Сказка
Звезда фотографа Алексея Васильева взошла неожиданно. В 2018 году появился и сразу стал популярным проект с бесхитростным названием «Моя дорогая Якутия». На моментально врезающихся в память снимках была вроде бы обычная жизнь. Но сквозь узнаваемые бытовые сцены проступала сказка. Продуктовый ларек среди хрущоб казался олицетворением света, побеждающего мрак, уборщица в столовой выглядела загадочной, как Мона Лиза, и даже чаша дымящегося навоза превращалась в сосуд с волшебными благовониями.
В этом не было экзотизации — фотограф сам был частью Республики Саха, бескрайнего пространства на Дальнем Востоке, площадью вдвое превосходящего Западную Европу. Это не было и лубком, скрывающим проблемы. Суровый климат, угрюмые дома и их обитатели — в кадрах Васильева было все для пронзительной социальной истории. Не было только безысходности. Зрители видели Якутию глазами самого Алексея — с любовью, нежностью и легким юмором, которые и превращают блеклую действительность в сказку, а социальные картины — в магический реализм. Этому же способствовали немного странные цвета: фотограф был дальтоником, не различал коричневый и зеленый.
В редких интервью Васильев рассказывал о себе с обезоруживающей честностью: не скрывал ни пристрастия к алкоголю, ни фрагментарности собственных знаний фотографии. И все же коллеги понимали меру его таланта. В питерской школе «Докдокдок», где Алексей удаленно учился, его работы считали выдающимися. Тем удивительней, что в Якутии его словно не замечали. В 2019 году местные ценители искусства собрались на беседу со съемочной группой франко-немецкого телеканала Arte — и были поражены тем, что гости восхищались каким-то Васильевым. Сами они такого фотографа не знали.
Пика славы Алексей достиг в 2021 году, победив на World Press Photo, самом известном мировом конкурсе документальной фотографии, с проектом о Сахавуде — якутском кино. Именно в нем идеально сплелись реальность и сказка. Дети в костюмах чудовищ, инопланетный звездолет в снегу, курящий мертвец с биркой на ступне разлетелись по страницам мировых медиа. С Васильевым дружили ведущие иностранные и российские фотографы, он получал заказы от престижных журналов Америки, Европы и Азии — благо Алексей владел и английским, и китайским.
Все кончилось в феврале 2022 года.
Родители
«Первое воспоминание моей жизни — мы с папой гуляем зимой, — рассказывает Алексей Васильев. — Он впереди, намного впереди. Я ему кричу: “Папа!” Он поворачивается, раскрывает объятия, я бегу к нему и обнимаю».
Детство будущего фотографа было трудным. Родители не били детей, заботились о них, но злоупотребляли алкоголем.
«Когда они трезвые, я счастлив был. А выпьют немного — и всё».
Для обоих родителей этот брак был вторым. У Елизаветы к тому времени было двое детей, у Михаила — один сын. В 1985 году у пары родился единственный общий ребенок — Леша.
Михаил был востребованным перспективным хирургом. Детдомовский сирота, он всего добился сам. Брался за трудных пациентов, летал с санавиацией в далекие поселки. Напряженная работа изнуряла.
«Он целый день на операции, и вечером у него это все на лице, — вспоминает Елизавета. — Глаза запавшие, пахнет наркозом. Надо было как-то расслабиться».
Выпив, отец не буянил. Наоборот, становился слишком тихим. Исчезал из дома, словно стыдясь своей слабости. Иногда подолгу держался, но потом вновь уходил в запой. Леша искал и выливал заначки взрослых. Он никогда не приглашал домой одноклассников. Однажды мать увидела его рисунок: человек и бутылка водки состязаются за столом, кто победит.
Когда Леше было 12 лет, родители разошлись. Михаил со старшим сыном Женей поселился на даче. Он радовался, когда Леша приезжал в гости. Покупал видеокассеты с новыми фильмами, чтобы смотреть вместе.
«Он меня любил, но бухал, и это было больнее всего, — вздыхает Алексей. — Тебе и дают надежду на нормальную жизнь, и обманывают ее».
Мальчик ненавидел пьянство отца, но стал выпивать сам. Школьники покупали пиво в ларьках, устраивались вдалеке от чужих глаз и пускали бутылку по кругу. Эта привычка прочно вошла в жизнь Алексея.
Однажды поздно вечером Леша смотрел дома «Симпсонов». В дверь позвонили. Вошли коллеги отца. Сообщили, что Михаил умер. Тромб, остановка сердца.
Хотя с гибели мужа прошло больше четверти века, Елизавета с трудом сдерживает слезы.
«Как-то Миша пару месяцев учился в Кургане у знаменитого Илизарова, — вспоминает она. — Я каждый день получала от него письма. Три слова: “Я тебя люблю”. Он уж вернулся, а они еще целую неделю приходили».
Она вздыхает: «Я больше замуж-то не вышла. Если б меня сейчас спросили, я бы осталась с ним».
Министр культуры
После смерти отца мать сошлась с новым мужчиной. Тот работал фотографом в ателье и пил куда больше, чем Михаил. Спьяну поднимал руку на Елизавету. Колька, старший брат Леши, дрался с ним, вступаясь за мать. Жизнь дома стала невыносимой. Леша сбегал. Ночевал на чердаках, в недостроенном доме отца, порой даже в курятнике. Журналистка Елена Алексеева, учившаяся с ним в одной школе, вспоминает, что в то время Васильев резко изменился: стал закрытым, часто уходил в себя.
Так продолжалось два года. Потом бабушка Нина взяла ситуацию в свои руки. Семья переехала в ее большую квартиру, и все наладилось.
Нина Протопопова была легендой республиканской журналистики. Ее муж Николай Кондаков в 1990-м посмертно удостоился звания Героя Советского Союза: в Великую Отечественную он командовал огневым взводом и в январе 1945 года первым переправил орудия на левый берег Одера. После войны Николай стоял у истоков якутской радиожурналистики. В честь Кондакова назвали крупный алмаз, ему поставили памятники в Вилюйске и Якутске. Сама Нина полвека возглавляла редакции детских газет Якутии и попала в Книгу рекордов России как журналист, дольше всех проработавший в должности главного редактора СМИ.
Бабушка Нина, по словам близких, была сильной и волевой, но не тираном. Даже детям позволяла оспаривать свои решения. Внучку Иру, проявлявшую способности к журналистике, она с детства брала на работу, а Лешу еще при жизни отца устроила в хор мальчиков, с которым будущий фотограф побывал в Австрии, Болгарии и Франции.
У нее водились деньги, но на карманные расходы и модную одежду Леша зарабатывал сам — дворником, а позже уборщиком в оружейном магазине «Байанай». А еще он был министром культуры. Школьным. В конце девяностых преподаватели решили приучать детей к демократии. Создали президентский совет, проводили выборы. Министр спорта должен был организовывать соревнования, министр культуры — отвечать за концерты и творческие вечера. Леша и сам удивился, что его выбрали на такой пост.
«Мы собирались по субботам, решали, что проводить, кто за что отвечает», — вспоминает Васильев.
Впрочем, школьники быстро поняли, что демократия была лишь игрой и реальных полномочий им давать не собирались.
— Могли ли мы сами что-то решать? Нет конечно, — смеется Елена Алексеева, которая тоже состояла в президентском совете.
— Было весело, но никто к этому не относился всерьез, — вторит ей Васильев. — Все равно важные вопросы решали взрослые. Я даже не помню, кто был президентом школы.
Он задумывается и добавляет:
— Может, так и должно быть. В нормальном обществе тебе не надо помнить президента. Наверное, он и сам не помнит, что занимал такую должность.
«Юность Севера»
После школы Васильев поступил на филфак — точные предметы ему не давались, а читать он любил, «пока остальные в приставки играли».
В 2006 году Алексей взял академический отпуск и на деньги бабушки уехал в Харбин, учить китайский язык. С другими студентами из России он почти не общался — те отлынивали от занятий и много пили. Зато подружился с африканцами и корейцами. Вместе они ходили по клубам, слушали китайский рэп. Так Васильев быстро выучил язык до приемлемого уровня. Думал остаться в Китае и работать переводчиком. Но друзья уехали, а в одиночку он запил. Чтобы это прекратить, Алексей вернулся в Якутск и в 2010 году устроился в газету «Юность Севера», которой руководила бабушка Нина.
В отличие от сестры Ирины, со школы обожавшей журналистику, Алексей писать не любил. Его смущало, что ровесники уже трудятся на «нормальных работах», а он — еще в газете для малышей.
«Я все равно там работал, потому что не люблю напрягаться. Приходишь, отпишешь статейку, потом смотришь фильмы».
Алексей пробовал перейти во «взрослую» журналистику, но там оказалось слишком сложно: «Для меня это пытка: исследование, обзвон, разговоры, превращение всего этого в удобоваримый текст…»
В 2015 году умерла бабушка Нина. Три года спустя ее внук и внучка одновременно ушли из журналистики. Ирине, по словам матери, надоели заказные статьи, которые приходилось писать в государственной газете.
«Она сейчас парикмахер и очень довольна: сама себе хозяйка, никто ее не трогает», — рассказывает Елизавета.
А Леша решил стать свадебным фотографом. К тому времени он полюбил снимать, и ему казалось, что это самый надежный способ монетизировать свое увлечение.
Фотография
Первую камеру — пластиковый «Полароид» — мать подарила ему в десять лет. Но съемками Васильев увлекся, как и многие сверстники, в 2012 году, с появлением Instagram.
«Это как-то само по себе вышло, — вспоминал он впоследствии. — Мне просто нравилось ходить после работы, фотографировать».
Поначалу Алексей, как и большинство пользователей Instagram, снимал друзей и себя. О принципах документалистики он не знал и нарушал их на каждом шагу. Мог даже добавить на фото мультяшек. Тема якутской глубинки и городских хрущоб, по его словам, возникла случайно: модных мест и «стильных хипстеров в бейсболках», которых он видел в популярных аккаунтах европейцев, тогда в Якутии почти не было. Зато можно было сняться в гордой позе у ржавого «москвича» вместо «кадиллака», подкидывая в ладони вместо пачки долларов тощий кошелек с фальшивой эмблемой «Луи Виттон». Или представить обычный труд как нечто загадочное и запретное. Первый автопортрет в instagram-аккаунте Васильева называется «Суровый гангстер и его пес Буллет, выросшие на даче. Чтобы выжить, они вынуждены незаконно торговать дровами и картошкой».
Лучшие снимки Алексей привозил из сел, куда «Юность Севера» направляла его в командировки. Талантливого молодого фотографа быстро заметили. Работы Васильева опубликовал сперва российский, а затем и международный официальный аккаунт Instagram.
В 2016 году Васильев узнал из интернета о документальной фотографии — и влюбился в нее. Он изучал работы известных мастеров. Застенчивому Алексею нравилось, как американец Брюс Гилден бесцеремонно снимает незнакомцев со вспышкой в упор. В Якутии за такое грозила взбучка, но Васильев нашел выход. Он ездил на Ысыах — праздник лета. Там можно было фотографировать как угодно, не опасаясь гневной отповеди.
В 2018 году Алексей приехал с редакцией «Юности Севера» в Санкт-Петербург. Он сопровождал подростков из разных уголков Якутии, которых республиканская газета послала учиться журналистике у сотрудников «Коммерсанта», «Дождя» и других известных СМИ. Пользуясь случаем, Васильев решил поступить в какую-нибудь фотошколу. Академию «Фотографика» и «Фотофакультет имени Ю. А. Гальперина» он с непривычки не нашел. Третья школа, «Докдокдок», оказалась закрытой. Алексей уже готовился уйти, но тут торговец носками указал на входящего в подъезд человека: «Это учитель». Так Васильев познакомился с основателем «Докдокдока» Михаилом Доможиловым. Под его руководством он выпустил «Мою дорогую Якутию», а затем и «Сахавуд». А свадебного фотографа из него так и не вышло — теперь Алексей уже сам отказывался от подобных предложений. Ему не нравилось командовать молодоженами, чтобы они в клишированных позах изображали любовь. Куда приятней заниматься творчеством.
Успех
В 2018 году Васильев женился. Супруга работала в магазине косметики, Алексей устроился туда же курьером. В свободное время он снимал фотоистории, поначалу даже не зная, что за такие непарадные снимки могут платить. Главной для него была удачная композиция, часами обрабатывать изображения он не любил. Да и трудно было редактировать цвета с дальтонизмом — приходилось просить помощи у жены.
Первая федеральная публикация Алексея вышла на портале «Такие дела». Его порекомендовал редакции Дмитрий Марков, пожалуй, самый известный российский фотограф того времени. Он приехал на съемки в Якутск, увидел работы молодого коллеги, заинтересовался и решил помочь, как помогал многим другим. Марков, сам прославившийся через соцсети, учил Васильева, как правильно вести Instagram, как получать гранты. Они впервые лично встретились в 2019 году, когда Дмитрий пригласил Алексея на дискуссию с коллегами в Калининграде. Дружбы, впрочем, не сложилось. О фотографии они общались мало. Марков, сам употреблявший наркотики и занимавшийся социальной адаптацией бывших наркопотребителей, больше интересовался проблемами Васильева с алкоголем.
Алексей, с детства пристрастившийся к пиву, часто уходил в запои. Кодировался на несколько лет, а потом вновь тянулся к бутылке. Окончательно завязывать он не хотел: «Мне нравится пить, нравится состояние эйфории!» Дмитрий выслушивал эти откровения, выспрашивал детали, а в других темах Алексей натыкался на невидимый барьер: «Марков на камеру общительный, а в жизни закрытый. Я себя чувствовал как младший брат, которому лучше помолчать».
Когда в 2020 году Марков упомянул Васильева в интервью Юрию Дудю, на Instagram якутянина подписались около 40 тысяч человек.
Алексей к тому времени сам стал звездой — вошел в тройку победителей международного конкурса LensCulture, получил в немецком городе Оснабрюке премию за первое место на престижном конкурсе Felix Schoeller Photo Award. За визой пришлось дважды ездить в Новосибирск, но расходы покрыли устроители конкурса. Накануне вылета в Германию Алексей на радостях напился с коллегой и чуть не пропустил рейс.
Брак Васильева распался. По его словам, супруги «утратили близость и стали просто соседями». Другие попытки создать семью тоже кончились неудачей.
«Я сам травмированный. И нахожу таких же травмированных, недолюбленных», — признавался Алексей.
Фотограф ушел из курьерской доставки и стал работать на ведущие медиа России и мира. В январе 2021 года он документировал оппозиционный митинг в Якутске после ареста вернувшегося в Россию Алексея Навального. Собралось лишь несколько десятков человек — в тот день в городе было около 50 градусов мороза. По словам Васильева, полицейские вели себя с демонстрантами мягче, чем в Москве: «В Якутии все друг друга знают, у каждого есть родственники». Даже такой репортаж получился у него отчасти сюрреалистическим — с лицами, закрытыми шерстью, с бородами из инея и полицейские, и митингующие походили на сказочных чудовищ.
Его школьная знакомая Елена Алексеева, ставшая журналисткой крупнейшего якутского портала Ykt.Ru, вспоминает о совместной работе на лесных пожарах летом того же года: «С Лешей было сложно. Я говорила ему, как снимать. Мне казалось, что интереснее всех пожарные. А он находил совсем других людей, которые просто возле трактора стояли. Дедушек, обычных жителей, защищавших свои деревни от огня. Я на них даже внимания не обращала».
По словам Елены, Васильев общался с людьми тактично и бережно, не стремясь заполучить кадр любой ценой, и предпочитал якутский язык, хотя знал его хуже, чем русский.
Дальневосточные пожары невиданного масштаба стали мировой сенсацией. Бок о бок с Алексеем снимали известные западные фотографы. Васильев сдружился с немкой Нанной Хайтманн из легендарного агентства «Магнум». Та считала его гением, которому недостает уверенности в себе.
В том же году проект Васильева о Сахавуде завоевал первое место на World Press Photo. Алексей надеялся снова поехать на вручение за рубеж. Но помешала пандемия, так что поздравления он получал не в смокинге в Амстердаме, а за домашним компьютером — в трусах.
В Якутске это событие почти никого не заинтересовало, а сам Васильев сообщать о нем родным и друзьям постеснялся. Елизавета узнала о победе сына от одноклассника, живущего в Костроме.
«Эти публикации не особо набирали в просмотрах, — вспоминает Елена Алексеева. — Он же не певец, не актер кино, чтобы это была бомбическая новость для якутского читателя».
И все же документальная фотография в республике развивалась. В школу «Докдокдок» пришли другие якутяне: Алексей Павлов и Сахамин Трофимов.
Васильев переехал в отдельную квартиру в центре Якутска, получал все новые заказы на съемки. 2022 год он встречал с надеждой: пандемия кончилась. Впереди были новые проекты и новые победы.
Война
Начало вторжения в Украину застало Алексея в Москве. Он гостил в квартире Нанны Хайтманн, пока та снимала в Донецке. Новость поразила его: «Какая война? Я не мог представить, чтобы разумные люди вели войны. На фронте я точно погибну в первый же день. Я трус, я, блин, нет!»
Васильев пошел на митинг на Пушкинской площади. Его не задержали, но на следующий день друг и коллега Алексей Павлов написал из Санкт-Петербурга: «Я признан виновным по части 1 статьи 20.2.2 КоАП РФ. Дали семь суток ареста». Это стало последней русскоязычной записью его блога — вскоре он эмигрировал в Грузию. Уехал и Сахамин Трофимов, он обосновался во Франции. Вернувшаяся из Донецка Нанна застала Васильева в ужасе, не отрывающегося от трансляций телеканала «Дождь».
9 марта портал Ykt.Ru, на котором работала Елена Алексеева, добровольно закрылся.
«Мы много лет выдерживали давление, но сейчас страна всерьез закрывается от мира, нагнетается атмосфера борьбы с инакомыслием и нетерпимости к мнениям, отличающимся от спускаемых сверху, — писал его основатель Арсен Томский. — Мы никогда не позволим Ykt.Ru превратиться в провластный, цензурируемый ресурс, прислужливо поддерживающий все принимаемые наверху решения».
По словам Елены, многие журналисты Ykt.Ru перешли в государственные пресс-службы. Сама она устроилась пиарщицей в такси. Иностранные фотографы, еще недавно снимавшие пожары в республике, теперь документировали ход войны и ее последствия.
В Якутске митингов весной и летом 2022 года почти не было. Антивоенные акции устраивал только панк-музыкант Айхал Аммосов. Он сфотографировался возле бюро ритуальных услуг с табличкой «Жених приехал», возложил цветы к мемориальной плите «Город-герой Киев» на площади Победы, пытался повесить баннер Yakutian punk against war. Против него возбудили уголовное дело. По сообщению «Медиазоны», даже плакат с якутской пословицей «Человек света милосерден, человек Солнца — защитник», с которым Айхал сфотографировался для Instagram, судебные эксперты истолковали как призыв, «проявив жалость к украинцам, терпящим натиск, нападение, посягательство со стороны вооруженных сил РФ, защитить их от действий последних». Аммосов уехал в Казахстан, где его в октябре 2023 года арестовали по запросу России на экстрадицию. Он до сих пор находится в СИЗО города Алматы.
Вниз по кроличьей норе
Васильев погружался в депрессию. «Будто бы весь мир закрылся передо мной. Я все-таки фотограф мирной жизни».
Алексею было больно, что родственники не разделяют его убеждений. Сестра говорила, что «войну надо заканчивать, но я все равно за наших солдат», и даже мать, никогда не любившая Путина, теперь вещала об «украинских фашистах». В ее квартире не умолкал телевизор, а сыну она сочувственно говорила, что он «подвергся пропаганде». Они ссорились половинчато и безнадежно, как бывает лишь у самых близких людей.
Васильев видел, как множатся на Маганском кладбище возле Якутска могилы солдат, как наводняют республику военные плакаты. Нанна уговаривала его документировать происходящее, ведь кто, кроме него, запечатлеет это страшное время в Якутии? Но такие проекты ему снимать не хотелось. Давать смелые интервью зарубежным медиа и участвовать в сборе денег для украинских беженцев он мог, фотографировать — нет.
Алексей засел за книги — о сталинских репрессиях, о жизни простых людей в Третьем рейхе. Перечитал романы Толстого. В память врезалась фраза из «Воскресения»: «Да, единственное приличествующее место честному человеку в России в теперешнее время есть тюрьма!»
Разговоры о «русском мире» возмущали Васильева. В Москве Алексею ни разу не говорили, как близкой подруге-якутянке: «Убирайся в свой Китай!» Но он ловил на себе высокомерные взгляды, как на обслуге. Васильев решил, что если и уедет, то лишь в азиатскую страну.
Когда осенью объявили мобилизацию, Алексей запаниковал: «Я читал советы не ходить в военкомат, но где скрываться? Как долго придется жить, постоянно прячась?»
И вновь он искал ответ в литературе. Прочитал автобиографическую книгу Владислава Шпильмана «Пианист» о еврейском музыканте, который прятался от нацистов в руинах Варшавы в 1944 году. Алексей утешал себя тем, что Якутск по крайней мере не бомбят. Помогало слабо. В разных интервью он повторял, что, несмотря на расстояние в тысячи километров, жизнь в республике авторитарно контролируется Москвой: «Я словно чувствую на шее дыхание Кремля».
До войны Васильев два года снимал новый проект — о малочисленном северном народе эвенов. Теперь его героев призывали на фронт. «К нам всегда относились как к людям второго сорта. Мне с самого начала было ясно, что в Украину пошлют больше мужчин из национальных округов», — заявил Алексей в интервью газете Die Zeit. По его словам, эвены легко могли скрываться от мобилизации в лесу, охотиться, ловить рыбу и ждать. Но не делали этого. Уговоры Васильева только пугали оленеводов. Глава администрации села, где он снимал, перестала отвечать на звонки. Проект пришлось свернуть. Но он был обречен в любом случае. Работы про мирную жизнь россиян стали неактуальны для международных конкурсов.
«Сейчас люди на Западе ассоциируют Россию только с войной», — констатирует Нанна Хайтманн.
Фотографии российского общества времен войны в Украине принесли ей номинацию на Пулитцеровскую премию. С якутянами Нанна после февраля 2022 года столкнулась лишь однажды. Снимая в Чечне для The New York Times добровольцев, готовящихся к отправке на фронт, она поразилась, как много среди них представителей северных народов: «Одни погибают, другие идут за них мстить…»
Мир изменился, и якутский магический реализм тоже стал другим. Рядом с афишей «Алисы в Стране чудес» республиканского театра оперы и балета появился вербовочный плакат, так что девочка, падающая в кроличью нору, и солдат в маске на фоне российского триколора стали частями единой композиции.
Алексей привык снимать с любовью и надеждой. Он не хотел документировать войну, но вынести ее за скобки и фотографировать мирную жизнь, словно ничего не случилось, было невозможно. Сказка не терпит лжи.
«Думаю, он переживает больше всех моих друзей, оставшихся в России, — вздыхает Нанна. — Кто-то из них снимает тайно, не под своим именем, или просто в стол. А он даже через фотографии не может дистанцироваться. Леша не классический фотожурналист, который документирует реальность. У него всегда был магический мир, где стоит мамонт, а на него маленький человечек смотрит. Теперь ему слишком тяжело».
Вскоре после начала мобилизации Васильев уехал в Казахстан, а затем в Кыргызстан.
В Центральной Азии Алексею нравилось. Он публиковал снимки стариков и целительниц, умиленно писал: «Все, что я люблю в фотографии, я сполна нахожу в Кыргызстане. Иногда возникает ощущение, словно эта земля была когда-то моим домом. Может, в прошлой жизни я был киргизом. Или ослом киргиза».
Он снова много снимал, получая восхищенные отзывы поклонников. Но невидимые нити, тянущие к дому, не рвались. Крепло чувство вины перед матерью: «Для меня мама — всегда тревога. Звоню ей каждые три дня, чтобы она не чувствовала себя одинокой».
Через месяц после отъезда из Якутска пришло известие: Елизавета в госпитале без сознания. Алексей долго не размышлял и купил билет домой — к больной матери и больной Родине.
Музейный работник
Вернувшись в Якутию, Васильев старался держаться единомышленников. Те, в отличие от панка Айхала Аммосова, публично не высказывались. Протест был тихий, для своих. Так, при входе в мастерскую художника, друга Алексея, гостей встречали таблички: «Империя зла — полюбишь и козла», «Народ отдельно — мухи отдельно».
Елизавета выздоровела. Они с сыном заново учились общаться, обходя острые углы. После ссор Алексей оставлял ей записочки, как когда-то поступал отец. Просыпаясь, Елизавета видела возле кровати: «Мама, прости».
«Он боится меня бросить. Мне спокойнее, конечно, что он здесь», — рассуждала она.
О том, что сына могут отправить на фронт или засудить, мать старалась не думать — «чтобы не навлекать».
Васильев устроился фотографом в Национальный художественный музей. Он сидит в одном кабинете с четырьмя сотрудницами. Девушки не подозревают, что их соседа еще недавно чествовали в Германии и Нидерландах. Только одна, приезжая, случайно узнала снимки над его рабочим столом — она видела работы Алексея в журнале «Русский репортер». Остальных «картинки» не волнуют. Если кто и высказывается о Васильеве с уважением, так потому, что он «внук героя» и представитель известной семьи.
Сам Алексей сидит тихо, не привлекая внимания. Только однажды он испек для всех оладушки, а еще — помог выходить найденного на подоконнике раненого стрижа. А в остальном — обычный работник музея. Так он и представляется теперь новым знакомым, умалчивая о прошлых достижениях и наградах.
«World Press Photo для музея просто какое-то название. Фотограф здесь — существо второсортное. Вот если б художник или кино снял…» — объясняет Васильев.
Странную ситуацию, когда в музее работает один из лучших фотографов страны, а персональной выставки даже не предвидится, он объясняет просто: выставку ему устроить готовы, но — за свой счет. Спонсоров же найти сложно: «Чтобы поддержали, надо ходить, целовать ручку. Ну фотограф. Подумаешь, премию получил. Нам она до [фонаря]. Прославил Якутию, и че?»
Мост любви
Прошли месяцы. В феврале 2024 года Дмитрий Марков умер. Его до последних дней разрывал конфликт между антивоенными убеждениями и стремлением остаться в России, поддерживать близких, даже записавшихся в солдаты. Уехавший в Грузию фотограф Алексей Павлов стал визуальным художником, его работы выставлялись в Дрездене, Берлине и Лестере. Сахамин Трофимов ушел в документальное кино, учился в Германии и США. А Васильев по-прежнему сидит с четырьмя коллегами в музейном кабинете. Предложения подаваться на гранты он оставляет без ответа: лень возиться с бумажками. Иногда музей отправляет его в командировки по республике. В Амгу Васильев поехал как помощник старшего товарища, фотографа Вячеслава Семенова. Тот в 1990-х дважды побеждал на фестивале этнографического кино в эстонском городе Пярну, но под старость отказался от амбиций ради спокойной стабильной работы. Алексей носил за ним штативы, помогал выставлять свет. Он хотел научиться предметной съемке, но понял, что это не для него, по крайней мере в ближайшие годы. Зато Васильев вынес из поездки и что-то свое, важное.
«Я увидел старинные предметы, которыми пользовались наши предки. Трехногие чороны, из которых они пили кумыс».
В музее Васильев часами рассматривает картины мастеров XX века. Размышляет о времени и о своем крошечном месте в самой большой республике России.
«Он патриот Якутии, и этот патриотизм — не про буквы Z и V, — утверждает подруга фотографа, юрист Надежда Корнилова. — На советы уезжать он отвечает: “Здесь я родился, здесь и умру”».
Надежда рада, что Васильев оказался на тихой, непримечательной должности в музее: «Ему нужны график, распорядок. Чтобы он не мог запереться в квартире и страдать от депрессии».
Работа заново структурировала распадающийся мир, отодвинула бездну. Васильев планирует будущее, мечтает создать новую семью, растить детей. После долгого перерыва он вернулся к фотографии: «Я пока снимаю на телефон. Словно заново учусь ходить. Хочу тихонько делать какой-нибудь проектик небольшой и спокойно работать, чтобы никто меня не трогал».
Алексей очистил свой дом по якутскому обряду, окурив дымом хвои можжевельника. Разложил веточки на подоконнике, под кроватью, повесил над входной дверью. Чтобы не вошло зло, чтобы беды обходили стороной.
«Якутия — моя родина, — гордо говорит он. — Моя любовь и боль. Я люблю наших людей, и мне больно из-за того, что у них в головах. Я часть всего этого и в другом месте жить не смогу. Буду тосковать».
Из Амги Васильев привез новую фотографию — «Мост любви». Хрупкий, изогнутый подвесной мостик уходит над рекой куда-то в туман, и одинокий велосипедист катит по нему в неизвестность.
«Я люблю уезжать из Якутии, но всегда знаю, что вернусь. И когда возвращаюсь, я счастлив. Такое банальное чувство дома. Мой дом — он здесь».