Самый вкусный кофе
Я уехала из России в ноябре 2022 года в Черногорию — в сезон дождей и в летнюю квартиру без отопления, в которой ветер срывал оконные рамы. От унылого неуюта меня спасали две типичные кофейни новой волны: небольшие, с хорошими зернами, альтернативными способами заваривания и светлыми минималистичными интерьерами. Кстати, недорогие. Мои друзья называют их экспатскими — ведь там почти всегда можно услышать русскую речь. Кофейни новой волны эмиграции.
На прокуренных ночных автобусах я приезжала в Сербию, чтобы закрывать вопросы, не поддающиеся решению в маленьком черногорском городе — вроде открытия счета без вида на жительство (ВНЖ). Первым делом наутро тоже шла в кофейню — позавтракать, а заодно умыться и почистить зубы.
Через полтора года мы с мужем наконец дождались испанских ВНЖ и переехали в Валенсию — город в трех часах езды от Барселоны вдоль побережья к югу. Решение было стратегическим: тут не такой раздутый рынок жилья и тоже есть море. Идеальная кофейня в районе нашлась сразу. Хороший кофе совместился с изучением языка, поскольку владельцы оставили на столиках книги на испанском: антиутопии, Камю и «Архипелаг ГУЛАГ». В центре города я любила заходить в кофейню, где работают только женщины — воплощение феминизма, важного для этой страны.
Но самый вкусный кофе в своей жизни я попробовала вовсе не в местечке с милым интерьером и альтернативным молоком. Волонтерка налила мне его из большого термоса на одной из затопленных улиц городка Пайпорта, что в трех километрах от Валенсии. Мы стояли на расчищенном островке с гуманитарной помощью: лекарствами, памперсами, пакетами сока. Солоноватый вкус кофе «три в одном» заглушал запах речного ила и тухлой органики, который бил в нос, когда я снимала респиратор. Это было то, что нужно после четырех часов уборки глины и грязи.
Бог из машины
О наводнении в Валенсии я узнала в аэропорту. Тридцатого октября мы с мужем должны были вернуться из Парижа и заселиться в новую съемную квартиру — собственно, пару недель у друзей во Франции мы и провели в ожидании, пока она станет доступной.
«У меня ЧП», — написала хозяйка нашей квартиры, когда рейс перенесли в первый раз. Накануне вечером улицу, на которой она живет, затопило. Сама хозяйка чудом спаслась — возвращалась с подземной парковки, когда воды было уже по колено. Первые СМС с призывом не выходить из дома пришли слишком поздно.
Через несколько часов самолет все же взлетел. К тому моменту мы уже посмотрели десятки роликов, снятых с верхних этажей в пригородах Валенсии. На видео по улицам плыли машины. Деревья. Железная арматура. Люди — живые, пытавшиеся зацепиться за край дома или фонарный столб, и мертвые.
Вечером 29 октября в окрестностях Валенсии прошли экстремальные дожди. За восемь часов выпала годовая норма осадков. Реки вышли из берегов и затопили несколько городов. В эпицентре оказалась Пайпорта, в которой и жила хозяйка нашей квартиры. По официальным данным, из-за наводнения погибли больше 200 человек, тысячи признаны пропавшими без вести.
Бедствие стало самым смертоносным в истории Испании с 1957 года. Тогда случилось масштабное наводнение, после которого реку Турию, пересекавшую Валенсию, осушили — сейчас на ее месте прекрасный парк. Именно благодаря тому решению в этот раз сам город почти не пострадал, за исключением транспортной системы.
Метро в Валенсии не работает до сих пор. А 30 октября было почти невозможно вызвать такси: дороги перекрывали для проезда скорой помощи. Мы час простояли в очереди к водителям, которые каким-то чудом доехали до аэропорта. В итоге нас подвезла девушка из России. Она приехала встречать друзей, и в машине оставалось два места. «Буду ждать плюшек от кармы», — сказала девушка, отказавшись от денег.
Вечный праздник
Из-за траура в Валенсии отменили гулянья в честь Хеллоуина. Удивительно для города, который перманентно находится в состоянии праздника. Когда мы только приехали сюда в начале марта, по улицам маршировали оркестры, взрослые и дети круглые сутки взрывали петарды — и так три недели. А в конце все весело сжигали гигантские фигуры, расставленные на улицах города. Тут это называется Файес — праздник напоминает Масленицу и по задумке, и по символическому значению.
На Пасху испанцы устраивают костюмированные шествия (марширующие оркестры, конечно, тоже никто не отменял). Во время религиозных праздников и многочисленных Дней Валенсии многие заведения и учреждения с удовольствием не работают.
Впрочем, несмотря на траур, вечером 31 октября я встретила мужчину в образе Супермена. Он шел с двумя детьми лет семи — десяти в ярких хеллоуинских костюмах и с ведрами для конфет. Всем хочется нормальной жизни.
Мне тоже. Поэтому первым делом я сделала маникюр и покрасила брови, обсуждая с мастерицами ужас произошедшего. Но как бы мне ни хотелось чувства нормальности, все было не так. Не получалось сосредоточиться ни на работе, ни на обустройстве нового жилья. Рассматривая в автобусе по пояс измазанных в грязи волонтеров, возвращавшихся из затопленных районов, я поняла, что у меня должен появиться свой хеллоуинский костюм. С маской-респиратором и метлой.
На границе миров
Третье ноября. Я, адвокат — антивоенный активист и корреспондентка одного «нежелательного» медиа (по российским законам не могу сослаться на ее репортаж, но кто хочет, тот найдет) — трое россиян в эмиграции — могли бы встретиться на какой-нибудь медиаконференции или митинге. Но мы вместе идем пешком от окраины Валенсии до Пайпорты. На машинах туда не проехать.
Дорога занимает около часа. По пути встречаются все жанры живописи. Пейзаж: поле, усыпанное бытовой техникой, которую принесло водой, — урожай стиральных машинок. Натюрморт: ботинки, выброшенные прямо у обочины, все в коричневой глине. Портрет — индивидуальный и групповой: десятки волонтеров идут в сторону Пайпорты и обратно. По оценкам испанских медиа, каждый день последствия наводнения помогают устранять несколько тысяч человек.
Адвокату везет: у него есть резиновые сапоги. Журналистка слишком быстро собиралась в командировку, поэтому у нее с собой только белые кроссовки. Она повязала поверх них пакеты-майки. Спойлер: это не спасло кроссовки от гибели. Я накануне не смогла найти резиновые сапоги в нескольких магазинах у дома, теперь это дефицитный товар. Иду в обычных сапогах из кожзама на шнуровке. Поначалу пытаюсь надеть сверху пакет, как моя спутница. Пакет мгновенно слетает. Я хочу выбросить его в мусорку в паре шагов от дороги — и по щиколотку увязаю в чавкающей грязи. Адвокат поздравляет меня с боевым крещением. Дальше я уже не боюсь испачкаться.
Мы идем вдоль апельсинового поля рядом с Пайпортой. В невысоких кустах, как волосы в расческе, застрял мусор, но сами цитрусы на месте. Три вещи станут для меня символами стойкости: апельсины, испанская плитка и стоматологические кресла. Они выдержали поток воды, который сгибал пополам железные ворота и сносил мосты. Проходим мимо городского кладбища. Здесь тоже была вода, но могилы выглядят прилично. Видим первый пострадавший дом — невероятно красивый особняк. В его дворе — гора мебели, матрас, детские игрушки. Делаю фото этого хлама на фоне цветущего дерева. «Дальше такого будет гораздо больше», — обещает адвокат.
Финальное испытание в этом шествии — перейти через мост. Искореженный, вывернутый наружу железобетонный мост, по которому раньше ходил поезд метро, пересекая реку Пойо. Именно эта река 29 октября перелилась через край и хлынула в город. Теперь в ее русле виднеются остовы машин.
Мост разделяет мир зелени, солнца, свежего воздуха — и мир, покрытый слоем зловонной глины. «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Перчатки, маски и респираторы, сапоги, белые ковидные комбинезоны — без контекста можно подумать, что в Пайпорте снимают фильм о ликвидаторах аварии на Чернобыльской АЭС. На самом деле так волонтеры и местные жители защищают себя от инфекций, которые могут быть в воде. Они занимаются тем, на что не хватает рук у военных и спасателей (или политической воли местной власти), — очищают дома и улицы от мусора и глины.
На всех стенах четкая ватерлиния на расстоянии двух метров от земли, выше человеческого роста. До такого уровня поднялась вода. Здесь же — пугающие глиняные пятерни. Кажется, что кто-то хватался за стены, пытаясь спастись. На самом деле отпечатки оставляют волонтеры, пока обходят машины, мебель, ветки, которыми завалены улицы. Иногда опереться о стену — значит не увязнуть в грязи.
Место, где собирается семья
«Видеть брошенных людей, которые пытаются сохранить хоть что-то в своих домах и найти близких, очень сложно», — предупредила волонтерка из России накануне моего похода в Пайпорту. Мне было сложнее всего видеть, как разрушились воспоминания и мечты.
Увидев мой фотоаппарат, со мной знакомится испанец Луис. Он вырос в Пайпорте, учился кататься на велосипеде на той улице, где сейчас мы стоим по колено в грязи. Его отец тоже родился здесь и с четырех лет играл на саксофоне. На свои деньги построил музыкальную школу, а рядом — концертный зал со сценой. Здесь выступали местные группы. По словам Луиса, за несколько дней до наводнения были концерт и бранч. Свежая афиша все еще висит на доске объявлений у входа в зал, но буквы расплылись из-за воды. Внутри темно, но, если посветить фонариком, видно: бархатная обивка кресел, сцена с инструментами — все в коричневой жиже.
Когда началось наводнение, Луис был на работе за пределами Пайпорты. Как только вода сошла, приехал в родной город и двое суток помогал семье расчищать концертный зал. Потом стал уезжать на ночь к другу, чтобы помыться (в Пайпорте не было воды), — и снова возвращался.
Третьего ноября у бабушки Луиса был бы день рождения, но она умерла много лет назад. В этот день вся семья собиралась в ее доме. Сейчас заглянуть туда можно только через щель в досках. Внутри гора стульев, мусора, растений с улицы. Вода проникла в квартиру и устроила там хаос. Теперь семья собирается на уборке улицы. Как и сотни других семей — а там, где не хватает рук близких, помогают волонтеры.
Пока Луис рассказывает мне свою историю, его голос начинает дрожать, а глаза мокнут. У меня тоже ком в горле. Я вспоминаю семейные праздники, в которых я не участвовала уже два года — с того момента, как эмигрировала. Спрашиваю Луиса, можно ли его обнять. Он не хочет запачкать меня грязной одеждой, но соглашается.
«Кроме волонтеров, у нас никого нет, наши власти нас бросили», — говорит Луис. И рассказывает, как генералитет Валенсии несколько дней отказывался от помощи премьер-министра, чтобы не «добавлять очков» политическому оппоненту.
Тимбилдинг и комод
Я возвращаюсь в Пайпорту через несколько дней — вместе со знакомой, которая до этого делилась со мной опытом волонтерства. Для нее это уже четвертая поездка. Девушка говорит, что со временем ей стало психологически проще видеть горе людей (раньше она возвращалась и рыдала). Волонтерство помогает бороться с чувством вины за то, что «недостаточно сделала, чтобы предотвратить глобальное потепление» — по оценкам экспертов, именно оно стало причиной экстремальных дождей, которые привели к наводнению.
Вместе с нами идут волонтерить еще четыре женщины: россиянка, две украинки и американка. Все переехали в Валенсию два года назад. По дороге мы обсуждаем выборы в США (американка в шоке от победы Трампа) и то, что у пострадавших от военных действий гораздо меньше моральных ресурсов для волонтерства (одна из украинок вздыхает: «Не ракета, так наводнение»).
Но в Пайпорте все разговоры стихают, слышны только синхронные всплески щеток. Мы вшестером стоим шеренгой вдоль улицы и метем. То есть гоним грязную воду с участков, где она скапливается, по направлению к сточным каналам. Это настоящий тимбилдинг: если кто-то в цепочке остановится, все утечет назад. Другой вариант — поставить несколько щеток перед собой в единую шеренгу и синхронно идти по направлению к сливу. Так получается захватить больше грязной воды за раз. Никто этому не учит. Нужно просто пробовать — и, если это работает, продолжать.
Когда воды на нашей улице больше нет, идем дальше. Проходим мимо дома с красивой плиткой на полу. Хозяин не против помощи. Тут неожиданно появляется новое знание: если щетка с длинной щетиной эффективнее на улице, то с коротким ворсом — идеальна для помещения. Немного воды, немного потереть — и из-под глины выглядывают глазурованные квадраты с узорами.
Вдруг мы понимаем, что уже очень долго трем пол, но откуда-то снова стекает грязь. Оказывается, в углу стоит дубовый комод, за которым скопилась куча глины. Хозяева пытаются его отодвинуть, но комод слишком тяжелый. Тогда испанцы начинают его «облегчать» — выбивать с ноги дверцы, задние створки, ящики, а затем выносят по частям в кучу на улице. Мы с девушками из России и Украины в ужасе переглядываемся: в наших странах такое обращение с дубовой мебелью сочли бы кощунством. Но испанцы меньше ценят антиквариат — многие покупают новую, более функциональную мебель вместо винтажной. Пока я мою пол по второму кругу, гадаю, придерживается ли хозяин этих взглядов или просто уже смирился с потерей многих вещей.
Разделавшись с комодом, хозяин прерывается на обед — бокадильи, или большие бутерброды на багете, ему дали волонтеры, которые разносят по городу еду. Это особенно актуально для людей, которые пока заперты на верхних этажах. Им продукты поднимают в сумках на веревке. В моей группе только одна девушка взяла еду из дома, и я делюсь со всеми булочками из супермаркета. Отказывается только американка. Ей хочется побыть одной: это ее первый визит в Пайпорту, и от увиденного ей нехорошо. Но скоро мы вместе выпьем кофе и почувствуем себя лучше.
На выходе из Пайпорты я замечаю на окне плюшевую панду в футболке с надписью на испанском: «Спасибо за помощь». В Валенсии водитель автобуса видит, что я еле тащусь с метлой и в грязный ботинках, и несколько минут ждет на остановке, чтобы я успела дойти.
* * *
На обратном пути разговариваю с испанкой, которая в свой выходной ходила помогать друзьям в Пайпорте. «Никаких хороших новостей: Украина и Россия, Палестина и Израиль, американские выборы, — жалуется она. — И власти Валенсии поступили как мьерде («дерьмо». — Прим. ТД)». Почувствовав момент, делюсь наболевшим: неужели в любой стране власти плевать на благополучие простых людей? Испанка не соглашается: хорошие политики есть, просто их нужно искать, выбирать — и добиваться от власти правильных решений.
Через три дня в центре Валенсии соберутся 100 тысяч человек. Они будут требовать отставки главы региона Карлоса Маcона за бездействие во время наводнения и в первые дни после него, принесут к зданию правительства гору испачканной обуви и измажут грязью стены. А я стану думать, какое это необычное чувство, когда власти согласовывают акции протеста, а задерживают только самых «буйных».
Говорят, верный признак адаптации к новой стране — когда человек начинает читать местные новости и вникать в локальную политическую повестку. Если так, то моя адаптация произошла как-то очень резко. Но даже когда я не до конца понимаю валенсийцев, у нас с ними точно есть что-то общее. Дерьмовый цвет ботинок. Боль за свою страну. И желание что-то изменить.
А пока я привожу в порядок свой новый дом: разбираю вещи, оставшиеся от старых жильцов, думаю, как переставить мебель. Хозяйка помогает. Каждый раз, когда я пишу ей, что собираюсь в Пайпорту, она отвечает: «Спасибо». Получается, мы помогаем друг другу облагораживать наши дома. Я бы очень хотела, чтобы они простояли как можно дольше.