обоснования Загорского эксперимента, можно подумать, что слепоглухие ребята были всего лишь подопытными. Само слово «эксперимент» отдает чем-то неприятным, ведь речь идет в конце концов о детях, причем детях, живших в экстремальных условиях: практически в полной тишине и темноте. Но для Суворова руководители Загорского эксперимента — не какие-то отстраненные ученые, а близкие люди, которые окружили заботой и сделали все, чтобы его жизнь сложилась благополучно.

Накануне поступления в МГУ Саша Суворов и его наставник Александр Мещеряков были в гостях у Эвальда Ильенкова. Засиделись допоздна, но прежде чем проводить юного абитуриента домой, педагоги решили отвести его к МГУ, к памятнику Ломоносову. «Помню только сам факт этой почти ночной импровизированной экскурсии, в мороз и метель. Памятник меня не интересовал, и я его не запомнил, зато меня — как много раз потом — пронизывало, кроме собачьего холода, ощущение необычности происходящего. Два добрейших человека, больших ученых, устроили почти в полночь импровизированную экскурсию слепоглухому мальчишке, будущему студенту МГУ. Мне было важно, с кем и когда, и ничего, что холодно, зато будет что помнить всю остальную жизнь — не памятник, а этих моих иномирных экскурсоводов — людей из мира большой духовной культуры, к которой они пытаются приобщить и меня…» — напишет Суворов в своей книге.

От вентилятора до телетактора: как обучали загорскую четверку

Четырех новоиспеченных студентов психологического факультета поселили в экспериментальной школе глухих при НИИ дефектологии, вместе с детьми. Каждому слепоглухому студенту выделили деньги на оплату услуг помощника из числа студентов-вечерников психологического факультета.

Поначалу загорскую четверку возили в МГУ на лекции и переводили им дактильно, то есть писали специальным дактильным алфавитом на ладони все то, что говорили преподаватели. На бытовом языке это называется «говорить в руку». Но такой метод обучения оказался неудобным и неэффективным. Тогда лекции для загорской четверки стали записывать на магнитофоны. Записи расшифровывали и переписывали азбукой Брайля. Делали это в основном слабовидящие студенты, чтобы немного подзаработать. Загорская четверка читала лекции как книги. И сами книги, конечно, читала тоже — некоторые издания переводили специально для них.

Выпускники Загорского дома-интерната для слепоглухонемых детей, студенты МГУ имени М. В. Ломоносова Сергей Сироткин, Александр Суворов, Юрий Лернер и Наташа Корнеева во время занятий в университете. Для общения на семинарах между собой и с однокурсниками используется телетактор. 1975 год
Фото: Игорь Зотин / РИА Новости

Чтобы общаться с загорской четверкой напрямую, преподаватели использовали специальное устройство — телетактор. «Преподаватель или гость сидит перед “зрячей” клавиатурой, печатает на ней. А слепоглухие — перед такторами (индивидуальными устройствами с брайлевским шеститочием или строкой шеститочий и клавиатурой брайлевской машинки). Сколько такторов, столько и нас, если все четыре тактора исправны; иногда один из них ломался, почему-то чаще всего Наташин, и тогда кому-то, обычно Сергею, приходилось переводить дактильно. Если преподаватель вызывает кого-то отвечать, то включает вентилятор, стоящий около каждого из нас, дескать — пожалуй к доске. Мы говорили голосом и одновременно печатали на брайлевской клавиатуре. У остальных шел текст отвечающего» — так описывал процесс учебы Суворов.

Освободили загорскую четверку только от иностранного языка и математики. В целом ребята шли в ногу с обычными студентами. Немного пробуксовывал учебный процесс только в первый год, поэтому все обучение заняло шесть лет вместо пяти.

Конец эксперимента

Критики Загорского эксперимента, среди которых был и его участник Сергей Сироткин, обращают внимание на то, что загорская четверка не была слепоглухой с рождения. Все ребята попали в загорский детский дом уже подростками, многому научились в семьях или в других учебных учреждениях. Никого из них нельзя было назвать tabula rasa, а значит, и делать на их примере выводы о том, как формируется человеческая психика, тоже невозможно, считали критики. Так в чем же тогда эксперимент?

Загорский детский дом-интернат для слепоглухонемых детей. Специальные упражнения помогают ребенку освоить звуки речи, повторяя за положением мышц и вибрацией горла учителя. 1975 год
Фото: Игорь Зотин / РИА Новости

Как минимум в том, что исследователи и педагоги впервые в истории попытались дать высшее образование сразу целой группе слепоглухих людей. И у них получилось. Загорская четверка окончила один из лучших вузов страны — МГУ. Александр Суворов и вовсе стал человеком с мировым именем. Но в 1979 году, вскоре после выпуска из МГУ, он пережил трагедию — Эвальд Ильенков покончил с собой.

Читайте также Как Марина Ворошилова и Михаил Чумаков укротили один из самых страшных вирусов ХХ века  

Разочарованный тем, что на смену оттепели пришли очередные репрессии, пусть и более мягкие, чем при Сталине, лишенный возможности публиковаться и выступать как прежде, увидевший, как его читатели и ученики уходят от истинного, очищенного от официального толкования марксизма, например, в эзотерику, Ильенков не видел смысла в дальнейшей жизни. Критика Загорского эксперимента оптимизма тоже не добавляла. «В целом, я думаю, он понимал, что эксперимент удался, его философские задачи решены, но в контексте изменений реальной жизни эксперимент не выглядел оптимистичным. А контекст таков, что избранных слепоглухих выучили, дали образование, а тысячи других остались во тьме и в прямом, и в переносном смысле», — говорит Николай Кононов.

«Гибель Ильенкова 21 марта 1979 года я лично пережил очень тяжело, — пишет Александр Суворов. — Прежде всего горько раскаялся в детском хамстве, которое позволял себе в отношениях с Ильенковым. Увы, пресловутый “кризис отцов и детей” нас не миновал. Ильенков за меня беспокоился, а я рвался к самостоятельности, которую Ильенков называл “кошачьей”, но без которой я вряд ли бы выжил после университета. Скучая по живому Ильенкову, погрузился в его труды, где слышал его живой голос, — и в итоге стал-таки его духовным, а не только названым сыном. Это духовное сыновство стало духовной, мировоззренческой основой всего моего творчества — научно-теоретического, практически-педагогического, поэтического».

Успехи загорской четверки

Юрий Лернер стал скульптором, работал в загорском интернате. Наталья Корнеева работала в Психологическом институте РАО, вышла замуж и стала матерью. Сергей Сироткин основал первую в стране организацию, которая помогает слепоглухим людям, — общество «Эльвира», названное в честь жены, защитил кандидатскую диссертацию, был председателем постоянной комиссии по деятельности слепоглухих при Европейском союзе слепых.

А Александр Суворов защитил и кандидатскую, и докторскую диссертации, написал несколько книг, много преподавал, был президентом Сообщества семей слепоглухих. Но, возможно, самое главное, что его интересовало, — воспитание детей. Вслед за Ильенковым он считал, что талант можно найти в каждом человеке. Он постоянно ездил в детские лагеря, возил слепоглухих детей к «обычным» детям, обучал последних дактильному алфавиту, отвечал на любые вопросы. Еще в восьмидесятые годы он стал заниматься тем, что теперь называется инклюзией. Тогда такого слова еще не было.

Полет в кусты и поход в горы

Самым близким Суворову человеком, его помощником, названым сыном, а впоследствии попечителем стал Олег Гуров. Когда они познакомились, Олег был еще школьником и сам написал Суворову письмо — из интереса.

«Впервые увиделся с ним лично на школьных каникулах осенью 2021 года, — вспоминает Олег. — Это была моя первая поездка в Москву. Мы с другом приехали к нему домой. Когда мы зашли в квартиру, ему сказали, что явились гости. Он нас очень долго ждал, но — мы заходим к нему в комнату, а он работает за компьютером. Мы касаемся его плеча, даем знать, что готовы общаться. Но Александр Васильевич пишет какой-то текст и дает знак — мол, подождите, пожалуйста, не трогайте меня, сейчас я закончу работу и буду всецело ваш. Тогда часто выключали электричество, было легко потерять несохраненный файл.

Александр Суворов и Олег Гуров
Фото: личный архив Олега Гурова

Когда мы стали выходить из подъезда, мой друг взял Александра Васильевича за руку с правильной стороны — с той стороны, с которой идет сопровождающий. А я подхожу с другой стороны, где у него трость слепого. Хватаю его за эту руку… и через полсекунды лечу в ближайший куст. Стою, смотрю, моргаю, а он говорит: “Не надо меня брать за руку, в которой трость”. Трость — это его глаза. Момент был опасный — полет в кусты. Но с него началось наше личное общение».

Полет в кусты Олега не напугал — наоборот. Он был активистом клуба ЮНЕСКО в Туапсе и пригласил Суворова… в горы — в летнюю детскую экспедицию.

Заболевание Суворова — болезнь Фридрейха — сказывалось и на том, как он передвигался. Но это ученого не остановило — он привык перемещаться один и решил принять приглашение школьника. «Я его встречаю и понимаю, что я сейчас вот этого человека — слепоглухого, с проблемами в ногах (он очень плохо ногами чувствовал землю), с помощью своей правой руки поведу куда-то в горы! — вспоминает Олег. — Причем человек известный, непростой, очень умный, начитанный. Я вижу, как он на шатающихся ногах спускается из поезда на платформу, ему помогают человек пять. Внутри у меня все оборвалось куда-то в подвалы. Но я взял его за руку, мы собрали рюкзаки и поехали».

До лагеря шли три дня, а обратно — всего один. Александр Васильевич научился ходить по горам. А еще получил от участников похода «лесное имя», с которым прожил всю оставшуюся жизнь, — Ежик. «Он реально Ежик, — смеется Олег. — Он очень громко ходил, постоянно фырчал, очень громко спал, очень много ел… Даже когда я заказывал надгробную плиту для Александра Васильевича, я попросил сделать на Брайле надпись “Ежик” рядом с его портретом».

Оркестр в груди

Как и полагается, Ежик мог быть колючим, но он был и замечательным другом. На протяжении всей жизни дружил, например, с Ириной Поволоцкой. Несмотря на отсутствие зрения и слуха, Ирина — профессиональный психолог, художница, актриса, писательница, мотивационный спикер и тренер, директор Cosmoopera Performing Arts. Она вспоминает, как впервые встретилась с Суворовым, когда была ребенком, а он — подростком. Вскоре эти двое подружились: «В тот день мы очень долго говорили — обо всем на свете, и решили, что надо чаще видеться, он сказал, что меня надо привлекать к разным делам. И действительно познакомил с сотрудниками лаборатории изучения проблем слепоглухоты. Я помогала Саше в сопровождении, зрение тогда позволяло это делать, а сопровождать я умела с детства, так как ходила с дедушкой, потерявшим зрение в годы Великой Отечественной. Мы с Сашей ездили в детские лагеря, и это были замечательные недели и даже месяцы.

В нашем общении Саша был веселым, даже сумасбродным, открытым, и у нас сложились дружеские, очень доверительные отношения. Я описывала ему, что видела, иногда помогала в быту, когда его мама уезжала. Он брал меня с собой на мероприятия, иногда мы вместе ездили на экскурсии. Я научилась слушать, что переводили ему, — считывая из-под его руки (тактильная дактилология). Или он параллельно дактилировал второй рукой то, что говорили ему. Такую скорость дактилирования, какая развилась у нас, больше никто не понимал, это было действительно очень быстро…

Суворов очень любил марши, а я нет. Но чтобы сделать ему приятное, слушала его игру — он хорошо знал разные техники игры на барабане, в лагерях учил этому детей, а еще играл на губных гармошках. Иногда голосом изображал оркестр, и это мне нравилось — положить руку ему на грудь, а он по ней отбивал ритм и голосом изображал оркестр. Была у нас одна мелодия, которая стала своего рода психотерапией в моменте, — “Прощание славянки”. Если кому-то из нас было грустно, Саша играл этот марш — и становилось легче и мне, и ему.

Когда появился компьютер, первые брайлевские дисплеи и модемы, мы много общались по переписке — могли часами обсуждать книги, мою учебу, его дела — вообще все, что было интересным. Позже я сканировала для него тексты из журналов и вспоминала, как мы с мамой в начале семидесятых перепечатывали по Брайлю книги по психологии для всей четверки — для их учебы в МГУ. Сканировать, конечно, было проще… Еще позже, при появлении интернета, обменивались длинными письмами (помимо общения в чате), я по его просьбе ездила за дисками с книгами на компьютерные рынки. Его интересовало все, читал он жадно, ведь в бумажных брайлевских книгах такого разнообразия и количества информации не было…

Когда я потеряла остаток зрения, Саша приехал с подругой сразу, как узнал о случившемся. Благодаря этой подруге (она поддержала мой интерес к фламенко, помогала в сопровождении и оплате занятий) я смогла выйти из трехлетней глубокой депрессии…

Саша далеко не всех узнавал по руке, люди называли имя. Мою руку он обычно узнавал и мог, например, лизнуть (в неформальной обстановке). И вообще, Саша любил похулиганить в обществе — “разряжая обстановку”, как он говорил…»

Азбука Брайля
Фото: Сергей Шахиджанян

Что Ирина думает по поводу Загорского эксперимента? Насколько сильно он повлиял на систему образования людей со слепоглухотой, изменил ее? Становится ли образование для людей, которые теряют или уже потеряли слух и зрение, доступнее? В мессенджере загораются точки: собеседник печатает сообщение.

«Очень сложные вопросы вы задали… Не в плане, что не смогу ответить, а в плане, что этот эксперимент так и остался разовым и никак на будущее не повлиял, все сами добивались своего. И я, и другие, — отвечает Ирина. — Про доступность для слепоглухих образования… Если есть возможность учиться дистанционно и учителя готовы учитывать необходимость давать текстовые материалы — это не проблема. Но практически только в Психолого-педагогическом университете есть дистанционное инклюзивное реальное образование. Я в самом начале туда пошла, когда оно появилось, в 2008-м. Но в остальном все так же: главная нагрузка на ассистентов, а это — зарплата для них. Хорошо, если есть кому помогать».

Суворов и «Со-единение»

В 2014 году был создан первый в России фонд помощи слепоглухим людям — «Со-единение». Его первый президент, Дмитрий Поликанов, сразу же связался с Суворовым, и тот стал вместе с сотрудниками придумывать, что и как лучше сделать, чтобы облегчить жизнь людям, лишенным слуха и зрения.

Сотрудник «Со-единения», писатель и редактор Владимир Коркунов, вспоминает: «Первый проект, который мы с ним разрабатывали, — “Задай вопрос слепоглухому человеку”. Общество зрячеслышащих отделено от общества слепоглухих. Они зачастую живут как невидимки. Многие проекты, которыми я занимаюсь, призваны навести мостки, чтобы один мир понимал другой, чтобы не было “они” и “мы”, а были мы. Суворов во многом разделял эту идею. Книга, которую он готовил с Дмитрием Поликановым, называлась “Встреча вселенных: слепоглухие пришельцы в мире зрячеслышащих”.

Защита диссертации
Фото: предоставлено Олегом Гуровым

Он любил общаться с детьми, старался объединить эти миры как мог. Это была его важнейшая задача — и психологическая, и педагогическая. Еще в прошлом году он разрабатывал новый курс. Он уникально принимал экзамены: не он задавал вопросы студентам, а они ему!

Суворов был в жюри литературного конкурса для слепоглухих людей “Со-творчество”, писал послесловие к одному из сборников. Мы с ним советовались, когда создавали единственный в России сайт для пишущих слепоглухих “Зрячее сердце” — это более 50 людей, в том числе тотально невидящих и неслышащих. И Суворов среди них.

Коллеги задумали сделать аудиоверсию его книги. Но в процессе записи поняли, что в ней психологические, научные моменты очень сильно переплетены с биографическим нарративом. Возникла идея создать биографическую книжку. Так появился “Эксперимент длиною в жизнь”.

Это был очень светлый ум, человек гигантских знаний. Глубочайший человек с иронией, с чувством юмора с перчинкой, с огромной прививкой сарказма».

К чему привел эксперимент

Владимир Коркунов подчеркивает, что для Александра Суворова самым важным в Загорском эксперименте было то, что он изменил отношение к слепоглухим людям. Их перестали считать неспособными к обучению. Учеба загорской четверки в МГУ была кульминацией эксперимента, но он этим отнюдь не исчерпывался.

«Загорский эксперимент, как его видел Александр Суворов, — это вся система, которую создал Иван Афанасьевич Соколянский и воплотил в загорском детдоме Александр Иванович Мещеряков. Сейчас этот детдом — Семейный центр имени А. И. Мещерякова в Сергиевом Посаде, — рассказывает Владимир Коркунов. — Его сотрудники до сих пор пользуются наработками Мещерякова, развивают и дополняют их. Суворов говорил: “Загорский эксперимент — вся моя жизнь”, и он — воплощение этого эксперимента. Не будь этого эксперимента, не будь созданы все условия для развития слепоглухого человека — кто бы о нем знал? Он был очень благодарен создателям эксперимента, которые дали ему возможность творить и доказали в советское время, что слепоглухой человек способен порой и к намного более глубокой научной, мыслительной работе, чем человек зрячеслышащий, что в целом все зависит от человека».

Впрочем, и от заболевания тоже зависит многое. «Если ребенок родился слепоглухим, у него, как правило, сочетанные множественные нарушения развития. Понятно, что в такой ситуации о высшем образовании речь не идет, — говорит Владимир Коркунов. — Но, например, у Натальи Кремневой, главреда журнала “Ваш собеседник”, — синдром Ушера. Это генетическое заболевание. Большинство его носителей рождаются тотально глухими, а со временем, в разном возрасте, теряют и зрение. Бывает, что люди с этим не справляются — спиваются, кончают с собой. Но большинство знает, что у них в запасе есть несколько лет, а иногда и несколько десятков лет. Например, у Галины Ушаковой из Сочи зрение почти полностью пропало только на седьмом десятке. Конечно, пока человек хоть как-то видит и слышит, ему проще получить высшее образование. Многие это и делают».

Александр Суворов
Фото: Сергей Шахиджанян

Подруга Александра Суворова Ирина Поволоцкая уже после потери слуха и зрения смогла выучить 10 иностранных языков. Другой яркий пример блестяще образованного слепоглухого человека — петербургский студент Николай Кузнецов, который потерял слух и зрение в два с половиной года из-за менингита. Он стал первым ребенком в России, которому сделали кохлеарную имплантацию, к нему вернулся слух. Сейчас он учится в аспирантуре петербургского вуза на юриста, увлекается восточным правом, читает лекции для студентов, пишет стихи.

Подопечная фонда «Со-единение», не менее литературно одаренная Алена Капустьян недавно окончила колледж и выучилась на массажиста. «У нашего фонда есть и такие формы сотрудничества, и наши подопечные обретают там профессиональные навыки, — поясняет Владимир. — Пока Алена занималась в колледже, мы с благотворительным фондом “Дом слепоглухих” (наши коллеги — в первую очередь) помогали ей оплачивать услуги тьютора, который переводил ей лекции, и Алена успешно училась и сдавала экзамены. Если же говорить о массаже, то незрячие массажисты очень хорошо чувствуют тело человека, многие хотят попасть на прием именно к ним.

Подвижкам в образовании способствует компьютеризация. Например, в айфоне есть вшитое приложение, которое по умолчанию озвучивает все команды и тексты, а также помогает подружиться с брайлевским дисплеем, то есть прямо из магазина все продукты компании-производителя могут быть использованы людьми с инвалидностью, нужно только активировать “Специальные возможности”. До сих пор этот функционал на два шага впереди, чем у конкурентов, хотя и смартфоны на андроиде работают уже куда лучше. Все идет к тому, что больше слепоглухих людей будет выходить из изоляции, через курсы и среднеспециальное образование приходить к высшему образованию».

Можно по-разному относиться к философским обоснованиям Загорского эксперимента. Можно критиковать его за несовершенство. Увы, эксперимент не породил отлаженную систему, при которой всех слепоглухих детей, как знаменитую загорскую четверку, буквально за руку привели бы к вузовскому диплому. Но то, что показали и о чем рассказали первопроходцы, бесценно и служит примером для новых смельчаков.

P. S. Александр Суворов всегда писал стихи. Издать его поэтический сборник при жизни не получилось, но Владимир Коркунов и Олег Гуров надеются сделать это в память об Александре Васильевиче. Кусочек одного из его стихотворений звучит так:

В сверхдальние стремимся перелеты,
Где, как Земля уже ни далека,
Всегда безмерно больше пред пилотом
Того, что не изведано пока.
А ведь такой же космос бесконечный,
Но только позаманчивей втройне,
И на Земле имеется, конечно, —
В любом из нас, людей, — в тебе, во мне.

Exit mobile version