По прямой отсюда до Красной Поляны 68 километров, а до ближайшего курорта на Черноморском побережье — 38. Но перспектив у поселка Новый Режет, затерянного в горах, откровенно немного.
— Ничего не делает глава местный, — говорит одна из моих собеседниц, жительница поселка. — От бессилия просто кулаки сжимаются.
— Но говорить об этом ничего нельзя, вот что самое страшное, — кивает вторая.
— А почему? — спрашиваю я.
— А потому что приедет глава и начнет: ага, вот она сказала что-то, это самое, сейчас я на нее что-нибудь, это самое… — довольно туманно объясняет первая суть потенциальных репрессий.
— Ага, а потом мы должны на нее напасть за это, — уточняет вторая. — Но в итоге все равно ничего не изменится. Что ни говори. Мы и так молчим, но зима идет…
История упадка
Краснодарский край представляется многим территорией, максимально освоенной во всех отношениях. Сверхпопулярные курорты Черноморского побережья, горы Западного Кавказа с огромными вложениями турбизнеса, бурно развивающиеся города и станицы — казалось бы, не найти на Кубани такого места, где не чувствовалось бы дыхание прогресса. Но как минимум одно такое место точно есть.
Речь о горном ущелье, по которому проходит апшеронская узкоколейная дорога — единственная в стране узкоколейка, по которой все еще осуществляются пассажирские перевозки.
Первый участок узкоколейки был открыт еще в 1927 году, а активно использоваться она начала после войны. Ее строительство и эксплуатация тесно связаны с лесозаготовками, которые с середины прошлого века стали главным экономическим драйвером здешних мест. 57 километров рельсов от Апшеронска, где была сконцентрирована деревообработка, до станции Шпалорез (поселок Отдаленный) в горах стали довольно оживленной магистралью, по которой курсировали грузовые и пассажирские составы.
После распада Союза отрасль быстро пришла в упадок. В 2010 году железнодорожный маршрут сократился до 37 километров — пути от села Черниговского до Апшеронска разобрали за ненадобностью. А от Черниговского, где теперь располагалось депо, до Шпалореза продолжала ходить мотриса (или автомотриса — самоходный железнодорожный вагон), которую местные прозвали «Матрицей».
С годами железнодорожная инфраструктура ветшала. Дряхлела и сама «Матрица», но продолжала исправно исполнять свои функции, которые, собственно, свелись к социальной — для жителей нескольких населенных пунктов в долине реки Пшехи она оставалась единственной связью с цивилизацией. «Матрица» возила детей в школу, на ней доставляли свежий хлеб, местные забивали ее прицепной вагон всем самым необходимым для полуавтономной жизни в горах.
Эти довольно безлюдные, но очень красивые места всегда были популярны у туристов-дикарей, и «Матрица», ползущая вверх по узкому ущелью, только добавляла колорита путешествиям. О ней сняли пару документалок и множество роликов, которые и сейчас можно увидеть в сети.
В этом году маршрут снова сократился: его конечной станцией стал Новый Режет — поселок, расположенный в 15 километрах от Черниговского, единственный в округе связанный с цивилизацией только узкоколейкой. Куда-то исчезла «Матрица» — летом пассажирских перевозок не было больше месяца. Функции перевозчика взял на себя проект «Шпалорез-экспресс», который уже несколько лет организует туристические туры по ущелью. В общем-то, это и все вводные, с которыми мы отправлялись в поездку. Что случилось с «Матрицей»? Как перемены отразились на местных жителях? Стоит ли беспокоиться за их судьбу? Это нам и предстояло выяснить.
Поселок на краю цивилизации
Поезд должен отправиться в шесть утра. Мы пришли немного заранее. На небольшой площади села Черниговского нет ничего, что бы хоть как-то обозначало станцию. Есть просто точка в пространстве, откуда начинаются рельсы. Еще темно, накрапывает дождь, вокруг ни души. Ощущение такое, что тут в принципе нет никакой жизни и появиться ей в ближайшее время неоткуда.
Но без десяти шесть вдруг зажигается свет и открываются двери ближайшего продуктового магазина — верный признак того, что поезд все-таки будет. И действительно, вскоре из-за угла, неуклюже пятясь и лязгая мокрым железом, появляется состав: маленький тепловоз с одним вагоном соответствующего размера. И почти сразу трогается — мы единственные его пассажиры.
Вскоре и попутчики у нас появляются. На окраине села состав тормозит — это несложно при скорости чуть больше 10 километров в час — и подбирает женщину с ребенком.
Мария с полуторагодовалой Елизаветой едет домой, в Новый Режет. Мы быстро находим общий язык, и уже скоро у меня складывается минимальное представление о конечной точке нашего маршрута.
Население поселка Новый Режет — несколько десятков человек, по большей части пенсионеры. Там есть магазин, он работает три дня в неделю по часу — аккурат после прибытия поезда, на котором привозят хлеб. Сотовая связь появляется изредка и только у тех, кто озаботился установкой у себя дома усилителя. Можно сказать, что ее нет. Соответственно, нет мобильного интернета, как, впрочем, и проводного. Нет эфирного радио и телевидения. Из атрибутов цивилизации — только электричество. Но зимой, случается, и его не бывает по неделе. Топят здесь дровами, воду в основном берут из реки.
Мария рассказывает, что до 2014 года они использовали дом в Новом Режете как дачу, а пять лет назад решили окончательно в него переехать. До этого семья успела пожить в Краснодаре и Апшеронске.
«Надоела городская суета, — признается Мария, — захотелось поселиться в настоящей глуши. Помню, в детстве я мечтала о собственном доме где-нибудь вдали от цивилизации и чтобы рядом речка была. Можно сказать, мечта сбылась».
У Марии и ее мужа Григория четверо детей. Двое уже взрослые — уехали из поселка: сын работает, дочь еще учится в техникуме. С родителями живут двое младших — кроме Лизы, еще 13-летняя Маша.
«Ей здесь нравится, говорит, был бы интернет, вообще этот город не нужен, — рассказывает Мария. — Вот только со школой проблемы. Раньше детей “Матрица” в Отдаленный возила. Но в прошлом учебном году от силы два месяца получалось туда ездить. Остальное время — на удаленке. Правда, чтобы записать домашнее задание и отправить его, все равно надо ехать в Черниговское».
В целом проблемы с логистикой Марию не пугают.
«Хотелось бы, чтобы этот поезд хотя бы просто стабильно ходил. Пусть и три раза в неделю. А то, бывает, придешь, стоишь-стоишь — а его нет. И позвонить, чтобы узнать, что случилось, не получается. Я много раз ходила пешком, даже когда беременная была. Чем больше ходишь — тем больше навыка. И для здоровья полезно. 15 километров — это, в принципе, немного. Но зимой тяжело. Как только снега навалит, по железной дороге никакого движения нет, мы в полной изоляции оказываемся. И пешком особо не находишься — по сугробам дорога весь день занимает».
Для дальних поездок — туда, где существует дорожная сеть, — у семьи Марии есть машина, оставляют они ее у знакомых в Черниговском. В планах купить внедорожник и оставлять его уже у кого-нибудь в соседнем Режете, к которому есть хоть какая-то дорога. До него от Нового Режета всего три километра пешком. Куда меньше, чем пятнадцать.
Очарование глуши
Тепловоз продолжает тащить наш вагончик все дальше и дальше в горы, порой буквально продираясь сквозь разросшийся подлесок. Ветки хлещут по деревянным бортам — от них лучше держаться подальше, чтобы не получить по лицу. Это открытый туристический вагончик, предназначенный для летних экскурсионных поездок: лавки по бокам, посередине стол во всю длину. Мария в таком едет впервые, предполагает, что другие, более подходящие для пассажирских перевозок, в ремонте.
Уже рассвело, дождь прекратился. Периодически, когда мы выныриваем из леса, открываются чудные виды на ущелье: скалы, водопады, шумящая где-то внизу река, дымка над дальними склонами.
Мария рассказывает, что в здешних лесах полно живности: кабанов, зайцев, косуль. По ночам часто можно слышать вой шакалов, а лисы иногда пробираются в курятник и воруют птицу. Периодически в поселке находят и медвежьи следы, случается встречать и самих медведей. К счастью, без последствий.
«Однажды мы во дворе енота обнаружили. Выпал снег, а он на дерево забрался и два дня там сидел. Сжался весь, скрутился, бедняга. Жалко стало. Говорю Грише: “Давай снимем его, хоть покормим”. Муж полез на дерево, а тот ему палец прокусил, спрыгнул — а там собака. Енот хоть и малой, но ей не уступит. На задние лапы встал, верхние поднял, шипит, прыгает. Так они потрепали немного друг друга и разошлись».
Природа не только радует глаз, но и кормит. В реке много форели, в лесах — ягод, орехов, грибов. Кто-то держит пчел, кто-то разводит коров и лошадей. У всех есть огороды. Мария не работает, занимается хозяйством и детьми. Григорий чинит стиральные машинки, раз в неделю выезжает в соседние поселки и села. Небольшой доход семье приносит и дом в Апшеронске, который сдают в аренду.
«На жизнь хватает, — улыбается Мария. — Город сколько дает, столько и отнимает. А тут и при большом желании потратить некуда. Выехал, заработал, закупился продуктами, приехал. И тебе ничего не надо. А в городе — я две недели была, потратила все деньги, которые были. Хотела сейчас с дочкой домой поехать, но за нее же тоже 500 рублей надо заплатить. Оставила ее с бабушкой».
Единственная дорога
Да, вы не ослышались, преодоление 15 километров стоит 500 рублей (по крайней мере, стоило на момент нашего пребывания там). Такую цену для местных жителей установил новый, частный перевозчик, который пришел на место муниципального. Официальная цена для неместных пассажиров — 1000 рублей. А еще год назад проезд стоил 60 рублей. Сказать, что в Новом Режете недовольны такими переменами, — ничего не сказать.
Незадолго до того, как наш состав прибыл на конечную станцию, несмотря на ранний час (7:15), на лужайке, которая заменяет тут привокзальную площадь, собралась значительная часть населения поселка — в основном женщины пенсионного возраста. Они ждали, что поезд привезет хлеб, но не привез. И этот факт буквально воспламенил и без того накаленную атмосферу.
«Он что, охерел, что ли? — не стесняясь в выражениях, восклицает Мария Александровна. — Этот предприниматель или кто он там. 500 рублей за проезд в одну сторону и 250 рублей за одно место багажа. А если я хочу пять мест, я сколько должна за это заплатить? У меня пенсия 13 тысяч. Он тут обогащается, а мы должны половину своей пенсии выкинуть, а потом супчик перловый кушать?!»
Марии Александровне 74 года, родилась и выросла в Новом Режете. Здесь же работала бухгалтером. Она вспоминает, что во времена экономического расцвета территории в поселке кипела жизнь. Здесь было здание леспромхоза, много новых домов, большая столовая и даже детский сад. Все это в прошлом.
Сейчас поезд делает два рейса в день. Из Нового Режета в Черниговское можно уехать в 7:30. Вернуться — в 15:10. Мария Александровна объясняет, что с таким расписанием нормально ни в поликлинику, ни в МФЦ, ни в пенсионный фонд не попадешь, с учетом дороги еще и до Апшеронска.
«Одна наша в городе была, к начальству зашла. Там ей сказали: “Таких, как у вас, поселков у нас много”. И что с того, что много? Можно просто забыть про людей? В других поселках хоть какие-то дороги есть, по которым машина проедет. А у нас эта — одна».
Причина серьезных проблем с муниципальными перевозками в этом году — банкротство организации, которая их обеспечивала. Машинистам несколько месяцев не платили зарплаты, поэтому они все уволились. По крайней мере, так рассказывают местные. Но хотелось бы до конца прояснить ситуацию с помощью тех, кто действительно в курсе происходящего.
Виктор — машинист, который нас привез. Вся его жизнь связана с узкоколейкой. В свое время он возил лес, работал на «Матрице», сейчас управляет локомотивом туристических поездов. Спрашиваю у него, насколько все было плохо с зарплатой на предыдущем месте работы.
«Нашему человеку везде плохо. Хорошо платят — мало, будут платить больше — все равно мало», — отвечает он уклончиво и дает понять, что разговор на эту тему ему неинтересен. Впрочем, он успокаивает, что «Матрица» сейчас на ремонте, но скоро вернется и даже будет снова перевозить школьников.
«Работу муниципального транспорта полностью выполняем мы за счет туристического проекта», — объяснил мне Владимир (фамилию он назвать отказался), руководитель проекта «Шпалорез-экспресс». Теоретически такой расклад должен вселять оптимизм. Социальная функция, которую берет на себя развивающийся бизнес в условиях, когда государство с этой функцией не справляется, — это нормальная практика и вполне благородное дело. Беда в том, что это единственная информация, которую я смог получить от Владимира, и нет никакой уверенности, что речь идет именно о благородстве.
С Владимиром я пытался связаться и до, и во время, и после поездки. Он уверял, что не против пообщаться, но на это катастрофически не хватает времени. В какой-то момент попросил скинуть ему вопросы, объясняя, что ему будет удобнее ответить на них письменно. Но как только это было сделано, перестал выходить на связь.
Таким образом, нет никаких оснований говорить о том, что развитие туристической сферы будет хоть как-то сказываться на благосостоянии территории. Пока это выглядит как два абсолютно не соприкасающихся друг с другом мира: каждые выходные через ветшающую депрессию Нового Режета курсируют прогулочные поезда, источая атмосферу беззаботного веселья и пленительные ароматы шашлыка (прямо в вагонах установлены мангалы). Подбирать пассажиров по дороге им категорически запрещено.
«Совсем совести нет»
Одна из границ поселка четко обозначена глубокой балкой. Здесь когда-то был железнодорожный мост. Потом, когда рельсы разобрали, ему на смену пришел пешеходный деревянный мостик, через который проходил кратчайший путь к соседнему поселку с его полноценным магазином. Мостик смыло бурным потоком, что периодически проносится по балке во время обильных дождей. Но возмущаются местные жители не природным коварством, а бездействием администрации муниципального образования.
«Наш сельсовет тут мостики строил, а сейчас совсем совести нет», — по обыкновению срываясь на крик, объясняет Мария Александровна. Как выясняется, мостик был тут при предыдущем руководителе. Но новый «ничего не дает» — то есть речь уже даже не о строительстве моста, а о предоставлении хоть каких-нибудь стройматериалов.
Дядя Витя ведет нас к балке и показывает перекинутый через нее огромный ствол дуба — с этим помог заезжий тракторист. При наличии определенных навыков и известной доли везения по стволу можно перебраться на другую сторону. Но мы не рискнули: после дождя он был мокрый и скользкий.
«Были бы доски, я бы и сам все сколотил. Уж гвозди где-нибудь бы нашли», — говорит дядя Витя. Но досок тут взять неоткуда, а самостоятельно их купить и привезти, видимо, слишком сложная задача.
Дядя Витя — все его зовут именно так — тоже родился здесь, половину жизни проработал в Туркменистане, но вернулся на родину. Если требуется помощь, приглашают дядю Витю, он никому не отказывает, несмотря на солидный возраст. Ему 72 года.
Соседка дяди Вити Саида — единственная адыгейка среди русского населения поселка. И единственная, кто пригласил нас к себе домой на чай. Дом у нее небольшой — пара комнат и кухня, очень скромный интерьер, дровяная печь в углу. Она достает из холодильника карамельки, которые берегла для особого случая. Ставит на стол трехлитровую банку малинового варенья, нарезает огурцы и помидоры.
Овощи, фрукты, ягоды приносит Саиде приусадебный участок. Лес дает орехи и грибы. С голоду не умрешь. «Но и вкусненького чего-нибудь тоже хочется, — вздыхает Саида, — колбаски, например, или сыра, но за этим нужно ехать».
Саиде 62 года, она приехала в Новый Режет из Майкопа 15 лет назад, еще до выхода на пенсию. Работала поваром и одно время ездила на работу на «Матрице». «Приходилось иногда по вечерам пешком домой возвращаться. Но больше не хожу: медведь может встретить».
Дочь Саиды живет в Майкопе, две внучки учатся в Москве. Но большие города ей не по вкусу, нравится здесь, в глуши. «Когда поезд ходит регулярно, жить здесь неплохо, — говорит Саида и шепотом добавляет: — Правда, страшно иногда». Рассказывает, что как-то сосед умер, три дня в гробу лежал, приходили алкаши, в гроб били, кричали: «Вставай, хватит притворяться!»
Односторонняя связь
Оплот цивилизации поселка — маленькое деревянное здание, половину которого занимает почта, половину — фельдшерский пункт. Рядом несколько пеньков — своеобразный форум, где можно посидеть за разговорами. Разговоры эти, как правило, невеселые.
Саида рассказывает леденящую кровь историю, как дядя Витя зуб себе сам вырывал.
— Взял плоскогубцы, от боли кричит, но рвет. А что еще делать, если болит? 30 километров туда-сюда пешком идти?
— Я тоже сама себе вырывала, — подключается к разговору Тамара. — Встала перед зеркалом, приняла на грудь, прополоскала и вырвала.
Тамара — местный фельдшер, самый ценный специалист в поселке. Но и ее возможности ограничены. Она может оказать первую помощь, измерить давление и сделать укол, чтобы его сбить, может вколоть сыворотку от укуса змеи. Вот, пожалуй, и все.
Тамара поднимает голову и показывает на провод, который ведет к домику, — оптоволоконный кабель от «Ростелекома». В медпункте есть интернет, можно связаться по мессенджеру с «большой землей». Но практической пользы в этом немного: скорая все равно сюда не приедет. На экстренный случай в соседнем поселке есть «Пионерка» — маленькая дрезина: колеса, платформа и двигатель от мотороллера. Это своего рода такси — стоит две тысячи рублей до Черниговского.
Физически к интернету могут получить доступ все жители поселка. Но есть еще и экономический фактор. Тамара рассказывает, что на подключение к сети собрали 12 заявлений от местных жителей. «Ростелеком» выставил цену — 99 тысяч с каждого домовладения.
«Если бедный — сразу в гроб», — лаконично комментирует такие расценки дядя Витя.
Нормальной связи нет и в расположенном через стену от медпункта почтовом отделении. «У меня стоит антенна — глава поставил, спасибо, — говорит Елена, которая им заведует. — Но она толком не работает: интернет очень слабый. Я даже посылку не могу оформить, не тянет он».
Работы у Елены откровенно немного. Последние две недели вообще никакой почты не было. «Иногда приходят письма и переводы, привозят пенсию. Газеты? Никто у нас ничего не выписывает, все телевизор смотрят».
Действительно, спутниковые тарелки здесь есть на каждом, даже самом неказистом, домике. В этом смысле поселок как черная дыра, которая искажает пространство и не дает даже свету вырваться из своего горизонта событий. Практически никакая внутренняя информация не покидает эту местность. Посредством телевизора она только приходит сюда извне.
Мы идем по поселку, и периодически телевизионные голоса вырываются наружу, нарушая идиллию звуков природы. Говорят что-то о национальных интересах и геополитическом доминировании.
В сотрудничестве не заинтересованы
15 километров обратного пути мы решили пройти пешком, не став дожидаться вечернего поезда.
«Чтоб вас доска по лбу ударила, чтобы поняли, как мы тут живем», — напутствовала нас Мария Александровна. В тот момент она накрутила себя до предела и уже не контролировала эмоции. Так что пожелание прозвучало вполне искренне. Помня о нем, мы были особенно аккуратны с досками на обратном пути.
Речь о досках на железнодорожных мостах. Изначально эти мосты не предназначены для пешеходов: рельсы, поперечные балки, и все. А где-то там, внизу, виднеется река, до которой порой десятки метров. Чтобы была возможность пересечь такой мост пешком, не проявляя чудеса эквилибристики, параллельно рельсам уложены доски. Уложены, но ничем не закреплены, поэтому некоторые живут своей жизнью, зловеще двигаясь и приподнимаясь под ногами. Не прогнили — и на том спасибо. Лететь вниз очень долго.
Таких мостов разной длины по дороге несколько. Местные рассказывают, что, когда приходится возвращаться домой ночью, по ним передвигаются на четвереньках. Будни сверхдержавы.
Обратная дорога заняла у нас больше трех часов. Несмотря на прекрасные пейзажи вокруг, удовольствие ниже среднего. Виной тому безжалостное горное солнце и мысли о популяции местных медведей. А еще дело в том, что ходьба по шпалам, оказалось, задействует мышцы, которые в обычной жизни никак не обозначают своего присутствия. Они болели еще несколько дней.
Естественным моим желанием после завершения этого странного путешествия было связаться с главой администрации муниципального образования, в состав которого входит поселок Новый Режет. Вполне предсказуемо до самого Сергея Мовяна дозвониться не получилось. Но его помощник Андрей обнадежил: разговор возможен, Сергею Саркисовичу лишь нужно предварительно ознакомиться с вопросами, которые планируется обсудить. Вопросы я отослал. Причем важно отметить, что в них не было ничего провокационного. Исключительно уважительный тон и приглашение к конструктивному диалогу. В частности, я спрашивал, нельзя ли как-нибудь помочь жителям Нового Режета с досками для моста через балку. Ответ пришел молниеносно: «Администрация Отдаленного сельского поселения не готова к сотрудничеству».
Осколки великого прошлого
Новый Режет останется в моих воспоминаниях как место уникальное во многих отношениях. Место, где никто не назовет своей фамилии. Место, где живут страх и обреченность. Место, до которого никому нет дела. Еще здесь очень красиво — но это как раз скоро забудется.
К сожалению, я могу здесь привести далеко не все мои разговоры с местными жителями. Скажу лишь, что главным наполнением многих из них была злоба. И если по отношению к представителям власти она была приглушена страхом и каким-то совсем уж нелепым по нынешним временам раболепием, то направленную друг на друга эту злобу практически ничего не сдерживало. Вдаваться тут в детали — значит сеять смертельные обиды в и без того хрупком социуме крохотного поселка.
Больше всего меня поразил не сам факт такого отношения друг к другу (в конце концов я смотрел «Левиафана» Звягинцева), а дикий контраст со всем, что мне приходилось видеть раньше в горах и предгорьях Кавказа. Общаясь с аварцами, абазинами, осетинами, черкесами, ингушами, карачаевцами, я привык к тому, что люди, чья жизнь связана с горами, как правило, отличаются от жителей больших городов на равнинах.
Как бы скромно ни жил такой человек, он всегда пригласит тебя в дом и усадит за стол, а разговор с ним будет долгим, приятным и уважительным, потому что общение — это большая ценность. Как бы ни были печальны обстоятельства его жизни, он по крайней мере сделает вид, что принимает их с достоинством. И как бы ни было ему одиноко, он всегда может рассчитывать на помощь и поддержку если не родственников, то соседей. В этом сила горских традиций.
Но здесь все иначе. И вряд ли потому, что горы на Западном Кавказе по высоте и величественности не идут ни в какое сравнение с теми, что расположены восточнее. Дело, конечно, в людях. И их национальность тут ни при чем.
Те, кто в свое время приехал в эти края, чтобы развивать лесозаготовительную промышленность, за несколько поколений так и не сумели обзавестись традициями. Кроме, пожалуй, одной: во всем полагаться на государство. Но волна индустриализации, забросившая их сюда, схлынула и оставила их потомков на пустынном берегу — разобщенными маленькими осколками великого прошлого.
Этот текст написан благодаря нашим читателям, поддержавшим проект «Выезжаем». Прочитать другие материалы проекта можно по ссылке.