«Вас просто хотят слушать»
В России, с ее богатейшими музеями и частными собраниями, понятие «музейная педагогика» появилось только в начале семидесятых. Чтобы интегрировать музей в систему образования, в 1990 году на базе Русского музея был создан Российский центр музейной педагогики и детского творчества. Годом ранее музейную педагогику как учебный курс ввели на кафедре музеологии Ленинградского института культуры. Юля Кюлленен получила свой диплом музейного педагога 14 лет назад в РГПУ им. А. И. Герцена — на факультете изобразительных искусств. Сейчас эта кафедра закрыта. И сегодня получить университетское образование в области музейной педагогики практически негде.
Юля вспоминает, что даже во время ее учебы преподаватели в университете говорили о нехватке методики в профессии, но признавали, что у нее «все получается», и называли ее метод «интуитивной педагогикой». «Боюсь, что на ней я и еду дальше: на внутренних этических принципах и развитой эмпатии. Я не отношусь к детям со снисхождением — в этом секрет моего метода. На выпускных экзаменах был коварный вопрос: можно ли научить педагогике? Мне кажется, нет: должно быть внутри что-то такое, что делает тебя хорошим педагогом. Я не знаю, что именно».
На этот вопрос не могут ответить и ее коллеги, которые приходят в музей посмотреть на «метод Юли Кюлленен». В конце Юлия интересуется: «Что это за метод?» Коллеги отвечают: «Мы не знаем. Вас просто хотят слушать».
«Когда я разрабатываю программу, то представляю себе ребенка, который исследует незнакомое пространство, — рассказывает о своем “методе” Юля Кюлленен. — Буквально хожу на корточках, потому что ищу детали в картинах, которые есть на уровне глаз пятилетнего человека. И если, например, в мою программу не входит какое-нибудь чудовище, изображенное на полотне, я обязательно должна знать историю его создания и смысл присутствия в этом зале. Потому что ребенок точно обратит на него внимание».
Затем Юля выбирает предметы искусства, которые будут включены в программу, каждый из них имеет свой маршрут: «Мне нравится, что предмет в музее помещен в определенную среду и все пространство вокруг посвящено этому предмету. Предмет сам за тебя делает 90% работы: он имеет форму, цвет, вес, объем, фактуру».
К каждой музейной программе Юля готовится так, что «страшно представить», это настоящее исследование, часы работы над программой скрыты от публики. Благодаря такому погружению в тему Юля может проводить занятие в музее не только для детей, но и для взрослых и даже для специалистов. Чаще всего так и случается: к музейному педагогу детской группы начинают прислушиваться все остальные посетители в зале.
«Мост Моне не имеет опоры»
Впервые Юля оказалась в музее в девять лет — учительница рисования привезла девочку на выставку «Золото Трои», но Юля не может вспомнить ничего об этой выставке. «У меня просто выключились воспоминания об этом походе. Кафе-мороженое с близкими людьми мне запомнилось больше: и не потому, что мороженое, а потому, что впервые в музей я попала не с тем человеком». О том, первом, походе в музей у Юли сохранилось еще одно воспоминание. Родители дали ей с собой денег, на которые Юля купила книгу. «Моя учительница настаивала, чтобы я купила Гомера, а я купила “Наблюдаем птиц”. И это моя любимая книга. Она до сих пор со мной. Там были птицы-синицы, как наблюдать, как вести блокнот… Я тут же завела блокнот. Музей и исследование мира для меня слились воедино уже тогда».
На школьные экскурсии Юля ездила с удовольствием. Некоторые вещи, которые были услышаны ею в шестом классе, она до сих пор использует в своих программах: «Например, я очень хорошо запомнила, что мост Моне не имеет опоры (“Мост Ватерлоо. Эффект тумана”, Клод Моне, 1903). Потому что экскурсовод сказала, что мы дураки и не можем ответить на вопрос, почему мост выглядит таким воздушным, а до нас были курсанты из “Макаровки”, которые сразу сказали, что мост не имеет опоры. А своим слушателям я говорю: “Мост должен иметь опору, но у Моне он такой воздушный…”, исключая “Макаровку” и “дураков”».
Для Юли очень важно разрушить представление о том, что в музее бывает неинтересно, особенно если у ребенка уже был негативный опыт там, где «невыносимая скука, отсутствие динамики, душно, пыльно и сплошные запреты». «Да, запреты сохраняются: трогать экспонаты по-прежнему нельзя. Но, оказывается, очень многое можно. Например, через искусство воспринимать мир. Главное — уметь смотреть».
Юлю часто называют экскурсоводом, но для нее принципиально оставаться именно музейным педагогом. Когда-то Юлины коллеги предупреждали ее: «Погоди, ты скоро привыкнешь — будешь думать о своем и говорить». Но за 12 лет опыта ведения музейных программ у Юли такого еще никогда не было. Она уверена: говорящую голову легко заменить аудиоустройством, а музейного педагога аудиогид заменить не способен.
У любой музейной программы есть цель — «подарить представление об искусстве». По словам Юли, представление об искусстве действительно случается, потому что в музее посетитель встречает и живопись, и скульптуру, и декоративно-прикладное искусство. В своей работе Юля в первую очередь ориентируется на опыт ребенка, на его представление о том, что он видит перед собой, и на вопросы, которые у него возникают в процессе. Такой подход непопулярен в классической педагогике, но именно он может кардинальным образом изменить ход занятия в лучшую сторону: «На первом месте ребенок, на втором — программа».
«Я плакала за спиной у Геракла»
Свою первую музейную программу Юля провела в Музее Академии художеств для 53 взрослых посетителей: «Это было мое боевое крещение. После него я плакала за спиной у Геракла. Потому что все получилось. Я смогла».
Античность — до сих пор одна из любимых Юлиных музейных программ: от быта до Олимпа. Юлия ведет ряд авторских программ в залах античности Эрмитажа для Дома культуры Лурье. «Как приручить Пегаса?» — одна из самых удивительных и любимых программ у маленьких посетителей, в которой Юля вместе с детьми ищет фантастических зверей в залах музея.
Еще Юля любит зал «малых голландцев» — так называли голландских художников XVII века за их пристрастие к небольшим размерам картин. Юля замечает, что эти картины как будто создавались для детей, хотя сама по себе тема очень взрослая: протестантская культура через натюрморт. Это и не нужно знать детям пяти лет, но визуальный ряд «просто замечательный»: «И улитка ползет, и кузнечик сидит».
По мнению Юли, музей не всегда готов к встрече с посетителями, не только с маленькими — с любыми. Музей может стать лучше, если сотрудник хоть иногда будет чувствовать себя в нем гостем: «Это трудно для специалистов, которые работают в музее по 20 лет, — отказаться от привычного видения. Просто зайти в музей как гость и подумать: здесь не хватает света, тут бликует, тут душно, тут не хватает воды, а здесь место, чтобы сесть, потому что уже 30 минут не было такой возможности». Кстати, Юля всегда предлагает младшим группам расположиться на полу во время занятий и советует специалистам садиться вместе с детьми, чтобы избежать «вертикальной доминанты». По этой же причине она особо тщательно подходит к выбору одежды для музея: это всегда брюки или очень широкое платье.
«Дети говорят мне, как делать мою работу»
Любое занятие в музее начинается со знакомства. Юля точно запоминает каждого ребенка и обращается к участникам по именам. На одной из программ мальчик представился Тигром, а девочка — Шишечкой, и Юля их так и называла. Если кто-то из участников опаздывает, Юля всегда обращает на него отдельное внимание, чтобы ребенок не чувствовал себя невовлеченным: знакомится, протягивает руку, чтобы пожать.
На занятия родители приходят вместе с детьми, но участвуют в музейных программах только в роли слушателей. Юля говорит, что взрослые всегда ждут от ребенка определенного поведения: «Для родителя большой стресс и большой сюрприз, что ребенок, оказывается, — это отдельный человек и не всегда такой, каким его видят другие». Юлю расстраивает, если в ходе занятия родитель начинает менять поведение ребенка, а такое бывает часто: либо подталкивает к активному участию, либо, наоборот, пытается успокоить. Иногда взрослые стремятся сами отвечать на вопросы, которые задает музейный педагог: это недопустимо, потому что вопросы — часть игры — всегда адресованы только детям. «Моя главная задача — не напугать ребенка словом “нет” или не заморозить его желание рассуждать. Чтобы он в следующий раз не стеснялся думать и сам доходил до сути».
С каждым разом авторские музейные программы становятся только лучше: Юля замечает, в каком моменте дети могут ослабить внимание, и тогда меняет вопросы или порядок экспонатов. «Для меня важно, что никто надо мной не стоит. Никто не говорит мне, как мне делать мою работу. Только дети своим поведением говорят мне, как делать мою работу».
* * *
На детских черно-белых фотографиях Юля впервые стоит на лыжах: валенки в резиновых галошах, шапка сползает на глаза, застежка на куртке — брелок с белым медведем, чем-то напоминающий олимпийского мишку. Девочка Юля расстроена и плачет, потому что ей подарили лыжи, а снега нет. Юлия вспоминает, как настояла на прогулке, а мама разрешила ей «на собственном опыте познать горечь принимаемых решений». Юлия считает, что эта серия фотографий лучше всего отражает сохранившуюся в ней детскую черту — «надеяться на лучший исход при очевидных негативных обстоятельствах».
Еще Юля с детства рисует: она поступила в детскую художественную школу с самым высоким баллом, нарисовав белку с пушистым хвостом на дереве в такой перспективе, словно художник смотрит сверху и видит мир внизу. Пыталась поступать в художественные вузы, но не набрала нужных баллов. Сейчас Юля продолжает заниматься академическим рисунком. По ее словам, это стало возможно благодаря маме: «Мама всегда говорила, что я звезда, и у меня не было ни единого повода в этом усомниться». Юля признается, что родители вложили в нее столько веры в саму себя, что по этим рельсам она и едет дальше.
Часто после окончания той или иной музейной программы родители обращаются к Юле за советами. Она же разводит руками и дает всего один: «Любить своего ребенка».
