«Невозможно смотреть, как рушатся семьи»
Анастасия Буркова узнала, что можно предложить свою квартиру беженцам, из новостей. «Однушка» в Орле простаивала в ожидании арендаторов, осенью Анастасия надеялась ее все-таки сдать, но, как только получила сообщение от дочери, сразу изменила свое решение. Есть люди, которым сейчас эта квартира нужнее.
«Я сразу подумала, что будет очень много людей, которые не захотят уезжать далеко от дома в надежде, что все скоро закончится. Орел как раз отличный вариант: три часа езды [от приграничных областей], — объясняет Анастасия. — С момента размещения объявления прошло не больше получаса: со мной связалась сначала куратор проекта, а затем и сами жильцы. Причем почти одновременно обратилась семья из Шебекина и молодая пара из Суджи. В такой ситуации невозможно выбрать, поэтому я подключила сестру, и она тоже освободила квартиру. В итоге мы смогли разместить обе семьи.
Ребята из Суджи рассказали мне, что решение уехать далось им очень тяжело. В поселке жили двумя домами одной большой семьей 13 человек. Все понимали, что надо спасаться, но как быть, когда вас так много? Ютились первую неделю непосредственно в Курске — все вместе в “однушке”. Это, конечно, нечеловеческие условия. При этом цены на аренду подскочили в три-четыре раза буквально за считаные дни. То есть уже даже “однушка” на 13 человек оказалась неподъемной. Я вообще не понимаю, как так можно! Мы все соседи, мы должны помогать друг другу! А люди в беде вынуждены все бросить и искать варианты в разных регионах. Теперь часть семьи живет у меня, еще часть — в Подмосковье, кто-то пока не нашел размещение, но факт в том, что большая дружная семья разлетается по стране и никто не имеет малейшего понятия, когда им удастся вновь собраться вместе. Невозможно смотреть, как рушатся семьи. Врагу не пожелаешь такого: все бросать, убегать в неизвестность, жить без возможности планировать. Это очень тяжело. Надеюсь, наша помощь хоть как-то облегчает этот непростой путь».
«Без кошки не поеду»
Анна родилась и жила в поселке Октябрьском Дмитриевского района Курской области. Уехать оттуда она решила еще в январе 2024 года — уже тогда в области было небезопасно. Анна переехала в Санкт-Петербург, где ей удалось найти работу и снять квартиру. Помощь сообщества потребовалась ей для поиска жилья для мамы: та до последнего не хотела бросать дом и любимого кота — для женщины это было равносильно тому, чтобы оставить в небезопасном месте члена семьи, ребенка.
«Мой дом находится в поселке Октябрьском, это в десяти километрах от границы, — рассказывает Анна. — Там плюс-минус безопасно находиться, если объективно отслеживаешь, куда прилетает (а мы, естественно, все отслеживаем, куда там что прилетает). Но все равно, конечно, очень страшно. Я уехала после того, как попала под обстрел в центре Курска. Напомню, это был еще январь, не август. И это был не самый серьезный случай, то есть по новостям в тот день ничего не случилось. Но я впечатлилась очень сильно.
Мы решили, что я больше на работу не хожу, отправляюсь в отпуск с последующим увольнением и ищу удаленную работу, чтобы сидеть дома. В итоге получилось так, что вместо удаленной работы я нашла предложение в Питере — и вот я здесь, а мама там, в доме. Но нервы у нее сдают. Они же все там сидят по домам, никто никуда не ходит, все боятся. Все свелось к минимуму. Люди просто сидят дома, выходят либо на огород, либо в гости через дорогу. Это, конечно, не жизнь. Я давно уже агитировала маму переезжать, но только сейчас она окончательно решилась.
И тоже странно: она же больше всех злилась, что постоянно стреляют. Посреди ночи стреляют; когда “Искандер” запускают, то это очень яркая вспышка (просыпаешься от нее) и звук такой пронизывающий, что вообще… Страшно. Если сирена начинала орать, мама тоже постоянно злилась. А потом, когда я за ней приехала, наступило временное затишье — и мама опять начала: “Может, не уезжать, может, подождать еще. Тут же книги…” У нас три стеллажа во всю стену. Мама очень жалеет о книгах, мы только фотографии забрали. И сервиз на 12 персон. И могилки же — две могилки на кладбище. Маме тяжело от них уезжать было. А еще есть живые (пока) родственники, которые уперлись рогами и не хотят уезжать. Мы надеемся, что они все-таки одумаются. Ведь постоянно что-то гремит, взрывается. Надеюсь, что сможем им показать на своем примере, что есть добрые люди, которые готовы помочь.
Главной же проблемой у нас была кошка. Кошка у нас не то чтобы домашняя и не то чтобы уличная. Она у нас ночует в гараже. Мы ее кормим, чешем, прививаем, но она вот такая — вольная. Но родная, своя. Бросить ее просто так нельзя. Поэтому мы очень боялись, что не получится найти жилье — не все готовы пускать с животными, а тем более полууличными… Но все в итоге сложилось наилучшим образом. Я написала в “Разместим”, и сразу же откликнулась женщина со словами: “Ни за что не бросайте кошечку, мы ей можем устроим такую же жизнь, к какой она привыкла, перевозите!” Она даже переноску для кошек мне привезла, когда мы первый раз встречались и знакомились. Теперь вот я еду на вокзал маму встречать. Будем жить в загородном доме. Там безопасно. И все вместе».
«Нас не сломить, пока есть неравнодушные»
Марго — из Курска. У нее дочь-первоклашка и мама в возрасте. О том, что надо уезжать, думала уже давно. И поехала в Москву — сначала искать работу и дом, а затем по возможности «подтянуть своих».
«Собственно, ни для кого не секрет, что сейчас время некоей “аномии”, говоря социологическим языком, это такой затор… — объясняет Марго. — Старое разрушено, а новое не создано… И эта турбулентность коснулась вообще всех живущих у границы… Это очень страшное явление: дети с испуганными глазами, субъективные траектории судеб, оставленные хозяйства, животина. Я вот лично испытываю страх просто перед тем, чтобы добраться туда, навестить могилу отца… Теперь это уже и история наших детей — не только нашего поколения.
Я обратилась в “Разместим”, потому что это было единственной доступной мне активностью по сохранению жизни близких. Мне помогли. Теперь сможем жить вместе с дочкой и мамой в Подмосковье (правда, я перевезла пока не всех). Дочка тут в школу пойдет — я очень об этом переживала. До работы мне добираться полтора часа, зато ты едешь на работу, потому что живой. Главное, что я работаю, пусть не по специальности. Могу кормить своих, могу за коммуналку платить — это я сразу [хозяевам жилья] сказала. То есть жить не совсем бесплатно буду, я не инвалид, пусть не по специальности, но работа же. Жаль, что этот социальный “тайфун” нас коснулся, ведь каждому хочется быть в своем доме, своем мире, своем контексте, обиходе. Сейчас чувствую себя как насекомое, застывшее в янтаре. Конечно, хочется к себе вернуться, чтобы все стихло и улеглось. Но главное, что до тех пор, пока есть неравнодушные, нас не сломить».
«Дети — самая пострадавшая и беззащитная сторона»
Николай — предприниматель, владеющий несколькими бизнесами в России и Казахстане. Кроме того, у него есть друзья-бизнесмены. Недавно, читая новости, они решили, что просто сидеть и ничего не делать — не вариант, даже если у них нет пустующих квартир.
«Я знал про проект “Разместим” и предложил друзьям: “Давайте просто снимем квартиры нуждающимся, если свое ничего предложить не можем?” — рассказывает Николай. — Друзья меня поддержали. Сначала думали, в Твери людей расселим (у нас там общий бизнес), но люди начали просить: а можно поближе? Кто писал “Казань”, кто еще что, даже “Белгород” писали — до такой степени никто не хотел уезжать далеко. Им хотелось на “безопасное расстояние” — то, которое они сами таким считали. В итоге мы расселили шесть семей. Я размещал объявление, далее со мной связывались пострадавшие, беженцы, я предлагал семьям найти подходящий вариант на открытых платформах вроде “Авито”, а затем уже связывался с владельцем. Конечно, проверив предварительно документы с пропиской, чтобы оказывать именно адресную помощь (кстати, я ни разу не заметил попытки просто воспользоваться “халявой”). Я мотивировал курян примерно на два-три месяца бесплатного проживания — с прицелом, что все взрослые люди, в принципе, этот срок достаточный, чтобы на новом месте как-то уже осмотреться, начать зарабатывать самостоятельно.
А еще я старался размещать именно взрослые семьи с детьми, потому что дети — самая пострадавшая и беззащитная сторона в этой всей истории. Я считаю, что они не должны быть свидетелями того, что происходит. Так что да, в основном это женщины с детьми или молодые семьи с совсем малышами. Со всеми мы сейчас на связи: ребята шлют фото детей, благодарят. Все так устали от обстрелов, бессонных ночей, что даже тишина кажется им роскошью, как и просто возможность контролировать свою жизнь. Шесть семей — это, конечно, капля в море, но мы с друзьями посмотрим на первый опыт. Финансовый ресурс есть, возможно, продолжим этими инициативами заниматься, потому что это уже не точечные обстрелы — это под 200 тысяч беженцев. Масштаб проблемы понятен, нельзя закрывать на нее глаза».
«Мой коттедж ждал именно их»
Светлана Гонихина сама «беженка»: они с мужем покинули Россию в 2022 году, живут в Ереване в съемном доме за невозможные деньги, где при этом текут трубы, ржавеет стиральная машина, а перспективы неясны. Но тренер-реабилитолог на фрилансе (а значит, без регулярного заработка — хорошо, что работает муж) счастлива, что сейчас в ее двухэтажном коттедже в Подмосковье с новеньким ремонтом, дизайнерским паркетом, английскими обоями и собственной детской площадкой (все делалось для своих двоих) живет семья этнических цыган из Суджи.
«Я никак не могу удержать это в голове: первое, с чем столкнулись в Москве люди, убегающие от реальной опасности для жизни, — это расовая дискриминация, — рассказывает Светлана. — Молодой папа, глава семейства, нашел в Москве проектную работу, готов был снимать жилье, но не мог его найти несколько недель (начал еще до пятого-шестого августа) из-за специфической внешности. При этом у семьи уже в третьем поколении российская прописка — бабушки из Тульской, Астраханской областей. И все равно никакого отклика, ребята были уже на грани отчаяния. И я рада, что мой коттедж ждал именно их. Мне важно помогать людям, это моя самая глубокая гражданская позиция: важен каждый, жизнь человека бесценна.
Когда я обратилась в “Разместим”, мне особенно импонировало, что я могу задавать любые вопросы будущим жильцам. Не скажу, что это было так уж нужно, потому что я не делю людей по взглядам. Люди не виноваты в том, что происходит, с какой бы стороны от границы они ни жили, кого бы ни поддерживали. Я вне этих навязанных рамок — это то, чего так боится наше государство. И все же приятно, что в проекте задумываются о комфорте каждой стороны.
Мои постояльцы планируют остаться на пару-тройку месяцев, пока есть проектная работа. Они сами сразу сказали, что вся коммуналка на них — а надо понимать, что это загородный дом, — это почти 20 тысяч рублей. То есть люди делают все возможное и невозможное, чтобы выжить, выстоять, прыгнуть выше головы ради своих близких. И мне это хорошо понятно, потому что я сама в таком же положении. Беженцы помогают беженцам. О единственном реально работающем канале помощи уехавшим из страны «предателям» рассказывают в интервью иноагента иноагенту. Это было бы смешно, если бы не ужасало. Мы ведь и уехали от страха — с двумя детьми [невозможно] жить там, где любое слово может стать приговором.
Горизонт планирования у всех нас нулевой. Нас лишили жизни. Нас лишили возможности говорить — я не могу теперь просто позвонить друзьям и призвать их: освобождайте квартиры, чтобы помогать. Потому что меня не поймут. Люди не хотят смотреть вокруг, они хотят дальше жить в своих “трешках” по одному — только бы не признавать реальность. Хорошо, что меня поддержали самые близкие».
* * *
Как рассказали «Таким делам» сотрудники проекта «Разместим», начиная с пятого августа 2024 года им поступила половина от общего числа заявок: «За все время работы проекта (три месяца) мы получили 770 объявлений: 613 — с предложением помочь и 155 — с запросом на размещение. С пятого августа и по сегодняшний день мы получили 355 запросов, то есть больше объявлений, чем за предыдущие месяцы, когда мы занимались Белгородом. Из них с предложениями жилья — 275 объявлений и 78 — с запросом на помощь. В среднем сейчас появляется 30–35 объявлений в день. Каждое десятое объявление снимается, потому что приходит обратная связь о том, что люди нашли жильцов или хостов».